Энгельсу можно было уже ехать в Париж, но, как всегда, не хватало денег.

9 марта, словно в насмешку, вернулся его багаж из Парижа. На его пересылку Энгельс истратил пятьдесят франков. Теперь столько же надо платить, чтобы снова отправлять его в Париж.

Маркс писал о новом Центральном комитете. Его, Маркса, выбрали председателем, Шаппера — секретарём. Вместе с Вольфом и Моллем в ЦК вошёл и Энгельс.

Революция лавиной шла по европейским странам.

13 марта восставшие победили в Вене, столице Австрии. Император Фердинанд со всей императорской фамилией в сопровождении двора и высших сановников укрылся в маленьком моравском городке Ольмюце и мечтал лишь об одном — как бы снять с себя корону и при этом сохранить голову.

В Берлине шли баррикадные бои. 22 марта победивший народ хоронил сто восемьдесят семь бойцов, павших в сражении. Процессия остановилась перед дворцом прусского короля. Король Фридрих-Вильгельм IV ещё несколько дней назад колебался, принимать ли ему, монарху, условия восставших: обещать стране конституцию, избирательные права. Теперь ему приходилось лишь надеяться на милость толпы.

— Короля! — грозно требовал народ.

Бледный от страха, Фридрих-Вильгельм вышел на балкон.

— Сними шляпу перед усопшими! — раздавались крики.

И король обнажил голову.

В тот же день, 22 марта, народ Милана изгнал из города австрийских солдат.

Со дня на день ожидали восстания в Польше. Спорили, каким путём через месяц-два победят чартисты в Англии.

И если бы кто-нибудь крикнул: «Бог прогнан с небес, там провозглашена республика!» — все бы ему поверили.

В Париже кое-где сохранялись полуразрушенные баррикады. Их решено было оставить для истории.

Во дворце Тюильри, в покоях свергнутого Луи Филиппа лежали раненные в уличных боях рабочие.

Утром Энгельс подошёл к окну и увидел похоронную процессию. Оркестр играл «Марсельезу», на украшенных дрогах везли гроб с телом скончавшегося от ран рабочего. Его провожали десять тысяч национальных гвардейцев и вооружённых граждан.

Луи Блан, член правительства от демократов, ежедневно обещал рабочим всевозможные блага.

Газету демократов «Реформа» редактировал Фердинанд Флокон. Энгельс хорошо его знал. В своё время он напечатал немало статей в этой газете и частенько консультировал Флокона, не очень сведущего в тонкостях демократических партий разных стран. Теперь «папаша Флокон», как называли его друзья, стал членом правительства. Это он прислал вызов Марксу в Париж.

Флокон жил всё в той же скверной квартире на пятом этаже. Из старой глиняной трубки покуривал тот же дешёвый табак.

— Только и приобрёл себе, что новый халат. В старом неудобно принимать чиновников. Ну что, похож я на министра? — спросил он, посмеиваясь.

— Вы похожи на папашу Флокона.

— То-то же. Наша публика быстро переменилась. Я понял, в чём особенность мелких буржуа, — они мгновенно хватают всё, что плохо лежит. Буржуа любое событие повернёт себе на выгоду. Так что в нашем правительстве я слыву оригиналом.

Энгельс принёс «Требования коммунистической партии в Германии». Это была короткая программа коммунистов, при выполнении которой буржуазно-демократическая революция в Германии была бы доведена до конца. В требованиях говорилось о создании единой республики, о всеобщем вооружении народа, об отделении церкви от государства.

— Смело взялись вы за дело, — покачал головой Флокон, прочитав «Требования». — Наши так не расхрабрятся.

Настроение масс в Париже постепенно менялось.

Правительство продолжало раздавать красивые обещания. Но рабочие перестали им верить.

— Союз мелких буржуа и рабочих не затянется надолго. Буржуазия уже сейчас предаёт пролетариат, рабочие обязательно выйдут на баррикады, — говорил Маркс.

— Купите фиалки! Весенние фиалки — цветы надежды! — кричали на улицах цветочницы. — Купите фиалки для своих дам. Вашим дамам важно не потерять надежду.

— Надежда из Парижа уходит, но зато появляется в Германии. — Маркс выбирал букетик для Женни. — Нам, дорогой Фридрих, пора отправляться в Рейнскую область, в Кёльн. Там самая развитая промышленность и, следовательно, самый организованный рабочий класс. Нашу газету мы назовём «Новая Рейнская». Чтобы все знали, что мы продолжаем традиции той, старой, которую я редактировал шесть лет назад. Думаю, кое-кто помнит её прощальный номер с обещанием вернуться. Надо пользоваться свободой печати, отвоёванной у прусского короля.

Энгельс — Эмилю Бланку.

в Лондон

Бармен, 15 апреля 1848 года.

«Дорогой Эмиль!

Я благополучно добрался сюда. Весь Бармен ждёт, что я буду делать. Думают, что я сейчас же провозглашу республику. Филистеры дрожат в безотчётном страхе, сами не зная, чего они боятся. Во всяком случае, полагают, что с моим приездом многое быстро разрешится… Паника здесь неописуемая. Здесь господствует всеобщее разложение, анархия, отчаяние, страх, ярость, конституционный энтузиазм, ненависть к республике и т. д.

Но по-настоящему они удивятся, когда примутся за дело чартисты… Мой друг Дж. Джулиан Гарни… через два месяца будет на месте Пальмерстона. Об этом я готов побиться об заклад на два пенса и вообще на любую сумму.

…Передай привет Марии и детям. До свидания.

Твой Ф.».

Для издания «Новой Рейнской газеты» требовался начальный капитал в тридцать тысяч талеров. Необходимо было найти акционеров.

— Акции принесут хороший доход, газета станет популярной во всей Германии, — пробовал агитировать Энгельс в своём доме. — Ты бы мог, отец, выделить тысячу талеров.

— Вместо тысячи талеров я бы с удовольствием пустил в твоих дружков тысячу пуль! — свирепел отец. — Твоё ослепление мне непонятно. «Свобода, равенство, братство!» — передразнил он лозунг французской революции. — Неужели ты до сих пор не дошёл до простой мысли, что свобода и равенство несовместимы. Ведь ты перечитал столько учёных книг!

— В нашем обществе свободной конкуренции они действительно несовместимы. А в коммунистическом…

— А коммунистического я не хочу. И давать собственные деньги себе во вред не стану.

Маркс снял помещение для редакции в Кельме на улице Святой Агаты.

— Члены Союза коммунистов рассеяны по городам, их едва ли наберётся несколько сотен, поэтому нам надо объединяться с демократами. Мы должны войти во все демократические организации и толкать их вперёд, — говорил Маркс.

Вместе с Энгельсом и Веертом они вступили в демократическое общество Кёльна, Лупус — в Бреслау, Шаппер — в Висбадене. Одновременно у себя в городах они возглавили рабочие союзы, распространяли акции, писали корреспонденции для «Новой Рейнской».

Энгельс вернулся в Кёльн 20 мая. В родном городе ему удалось разместить четырнадцать акций по пятьдесят талеров. По плану до выхода первого номера оставалось сорок дней.

— Ждать нельзя, начинаем издавать немедленно. Пиши передовую, — сказал Маркс, едва они поздоровались.

— А деньги?

— Пока вместо тридцати только тринадцать тысяч. — Маркс нахмурился. — Но 31 мая газета должна быть готова.