— Правда? — В голосе послышалась грусть. Не хотелось разговаривать с ним о сыне. К тому же это могло повлиять на состояние Джулиуса.

— Правда, я настоял, чтобы он побыл еще немного после твоего отъезда. И он остался, но злился по каждому пустяку и не мог заняться ничем полезным. Все это не идет на пользу старику вроде меня. Ведь мы знаем, что у меня давление.

Она кивнула.

— Вот почему, — поспешил продолжить он, — я хочу, чтобы вы помирились. Пусть я стар, но не глуп. Что бы ни произошло между вами, а я не имею понятия, что могло между вами произойти, это совершенно выбило Эдвина из колеи. И я уверен, тебя тоже. Мне от души хочется, чтобы два самых дорогих мне человека все уладили между собой, пока не пришла старуха с косой. — Последние слова прозвучали слишком театрально, он, должно быть, сам почувствовал это и громко закашлялся, глядя на нее немного смущенно. — Сходи за ним, — сказал он. — Приведи его сюда и осчастливь старика.

Анна слушала его со все возрастающей тревогой и, когда он закончил, разразилась потоком извинений, пытаясь объяснить, что он ошибается. Но Джулиус не проронил больше ни слова. Не оставалось ничего другого, как идти в кабинет к человеку, которого хотелось видеть меньше всего на свете.

Дверь в кабинет была открыта. Эдвин стоял у окна, держа руки в карманах и о чем-то сосредоточенно думая. При виде высокой напряженной фигуры у Анны вырвался вздох. Он явно пребывал в отвратительном настроении.

С замиранием сердца Анна все же постучала, и он вздрогнул.

Ужасное ощущение, подумала она мрачно. Как будто входишь в клетку с голодным зверем.

Разговаривать с ней он не хотел, на простую вежливость был не способен. Впрочем, и ей она сейчас давалась с большим трудом. Сколько страданий из-за этой пресловутой мужской гордости. Но сейчас его гордость волновала ее меньше всего.

— Я… Джулиус прислал меня. — Она занервничала и запнулась. Он медленно, очень медленно повернулся к ней, окинул холодным взглядом серых глаз с головы до ног и посмотрел в глаза.

— Зачем? — спросил он совершенно равнодушно, таким тоном, что продолжать стало еще труднее. Это разозлило ее. Стоит здесь, словно пятнадцатилетняя девчонка перед директором школы. Обидно.

— Слушай, — сказала она так же холодно. — Мне не хотелось идти сюда, точно так же как тебе не хочется видеть меня здесь. Но меня прислал Джулиус, и я не могла не подчиниться.

— И что же он хочет? — в голосе послышалась досада.

— Он, похоже, думает, что между нами возникли некоторые трения…

— Правда? Какая проницательность.

— И еще, — продолжала она, стараясь оставаться невозмутимо спокойной, — он хочет, чтобы все уладилось.

— Чтобы все уладилось прямо сейчас? — Эдвин холодно улыбнулся. — И зачем ему это надо?

— Не усложняй мою задачу. — Анна вздохнула и недовольно нахмурилась.

— А ты не разыгрывай из себя жертву, — прорычал он в ответ. Подобные вещи со мной не проходят.

Показалось, что он сейчас объяснит свои слова, но он отвернулся, и лицо стало суровым.

— О господи! — сказал он наконец. — По-моему, бессмысленно обсуждать все это. Ему хочется, чтобы мы все уладили, так почему бы нам не подчиниться? — Он улыбнулся какой-то неопределенной жесткой улыбкой. — По крайней мере, не сделать вид, что мы помирились?

Он кивнул на дверь. Анна повернулась и быстро зашагала по коридору и вверх по лестнице, с неприязнью слыша за спиной шаги.

После отъезда из Брайдвуд-хауса она тысячу раз проигрывала про себя варианты их встречи, но ни один даже отдаленно не напоминал происходящее. Оно было намного ужаснее всего, что только можно было вообразить. Совершенно естественно, что он злится, но Анна и не предполагала, что он так беспощаден в гневе. Пожалуй, единственное, в чем не ошиблась, что будет чувствовать себя несчастной, что ее по-прежнему отчаянно влечет к нему. Здесь я попала в точку, невесело подумалось ей.

Они подошли к спальне Джулиуса, и Эдвин наклонился и прошептал ей в самое ухо:

— Дорогая, постарайся, чтобы все было как можно более убедительно. Не хочу разыгрывать эту сцену еще раз. Хотя тебе это будет нетрудно, ведь лицемерие — твоя стихия. Знаю, приходилось сталкиваться с такими двуличными людьми.

— Не сомневаюсь, — ответила Анна совершенно спокойно, но ощущение было такое, словно в сердце всадили острый нож. — Ты же с ними одного поля ягода.

Прежде чем повернуться к двери, она взглянула на него. Казалось, Эдвин сейчас ударит, но она уже постучала, открыла дверь, и теперь на лице была улыбка, хотя и несколько натянутая.

Джулиус полулежал на подушках с выражением ожидания на лице.

— Наконец-то! — Голос был подозрительно веселым. — Я было решил, что ты снова сбежала.

— Отец, ты выглядишь значительно лучше, — сказал Эдвин, становясь рядом с Анной у постели, и Джулиус кивнул.

— Просто удивительно, что может сделать хороший человек лишь одним своим присутствием. Разве не так, сынок?

— О, да, — спокойно отозвался тот. «Удивительно»?! Речь шла о ней. И под словом «удивительно» имелось в виду что-то не особенно хорошее.

— Мне бы не хотелось расстраивать тебя, — проговорил Эдвин, — но между нами нет никаких разногласий, а посему это небольшое путешествие совершенно напрасно.

— Значит, смеешься над стариком, — проворчал Джулиус недовольно. — Над старым больным человеком.

— Ну ладно, будет. Что же ты хочешь от нас?

Джулиус помолчал, обдумывая вопрос, затем сказал слабым голосом:

— Вы, конечно, будете возражать, но я чувствую возникшую враждебность. Сначала мне казалось, что вы прекрасно поладите. Но вот вдруг моя дорогая медсестра уезжает, а ты бушуешь несколько недель кряду, перепугав всех нас. Мне кажется, здесь все просто, как дважды два.

Анна слабо улыбнулась, а Эдвин несколько нетерпеливо ответил:

— Хорошо. Мы успокоим тебя, если это так необходимо. — Он повернулся, и на нее словно налетел порыв холодного ветра. Анна, улыбнись и скажи моему папе, что он все это выдумал.

Она улыбнулась и сказала то, что от нее требовалось.

Джулиус кашлянул.

— Я так рад. А теперь поцелуйтесь в знак примирения. Я буду так счастлив.

У Анны засосало под ложечкой. Такого она не ожидала. Было неприятно даже стоять рядом, не то что целоваться.

— Пожалуйста, — попросил Джулиус таким умирающим голосом, что Анна заподозрила притворство.

Эдвин пожал плечами и повернулся. Она вся покрылась испариной. Ведь он не сделает этого! Но он сделал. Наклонился и поцеловал холодными губами. Прикосновение было коротким, почти мгновенным и не требовало ответа. Но показалось, что он прикоснулся к каждой клеточке ее тела. Внутри все вспыхнуло, дыхание перехватило, и она попятилась.

— Спасибо. — Джулиус говорил тем же слабым голосом. — Я так рад, что все утряслось. — Он закрыл глаза, откинулся на подушку, и в наступившей тишине она услышала свой голос как бы со стороны:

— Теперь я могу идти к себе? Мне нужно принять ванну…

В поцелуе Эдвина не было никакого чувства. Точно так же можно поцеловать совершенно незнакомого человека или любой неодушевленный предмет. Но и от такого поцелуя у нее закружилась голова. Это просто из рук вон плохо. Анна была совершенно сбита с толку, хотелось плакать. Неужели это будет продолжаться вечно? Неужели ее тело всегда будет жаждать его прикосновений, и всегда она будет сравнивать с ним всех остальных мужчин?

Анна направилась к двери, думая лишь о том, чтобы не упасть. В коридоре она заспешила к себе, не слыша, что Эдвин идет за ней следом. У двери он схватил ее за руку, втащил в комнату и плотно закрыл дверь.

— Пожалуйста… — Она запаниковала. — Что ты делаешь? Пожалуйста, уходи.

— Ох, нет, — проговорил он нежно. В глазах зажглось желание. — По-моему, тот поцелуй был не особенно убедительным, ведь так? Он не идет ни в какое сравнение с теми, что были раньше.

Она не успела запротестовать, как он, запустив руку в ее волосы, припал губами ко рту. Из него, словно яд, изливалась злоба. Он целовал ее крепко, безжалостно, заставив раздвинуть губы, вторгаясь языком в теплую глубину рта.