Трубач карабинеров К.Шеель, описывая эти атаки, сообщает:

"Нашим главным противником были русские драгуны, многих из которых карабинеры закололи своими длинными эспадонами

(палашами —

А.П.), и многих взяли в плен. При этой атаке мы потеряли относительно мало людей, поскольку кирасы обеспечивали очень хорошую защиту против изогнутых драгунских сабель. Русские были обращены в бегство. Мы остались хозяевами поля боя, так называемого Семеновского плато, и могли теперь снова наблюдать (за ходом боя). В это время нам был дан новый командир в лице графа Огюста Коленкура".

По словам Шееля, корпус опять простоял в бездействии около двух часов.

Наблюдая за неудачной атакой тяжелой кавалерии, Пажель решил, что настала его очередь идти в наступление. Возбуждая боевой дух своих солдат, он объезжал фронт своей дивизии, направляясь от второй бригады к третьей (иностранной) генерала Сюберви. Оба генерала, - рассказывает Био, -

"ехали вместе вдоль фронта этой бригады, хладнокровно рассуждая под неприятельским огнем о том, где будет расквартирована армия в случае победы в сражении (в чем никто не сомневался, как и в том, что за победой последует заключение мира). Генерал Пажель высказывался за Украину, а Сюберви - за Подолию, когда я увидел подлетающую гранату. Я крикнул: "Берегись!", но они были слишком заняты рассуждением о будущем расквартировании, чтобы услышать меня".

В тот же самый момент к Сюберви подскакал прусский лейтенант фон Арнштедт, бывший при нем офицером-ординарцем. Разорвавшийся снаряд снес бедро лошади Пажеля и всю заднюю часть лошади Сюберви, так что тот упал плашмя через вырванное отверстие.

"Когда бригадный адъютант и лейтенант

фон Арнштедт подскакали, чтобы поднять генерала, у него под ногами взорвалась граната, подбросила его на несколько футов в высоту и убила двоих ординарцев, находившихся позади него, не ранив серьезно ни самого генерала, ни обоих офицеров: лишь небольшой ожог и незначительная контузия вынудили бригадного командира оставить поле боя".

Пажель поднялся цел и невредим и пересел на другую лошадь. Как раз в это время прибыл генерал Коленкур, посланный императором, чтобы сменить Монбрена[35].

Видимо, в это же время генерал Фриан заметил, как вдали справа от Семеновской от кромки леса отделилась большая масса русских войск и направилась на его дивизию.

"Он решил, что ей угрожает опасная атака кавалерии, -

пишет его сын, -

и спешно направил одного из своих офицеров к полковнику Пушлону из 33-го линейного, полк которого подвергался наибольшей опасности, чтобы приказать ему немедленно образовать каре; это было весьма своевременно, так как едва этот маневр был им завершен, как 5-6 тыс. русских кирасир и драгун яростно набросились на этот полк, который, не потеряв мужества, с хладнокровной невозмутимостью в течение трех четвертей часа вынес не только

три

сильнейшие атаки, но еще и огонь одной батареи, обстреливавшей сбоку третий фас его каре. Оживленной стрельбой он отразил эти атаки, убив и ранив большое число людей и лошадей, и отбился таким образом от этой многочисленной кавалерии, которая, наконец, поспешно и в беспорядке отступила".

К началу этой атаки Мюрат, находившийся далеко впереди своих войск, вынужден был укрыться в каре 33-го полка.

"Там, будучи очевидцем хладнокровного героизма, с которым этот полк в течение трех четвертей часа сопротивлялся атакам кавалерии и беспрерывному артиллерийскому огню, король с восхищением воскликнул: "Ах, храбрые люди, храбрые и доблестные солдаты!". Капитан Мишель... сказал ему в пылу сражения: "Сир, это солдаты генерала

Фриана". "О! Я больше не удивляюсь, - ответил ему король, - узнаю тут руку и сердце этого выдающегося воина".

Командовавший этой бригадой (33-й полк состоял из пяти батальонов) генерал Дедем де Гельдер, человек честолюбивый и претенциозный, позднее был возмущен тем, что в рапорте Мюрата упомянуто лишь о действиях 15-го полка, а об остальных войсках сказано лишь то, что

"генерал Фриан поддержал это движение всей остальной своей дивизией, расположенной в резерве побригадно".

В рапорте Дедем специально подчеркнул,

"что дивизия, за исключением 15-го полка, оставалась в резерве, тогда как моя бригада, которая прикрывала большое плато, выдержала

три

атаки неприятельской кавалерии".

В мемуарах Дедем еще более резко высказался против упомянутой фразы из рапорта Мюрата.

"Это утверждение является тем более странным, что король дважды отступал в одно из каре моей бригады, в то время, когда неприятельская кавалерия атаковала нас... Хорошенький способ оставаться в резерве, когда она

пять раз

отбивала неприятельскую кавалерию, которая атаковала три каре моей бригады, каковая в течение трех часов подряд находилась под ядрами и пулями. Маршал Ней громко спросил меня: "Какой дурак поставил вас здесь?", и обратился затем к королю: "Король Неаполитанский, почему Вы не атакуете вашей кавалерией?".

За время сражения 33-й полк потерял 48 офицеров и 900 солдат. 48-й полк потерял 800- 900 чел., и это свидетельствует о том, что он также был в гуще боя, в отличие от солдат

испанского полка, которые около 1 часа пополудни направились к левому флангу дивизии Фредерихса и оставались там до вечера[36].

Не просто определить время этих русских контратак. Скорее всего, они происходили в полдень, так как вскоре затем наступило некоторое затишье в действиях обеих сторон, вызванное демонстрацией русской кавалерии Уварова и Платова севернее Колочи. Внимание вице-короля, а затем и императора было отвлечено от эпицентра сражения. Обе стороны получили передышку, занялись перегруппировкой войск и подтягиванием резервов. Брешь в центре русской позиции закрывает пехота 4-го корпуса, а в третьем часу, как видно из рапорта Корфа, сюда же подходит и 2-й кавалерийский корпус. С французской же стороны это пространство прикрывала в основном кавалерия. Один "вулкан" - группа русских укреплений перед и возле дер. Семеновское - был "потушен" французами ценою огромного напряжения сил. Оставался еще один "огнедышащий" редут — батарея Раевского. Но атаковать его французы могли лишь после наведения порядка на своем крайнем левом крыле. Противники переводили дух и готовились к продолжению борьбы.

Итоги

Приостановка примерно на два часа французских атак и русских контратак не означала полного прекращения боевых действий. Напротив, противники подтягивали к центру позиции свежие артиллерийские роты и безжалостно громили ряды друг друга. С французской стороны здесь действовала артиллерия 2 и 4 кавалерийских корпусов; позднее шесть батарей Серюзье были сменены 36 орудиями гвардейской конной артиллерии генерала

Сорбье.

"Эти огромные батареи, -

пишет Богданович, -

построившись впереди Семеновского, открыли огонь против войск Остермана и принца Виртембергского, поражаемых в то же время канонадою со стороны вице- короля".

От огня русской артиллерии особенно страдала французская кавалерия. Корпус Латур-Мобура был отведен влево от деревни. На его правом фланге находилась дивизия Рожнецкого, прикрывавшая корпусную артиллерию, а на левом - кирасиры: в первом эшелоне - бригада Тильмана, во втором - вестфальская бригада.

"На некотором удалении от левого фланга дивизии Лоржа, немного позади, в низине Семеновского оврага, стоял кавалерийский корпус Монбрена, -

пишет Минквиц. -

Полки, обстреливаемые гранатами и картечью из многочисленных неприятельских батарей, ...понесли в течение этого времени чувствительные потери, и, по мнению всех участвовавших в сражении, эти часы бездеятельного ожидания под артиллерийским огнем были самыми тяжелыми за весь день".

В рапорте Тильмана говорится, что его бригада

"в течение двух часов находилась под беспрерывным перекрестным картечным огнем по меньшей мере 60-ти орудий". "Шли полуденные часы, -

вспоминал Меерхайм, -

когда мы находились в этой страдательной позиции. С каждым мгновением огонь становился все ужаснее и, в конце концов перешел в град картечи, под которым мы вынуждены были беспрерывно оставаться довольно долгое время... Батареи нашей дивизии, особенно саксонская, под умелым руководством храброго капитана фон Хиллера, равно как и многочисленные французские орудия, находившиеся сбоку от нас и на одной возвышенности позади, хотя и яростно и даже небезуспешно отвечали противнику, однако именно здесь неприятельские орудия были сконцентрированы в таком большом количестве, что, даже если и заставляли замолчать некоторые из них, это не могло оказать никакой значительной перемены в массе ядер".

В этой "страдательной" позиции находилась вся французская конница в центре до того момента, когда началась атака на последний укрепленный пункт русских - центральный редут.[37]