Разговоры вокруг барной стойки стихли, когда четверо мужчин остались там, где находились. Наступило тревожное молчание. Затем худощавый мужчина засунул руки в карманы и отвернулся. На его лице заиграли желваки.

– На что вы тут пялитесь, черт вас подери? – окрысился он на двух женщин средних лет, сидящих за столиком с бокалами спритцера[54].

Сказав это, он прошел мимо них к выходу. Женщины обменялись испуганными взглядами.

– Прошу прощения, леди. Как насчет того, чтобы выпить еще по бокалу за счет заведения? – предложил хозяин паба после того, как четверка бузотеров удалилась.

– Кто были эти парни? – спросил Зак, когда Пит немного позже принес ему еду.

Тот вздохнул:

– Толстый и худой – это Джеймс и Гарет Хорны. Они братья, оба рыбаки. Других двоих я не знаю. Наверное, просто их собутыльники. Ну а братья Хорн… Согласитесь, в каждой деревне есть свои охламоны. Разве не так? Когда они еще были детьми, то писбли на домах непристойные слова, нюхали клей и громили телефонную будку. Когда они начали рыбачить, то немного успокоились, но потом стали ходить слухи, будто они занялись серьезными наркотиками, а весной я застукал Гарета за тем, что он продавал их здешней молодежи за моим пабом. Они успели смыться и избавиться от товара до того, как их поймала полиция, но я решил запретить им вход сюда пожизненно.

– Звучит убедительно.

– Держитесь от них подальше – вот мой совет, – проговорил Пит.

Заку наконец удалось войти в свою почту, он нашел там сообщение от Пола Гиббонса из аукционного дома в Лондоне. Зак открыл его с нетерпением. После короткого вступления Пол писал, что покупательница одного из предыдущих портретов Денниса, миссис Анни Лэнгтон, оказалась старым другом его семьи и с радостью согласилась принять Зака у себя и показать рисунок. Приятель также прислал ее контактные данные. Зак посмотрел на часы. Было еще только семь часов вечера, не слишком поздно, чтобы ей позвонить. Как обычно, мобильный телефон не ловил сигнал, поэтому он, не откладывая, положил монеты в находящийся в пабе таксофон и позвонил Анни Лэнгтон. Судя по всему, она была стара, но с ясным умом и очень состоятельна. Зак договорился, что нанесет ей визит в следующий четверг. Миссис Лэнгтон жила в графстве Суррей, и он ввел адрес, который она ему дала, в строку поиска, чтобы навести в Интернете справки о том, как до нее добраться. Выяснилось, что на поездку к ней уйдет два с половиной часа, и Зак мысленно пожелал, чтобы это путешествие не оказалось напрасным. Он знал, что должен до чего-нибудь докопаться. Чувствовал это нутром. Его не оставляло труднообъяснимое, но явное ощущение, будто в рисунке что-то не так. Словно он вошел в знакомую комнату и заметил, что мебель в ней переставлена. И он молился о том, чтобы портрет Денниса, принадлежащий Анни Лэнгтон, помог разгадать не дающую покоя загадку.

Димити стояла и смотрела. Перед «Литтлкомбом» был припаркован автомобиль. Великолепного синего цвета, с изогнутыми черными крыльями над передними колесами и с блестящей металлической решеткой радиатора. Ничего общего со старыми машинами, потрепанными и грязными, которые грохотали по улицам Блэкноула, или с широкими неуклюжими автобусами, проезжающими на восток и на запад по верхней дороге, оставляя позади себя облака черного дыма. Эта машина словно явилась из сказки или из тех фильмов, что изредка смотрел Уилф, когда бывал в гостях у своего дяди в Уэрхэме[55]. Возвратившись, он рассказывал истории о состоятельных мужчинах и изящных женщинах в шелковых платьях, которые живут в чистом и дивном мире, где никто не ругается и не болеет. Димити приблизилась и через окошко заглянула внутрь автомобиля. Сиденья были обтянуты темно-коричневой кожей, по которой шли ровные швы. Ей захотелось провести по сиденьям руками, уткнуться в них носом и вдохнуть их запах. Под левым углом бампера застряли веточки лесного купыря, и Димити наклонилась, чтобы вытащить их, а когда сделала это, то принялась вытирать пальцами мазки зеленого сока, оставшиеся на изогнутой металлической поверхности, отполированной до зеркального блеска. С бампера на Димити уставилось ее собственное отражение, искаженное и уродливое. Сияющие карие глаза и спутанные волосы цвета бронзы, запачканное лицо и запекшаяся корочка на губе – след, оставленный ногтем Валентины. Димити уворачивалась от пощечины, но немного не рассчитала.

– Прямо красавица, правда? – произнес совсем близко знакомый голос. Димити сразу же узнала его, и у нее перехватило дыхание. Чарльз. Она отошла от автомобиля.

– Я ничего не делаю! Только смотрю! – крикнула она.

Чарльз улыбнулся и протянул к ней руки:

– Все в порядке, Мици! Можешь смотреть. Если хочешь, я как-нибудь тебя прокачу. – Он шагнул вперед и быстро поцеловал ее в щеку. – Хорошо выглядишь. Рад снова тебя увидеть. – Он сказал это спокойно, как будто не знал, что именно о встрече с ним она только и мечтала десять долгих месяцев. Чарльз посмотрел мимо нее на автомобиль с выражением вины и восхищения. Димити не могла вымолвить ни слова. Его поцелуй словно опалил ей кожу, и она подняла руку, будто для того, чтобы пощупать место ожога. – Я не должен так сильно любить этот автомобиль. Это всего-навсего механизм. Но разве не может машина или еще что-то, созданное руками человека, быть невероятно прекрасным? – Он говорил почти сам с собой, проводя пальцами по крыше автомобиля с восторженным выражением на лице.

– Это самая чудесная машина, которую я когда-либо видела, – задыхаясь, выдавила из себя Димити.

Чарльз улыбнулся, взглянув на нее оценивающе.

– Тебе нравится, да? Она совершенно новая. Мой друг разогнал свою такую же до шестидесяти миль в час! До шестидесяти! Это «Остин десять»[56], новая модель, называется «кембридж»[57]. Двадцать одна лошадиная сила. Четыре цилиндра, двигатель с боковым расположением клапанов… – Он замолчал, прочитав на ее лице полное непонимание. – Не бери в голову. Рад, что тебе нравится. Я даже не был уверен, что мне нужен автомобиль. Собственно, эту идею выдвинула Селеста, но теперь, когда он у меня есть, я не понимаю, как мог без него жить. Сейчас мне кажется таким старомодным ездить на поездах и такси. Они так сильно ограничивают свободу передвижения. Когда у тебя есть автомобиль, перед тобой лежит весь мир. Можно поехать куда захочешь в любое время. – Чарльз сделал паузу и посмотрел на Димити, но та не смогла придумать ничего, что можно было бы добавить к его словам. Однако видела, что он ожидает от нее именно этого, и почувствовала отчаяние, от которого у нее запершило в горле и засвербело в носу. – Хорошо, я скоро возьму тебя проехаться на нем, обещаю. Иди в дом, Делфине до смерти хочется тебя увидеть.

Димити сделала, как он сказал, хотя ей очень не хотелось уходить от Чарльза и его божественного синего автомобиля. Из дома доносились громкие голоса. Димити постучалась, но могла поручиться, что ее не услышали. Она осторожно проскользнула на кухню – как раз вовремя, чтобы увидеть, как Элоди, которая теперь стала гораздо выше, чем прежде, топнула ногой по полу, сжав кулаки. Когда она кричала, ее черные волосы, остриженные до плеч, колыхались и касались подбородка.

– Мне уже восемь лет, и я стану носить, что захочу! – заявила она пронзительно громким голосом.

Селеста отошла от раковины и уперлась руками в бока.

– Да, тебе восемь лет, и ты будешь делать то, что тебе велено. Laisse moi tranquille![58] Это твое лучшее платье и туфли. Мы в Дорсете, на море. Сними это и подбери что-нибудь более подходящее. – Голубые глаза Селесты всегда приковывали к себе внимание Димити, но теперь она буквально не могла оторвать от них взгляда. Казалось, они горели, когда их хозяйка гневалась.