– Я ненавижу всю мою одежду! Она такая уродливая!
– C’est ton problàme[59]. Иди и переоденься.
– Не хочу! – завопила Элоди. Селеста так посмотрела на дочь, что, окажись на ее месте Димити, у нее бы кровь застыла в жилах, и это притом, что она успела привыкнуть к вспышкам гнева у своей матери. Постепенно напряженные руки Элоди обмякли, девочка приоткрыла рот, и яркий румянец залил ее лицо. Она повернулась, чтобы выбежать из комнаты, и налетела прямо на Димити. – О, великолепно! Ты снова здесь. Просто замечательно! – произнесла она, отталкивая гостью.
– Merde[60]. Вот так всегда. Вечно этот ребенок бунтует! – вздохнула Селеста, запуская пальцы в свои густые волосы. – Она слишком на меня похожа. Упрямая как осел и такая же раздражительная. Мици! Иди сюда, давай поздороваемся. – Она широко расставила руки, и Димити шагнула в ее быстрые, неожиданные объятия. Делфина встала из-за стола, улыбаясь. – Как поживаешь? – спросила Селеста, рассматривая гостью. – Ты выросла! Стала еще красивей, чем была.
Они и вправду приехали? Димити вспомнила о долгой холодной зиме, о своих обмороженных ногах, о том, как ветер обжигал щеки, и о том, как долго она и Валентина оставались без хорошей, сытной еды. Взволнованная Делфина стояла рядом с матерью, и, как только Селеста ослабила объятия, девочка шагнула вперед, чтобы тоже обнять подругу. Димити ощутила прилив счастья и что-то вроде чувства облегчения. Настолько мощного, что на секунду ей показалось, что она может заплакать. Димити не привыкла к тесному общению, их с Делфиной взаимная привязанность была похожей на некий едва знакомый иностранный язык.
Димити быстро потерла глаза кончиками пальцев, и Делфина, заметив, насколько та тронута, засмеялась от радости.
– Как приятно тебя видеть! Нам нужно так много друг дружке рассказать… – проговорила она.
– Ты сыта, Мици? – спросила Селеста.
– Да, спасибо.
– Но я готова спорить, ты не откажешься поесть, правда? – отозвалась Делфина и заставила Димити взять ее под руку.
Димити переминалась с ноги на ногу и не желала отвечать, потому что, по правде говоря, в кухне чудесно пахло, как, впрочем, всегда. Селеста улыбнулась.
– Довольно играть в вежливость, Мици. Скажи, что согласна, – сказала она.
– Хорошо. Спасибо. Я поем.
Селеста отрезала два больших куска желтого пирога и завернула каждый из них в салфетку.
– Я тоже поем, – заявила Делфина. – Теперь меня наконец больше не мутит после поездки. Папа вел новый автомобиль так быстро, что нас бросало на заднем сиденье как шарики на доске для пинбола![61] А в одном месте мы врезались в живую изгородь – навстречу нам прямо из-за угла выехал трактор. Ты бы слышала, как визжала Элоди!
– Я видела, как спереди под бампером застряли веточки купыря, – сказала Димити, и Селеста улыбнулась.
– Так, значит, Чарльз показал тебе свое новое дитя прежде, чем позволил зайти к нам поздороваться? Ничуть не удивлена. Боюсь, он любит машину больше, чем всех нас, – проговорила она.
– А вот и нет. Нас он любит не меньше, – возразила Делфина, шутливо толкнув Димити в плечо, чтобы та не воспринимала слова матери всерьез.
– Он возится с ней, как ребенок с новой игрушкой. Очень скоро острота ощущений пройдет, и все будет в порядке, – успокоила всех Селеста.
– Пойдем! Давай спустимся на пляж! Ужас как хочется пошлепать по воде босиком. Я мечтала об этом все время, пока училась в школе. Там нас даже в теплые солнечные дни заставляют носить ужасные носки, от которых чешутся ноги. – И Делфина потащила Димити к двери.
– Позовите Элоди, пускай пойдет вместе с вами, – крикнула им вдогонку Селеста.
– Ну ладно, – вздохнула Делфина и прислонилась к перилам лестницы, чтобы крикнуть, задрав голову так, чтобы ее услышала сестра, находящаяся на втором этаже. – Элоди-и-и! Где ты пропадаешь? В аду, что ли?
Когда они покинули дом и пошли через сад, Димити обернулась, чтобы поискать глазами Чарльза. Сияющая машина по-прежнему стояла на дорожке, ведущей к коттеджу, но самого хозяина нигде не было видно. Нехотя она отвела взгляд.
Они провели тот день, равно как и следующий, рассказывая друг дружке все, что видели или делали за прошедшие десять месяцев – с той самой поры, как Делфина и ее семья уехали из Дорсета. Димити с Делфиной бродили по полям у живых изгородей, собирали травы и рассматривали птенцов в гнездах. При этом они занимали Элоди тем, что вешали ей на шею ромашковые гирлянды и украшали волосы венками, сплетенными из маков. Потом они сидели на пляже близ линии прилива, где полоса из костей каракатицы и высохшей, невесомой рыбьей икры отделяла песок от гальки, смотрели, как Элоди ходит колесом, и ставили ей оценки, от одного до десяти балов, за каждый кувырок, пока та не покраснела и не стала тяжело дышать. Наконец, когда девочка утомилась и у нее закружилась голова, она смогла перейти к более тихим занятиям – рисовала на песке, собирала красивые морские камешки и с хлопкум давила наполненные воздухом шарики на пучках пузырчатого фукуса[62]. Делфине особенно хотелось услышать об Уилфе Кулсоне, хотя Димити говорила на эту тему нарочито уклончиво.
– Так, значит, он твой парень? – спросила Делфина вполголоса и взглянула на младшую сестру, силуэт которой вырисовывался на фоне сверкающего моря. Та палкой чертила на песке все более и более широкие круги.
– Нет! Все совсем не так! – объявила Димити.
– Но разве ты не говорила, что позволяла ему себя целовать?
– Ну да, позволяла. Не очень часто. Собственно, всего один раз. Когда он был добр ко мне. На самом деле он просто друг, но ты же знаешь, какие они, эти мальчишки.
– Как думаешь, ты выйдешь за него замуж?
Димити рассмеялась беззаботным смехом и попыталась сделать вид, что у нее на этот счет масса возможностей и женихов хоть отбавляй. И вообще, куда спешить. Еще есть время.
– Не думаю, – ответила наконец она. – Он такой тощий, и его мать меня на дух не переносит, это уж точно. Вряд ли он когда-нибудь отважится сообщить своему папаше, что встречается со мной. Хотя, возможно, я сама расскажу ему об этом. Его старик достаточно часто приходит к моей матери.
Едва эти слова сорвались с языка, как Димити пожалела об этом.
– Зачем он к ней приходит?
– Ну, сама понимаешь. Купить лекарственных снадобий и всего такого. Услышать предсказания, – торопливо сочинила Димити, и эта ложь заставила ее лицо вспыхнуть.
– А я знаю, за кого выйду замуж, – сообщила Делфина, сцепив руки за головой и ложась на спину. – Я выйду за Тайрона Пауэра[63].
– Это парень из твоей школы? – спросила Димити, и Делфина расхохоталась:
– Не глупи! В моей школе мальчиков нет. Тайрон Пауэр! Неужто ты не смотрела фильм «Лондонский Ллойд»?[64] Ах, он просто бесподобен… самый бесподобный мужчина из всех, когда-либо живших на свете.
– Так, значит, он кинозвезда? И как ты собираешься с ним встретиться?
– Не знаю. Мне все равно. Но я встречусь и стану его женой… Или умру в одиночестве, – объявила Делфина со спокойной уверенностью.
Они замолчали, чтобы поразмыслить об этом, слушая легкий шелест волн неуемного моря и то, как скребет по песку палка, которой Элоди чертила свои спирали.
– Мици? Тебе это понравилось? Целоваться с мальчиком? – спросила наконец Делфина.
Димити в течение какого-то времени думала, что ответить.
– Даже не знаю. Сперва мне казалось, что это отвратительно. Как, например, когда собака ткнется тебе в лицо мокрым носом. Но, пожалуй, через некоторое время это уже кажется нормальным. Я имею в виду, это приятно.
– Насколько приятно? Так же приятно, как если кто-то расчесывает тебе волосы?
