Мисс Хэтчер стала раздумывать над его словами, снова играя с концами своих волос. Затем кивнула:
– Раздобудьте и принесите мне сердце.
– Простите, что принести?
– Сердце теленка. Зарезанного не более дня назад. Мне оно нужно́. И булавки. Новые, – проговорила она.
– Сердце теленка? Настоящее? Скажите зачем…
– Теленка, и забитого не более дня назад, не забудьте проверить.
Старая женщина нетерпеливо закрывала за ним дверь, так, как будто очень торопилась.
– Ну хорошо… – Дверь захлопнулась, и последние слова Зак произнес, обращаясь к выбеленным доскам, из которых она была сколочена. – Я не забуду проверить.
Зак повернулся и посмотрел на небо, заполненное белыми облаками и серыми тучами. Димити Хэтчер. Жива и здорова. Все еще обретается в Блэкноуле – спустя многие годы после того, как Обри здесь же сделал рисунки с нее. Он с трудом мог в это поверить. В то, что она жила здесь и никто, кроме него, не разыскал ее. Зак быстро перебрал в уме все посвященные Обри книги, которые когда-либо читал. В большинстве из них главный упор делался на его жизни в Лондоне, богемном существовании, на отношениях с Селестой. О Блэкноуле и Димити Хэтчер говорилось в немногих, и только в связи с той ролью, которую они играли в творчестве художника. Нет. Зак был уверен. Ни один из биографов никогда не разговаривал с Димити о ее знакомстве с Обри. Он улыбнулся про себя и стал думать, для чего ей могли понадобиться сердце теленка и пачка булавок.
Вместо того чтобы возвратиться в деревню той же дорогой, которой пришел, Зак направился к морю, прямо к краю утеса, до которого оставалось около сотни ярдов. Он подступил к обрыву так близко, как только осмелился, потому что поросшая травой кромка свешивалась вниз и не было видно, что находится под ней. Никто не мог поручиться, что Зак не стоит всего лишь на карнизе из дерна, нависшем над бездной. Невысокие волны накатывали на каменные глыбы, съехавшие в воду по осыпи, начинавшейся где-то у середины обрыва. Он не нашел тропки, по которой можно было бы спуститься вниз, да и прибрежные камни, острые и наполовину скрытые пенистой водой, выглядели опасными. Не лучшее место для того, чтобы искупаться. Когда волна возвращалась в море, раздавался шелест отступающей воды, словно она что-то шептала. Зак посмотрел на восток и понял, почему тропа шла от моря: деревья, которые он видел за коттеджем «Дозор», обозначали край разрезавшего землю крутого оврага. Он вдавался в сушу метров на семьдесят, а там, где овраг достигал моря, находился крошечный пляж с мелкой галькой, совсем пустой. На пляже не было ничего, кроме плавника и прочего мусора. Пути туда Зак не обнаружил – слишком крутые склоны его окружали. На гальке сидели большие белые чайки, давая отдых крыльям. Некоторые спали, стоя на одной ноге и спрятав под крыло голову. Коттедж «Дозор» с двух сторон был окружен морем и находился как бы на небольшом полуострове.
Какое-то время Зак стоял на нем, смотрел вдаль, на водную равнину, и думал об Элис. Что именно заставляет детей так сильно любить море? И что заставляет взрослых оживать рядом с ним? Может, все дело в далеком-предалеком горизонте, отодвигающем все невзгоды, или в том, что свет у моря словно идет вверх от земли, равно как и вниз, с неба на землю? Он и Эйли брали Элис в отпуск на море много раз – в Италию и в Испанию. Тогда они еще оставались мужем и женой. Их имена хорошо подходили одно к другому, так и слетая одно за другим с языка. Зак и Эйли. Но Элис, похоже, больше нравилось море в Англии: ее тянуло к лужам среди камней, а не к жаркому солнцу и к морским водорослям, а не к мелкому белому песку. Однажды она наблюдала, терпеливая и сосредоточенная, как Зак через равные интервалы поливал водой из ведра несколько морских блюдечек[22]. Это длилось минут пять или больше. Наконец обман подействовал, они решили, что наступает прилив, и стали подавать признаки жизни. Элис заохала, когда это произошло. До тех пор ей не верилось, что они живы. Слишком неподвижны были эти морские обитатели, слишком тесно прижались друг к дружке – точь в точь такие же камни, как те, на которых они лежали. Однако они не смогли взять в руки ни одно из них. Как только пальцы касались блюдечка, оно снова плотно присасывалось к камню. Элис с негодованием пыталась их отодрать своими розовыми пальчиками с маленькими ноготками и не прекращала усилий, пока Зак не велел ей перестать и больше не пугать их. Тогда она принялась их нежно поглаживать и просить у них прощения, извиняясь за то, что напугала.
Развернувшись, Зак пошел обратно мимо коттеджа и уже поравнялся с входной дверью, когда его внимание привлекло что-то движущееся внизу, в долине, слева от него. Он остановился и посмотрел сверху на ферму. Несколько амбаров и сараев разных размеров располагались вокруг двух дворов, большого и поменьше. Белый квадратный фермерский дом находился на некотором расстоянии от них, на возвышении, ближе к «Дозору». Входная дверь помещалась прямо по центру фасада, украшенного четырьмя створчатыми окнами. На втором этаже имелся в точности такой же ряд окон. Двигался небольшой джип. Он въехал во двор с одного из полей, после чего водитель вышел, чтобы закрыть ворота, и Зак с удивлением отметил, что это женщина. Невысокая и гибкая, что показалось ему необычным для фермерши. Она быстро подошла к воротам, и, поскольку в это мгновение ветер затих, Зак расслышал негромкий лязг железа – створки захлопнулись. Женщина резко повернулась, и он разглядел ее темные вьющиеся волосы, обрезанные до плеч, подвязанные ярко-зеленым шарфом. Когда она уже собралась опять сесть в джип, что-то заставило ее остановиться. Она вдруг взглянула вверх, в сторону «Дозора», и Зак застыл на месте. Он почувствовал себя чужаком, застигнутым врасплох этой незнакомкой, и уже готов был ретироваться, но то, что она тоже застыла на месте, остановило его. Так они и стояли, разделенные расстоянием в половину мили, глядя друг на друга, и Зак готов был поспорить, что ощущает изумление, охватившее эту женщину, видимо удивленную тем, что она увидела кого-то у стоящего наверху дома. Затем незнакомка все-таки села в джип и захлопнула за собой дверцу. Новый порыв ветра унес в сторону рокот мотора, но, пока женщина ехала к дому, Зак видел ее лицо, обращенное в его сторону.
Остальную часть дня Зак провел в размышлениях, которым предавался, прогуливаясь по идущей на запад тропинке, что вилась вдоль береговых утесов. Ему необходимо было вернуться к своим записям и начать перекраивать книгу. Она нуждалась в другой форме, новых акцентах. Следовало целиком посвятить ее последним годам жизни художника – блэкноулскому периоду. Как считалось, Обри погиб в самом расцвете творческих сил, и работы, созданные в Блэкноуле, равно как и заказанные ему в это время портреты, написанные в лондонской студии, составляли основную часть его лучших произведений. Всем было хорошо известно о детстве художника, о годах его учебы, о начале карьеры, о веренице любовниц. Но никому еще не удавалось отыскать Димити Хэтчер. Зак думал быстро, суммируя информацию. Навскидку он мог сразу припомнить двадцать пять рисунков с этой девочкой-подростком, сделанных в тридцатые годы. Она также появлялась на трех больших полотнах, написанных маслом: на одном – в виде берберской девушки, окруженной пустыней; на другом вокруг нее были какие-то развалины, густо поросшие лесом, наводящем на мысль об озорных феях; еще на одном Димити была изображена идущей по морскому берегу с корзиной у бедра, полной чего-то темного. Зака всегда мучило любопытство относительно ее содержимого. Теперь он сможет спросить, подумал Зак и испытал при этой мысли волнение. Несмотря на возраст, воспоминания Димити о том времени казались удивительно свежими. А возможно – хотя нет, он был в этом уверен, – она вспомнит, кем являлся Деннис. Тот аморфный молодой человек, чье настроение так настойчиво ускользало от художника.
Когда Зак вернулся в «Фонарь контрабандиста», Пит Мюррей провел нового постояльца в предназначенную ему комнату – пригнув голову, чтобы не удариться о низкие балки наверху коридора. Комната располагалась в дальнем конце дома, подальше от бара. В ней стояла небольшая двуспальная кровать, застланная лоскутным одеялом. Обстановку дополняли безделушки на морскую тему – модели кораблей на полке, сушеная морская звезда. Стены были бледно-голубые, а занавески украшал узор из морских коньков. Час спустя Зак уже лакомился рыбным пирогом за столом рядом со стойкой. Его окружал тихий гомон небольшого количества местных жителей. Он получил свою порцию кивков и улыбок, но никто не попытался с ним заговорить. Без сомнения, все принимали его за отдыхающего, попавшего в их края ненадолго. Как приехал, так и уедет, а стало быть, и знакомиться незачем.
