– Ну-ну, что? – с невероятным любопытством смотрел на бывшего водолаза Бендер.
– В том салоне катера, где ты был на переборке, висело большое зеркало. И хотя оно заросло, облезло, но частично свет отражало. Когда, как ты рассказывал, осветил фонарем это место, оно и отразило твое изображение. Вот ты и рванул наверх с перепугу, решив, что это духи утопленников, – улыбнулся Прихода. – Такие случаи бывают, я же рассказывал, что на глубине может произойти все что угодно. Такой был случай. Поднимали пароход. Пошел под воду водолаз. Переговаривается с верхом. Все шло нормально, и вдруг крики молчание. Срочно пошел к нему второй водолаз. Подняли потом обоих. У первого, который закричал, – разрыв сердца. Оказалось, первый спустился и запутался шлангом, когда прошел в каюту А там его вдруг обнял плавающий мертвец в черной рясе. Вот такое даже бывает в водолазном деле, – взглянул с улыбкой на Остапа Прихода.
Великий искатель подводных сокровищ лечился около месяца, освобождаясь от мучительных болей в суставах своего крепкого тела. А когда выздоровел, то пошел со своими друзьями к созданному им морскому клубу «Два якоря». Пришел, и невольно остановился. Вокруг бывшего мариупольского рыбоприемника царило оживление. Два бравых моряка стояли на мостике и один, приложив рупор ко рту, кричал:
– Под водой дышать размеренно! Строем, рр-раз!
Человек семь ровным фронтом бросились с причала в море и, оставив пенный след на поверхности, скрылись под водой.
– На шлюпках, старт! – скомандовал другой моряк и взмахнул красным флажком.
Три двухпарные шлюпки, блеснув лопастями весел, вспенили воду носами, отходя от берега.
– Фигурные прыжки в воду выполняют спортсмены нашего морклуба «Два якоря» Никодим Иванов, Касатый… – начал перечислять фамилии и дальше моряк с рупором.
С вышки красиво, в разных позах, поочередно начали прыгать юноши и девушки.
Присутствующие зрители зааплодировали. Знакомый уже Остапу борзописец из газеты «Приазовский пролетарий» только успевал их фотографировать и записывать репортаж с места событий.
– Мд-да-а, как всегда отмечал факты один мой хороший знакомый из Бердичева, – произнес вслух Бендер в окружении своих товарищей.
– Командор, хорошо, что мы отвели свои «Алые паруса» к Приходе, а то бы… – покачал головой Балаганов.
– Катер оформлен на меня, и клубу он не принадлежит, – засмеялся Бендер. И все же правильно сделали, чтобы не вызывать у общества тяжбу.
Остап, оставив своих сопровождающих на улице, вошел в здание, где размещалось общество помощи утопающим. Вошел и с удивлением остановился. Перед ним у двери с угодливой улыбкой стоял вахтер.
– Пристройкин! – воскликнул искатель подводного клада.
– Он, Пристройкин, – растянул свое лицо в улыбку тот. – Вот сняли, перевели вниз вахтером, – отвел в сторону глаза бывший председатель мариупольского отделения ОСВОДа и погладил неизменный шарик своего живота.
– Ну и ну – покачал головой Остап, – столько изменений, – и поднялся в кабинет нового председателя.
Когда вошел, то вторично был удивлен. За столом стоял не кто иной, как отставной капитан Ступин.
– Вот ваш расчетный лист, – сказал он Бендеру улыбаясь во весь рот, как хорошо ему знакомому. Ступин был в униформе морского капитана и спросил немного погодя: – Удивлены? После Пристройкина меня направили сюда, Остап Ибрагимович. – Вот и приказ… – подал он бумагу. – Вы увольняетесь за развал в морклубе «Два якоря»… Но учитывая, что именно вы организовали этот замечательный клуб, я счел возможным потопить этот приказ, не афишировать его, уважаемый товарищ Бендер. Увольняетесь числом после вашего лечения… Так что… – протянул руку новый председатель мариупольского отделения помощи утопающим, отец бывшей квартиросдатчицы Остапа Елены Викторовны.
– Благодарю, товарищ капитан, – ответил крепким рукопожатием Ступину Бендер. – Удачи вам в спасении утопающих, капитан.
– Спасибо, товарищ Бендер, – продолжал улыбаться тот. – Извините, что так… да, там в бухгалтерии мой приказ на оказание вам материальной помощи, уважаемый Остап Ибрагимович.
– Благодарю, очень кстати, – засмеялся Остап.
Взгляд организатора морского клуба «Два якоря» задержался на шкафе, где еще совсем недавно стоял кубок-сирота за перевыполнение плана по сбору членских взносов. Его на полке не было. Остап ухмыльнулся и вышел.
Когда великий организатор после бухгалтерии выходил из здания, Пристройкин угодливо распахнул дверь перед новатором отделения общественности, помогающей утопающим.
На улице его ждали друзья, и Остап им сказал:
– Вот всегда так: я организовываю, а государство пожинает плоды моего творчества.
Привычно расхаживая по веранде, Остап говорил:
– Итак, я посвятил вас в наше предприятие в Симферополе. И это все, детушки-голуби, из тех бумаг, которые мы приобрели у пасечника Стратиона Карповича. Из них следует, что сам пасечник, как и его родитель, были поставщиками меда графскому дому. Вот почему, как я додумываю, в последнее свое посещение графского дома, в девятнадцатом, Стратиону Карповичу и передал управляющий графским домом письмо своему брату Приозерскому. В письме говорится: «Все ценности графа Воронцова надежно спрятаны в тайнике до лучших времен, дорогой брат. Советую и тебе так же сделать…» – держал в руке письмо Остап и изучающее посматривал на своих компаньонов. – Письмо писано на гербовой бумаге, и ему верить можно, камрады.
– А какие ценности в письме указываются, командор? – без энтузиазма спросил Балаганов.
– Перечня нет, друг Шура, но говорится…»… А ценности графские, дорогой брат, как тебе известно, превеликие, и никак не могут идти в сравнение с нашими. Достаточно напомнить тебе о тех золотых предметах, которые были тобой увидены в прошлый твой приезд на отдых…» – Вот какой клад ожидает нас в Крыму, детушки, – сложил пожелтевшую бумагу Бендер.
– Ох, Остап Ибрагимович, не окажется ли это очередным блефом, как и подводный клад? – крутнул свой ус Козлевич.
– Да, если по справедливости, командор. Не остаться ли нам спокойненько жить в Мариуполе? Дом есть, море рядом, курортницы, рыба, фрукты. Можно продолжить коммерцию антиквариатом, – выступил убеждающим тоном Балаганов. – Что нам еще надо?
– Надо? – презрительно взглянул на рыжеголового компаньона Бендер. – А как же наше Рио? Или другой сказочный город, Шура? Мечты в кусты? Ну, нет, камрады, и еще раз, нет. Это не по мне. Я не позволю развеять по ветру обывательщиной свою хрустальную голубую мечту детства и сделаться пижоном.
– Нет, нет, если по справедливости, то и я, командор, разве против, – загорячился Балаганов. – Но после неудачи…
– Какой неудачи? – обвел своими восточными глазами друзей Бендер. – Какой неудачи? Искали – нашли. Энкавэдисты и сами были в неведении. Золото, бриллианты, драгоценности, долбил их источник информации. А оказались мешки негодных бумажек. Так кто виноват?
– Конечно же, не вы, Остап Ибрагимович, – солидно заявил Козлевич, преданно глядя на него.
– Вот именно. Не точная информация у властей, сказалось и на нас, – прошелся по веранде великий искатель сокровищ.
– А если и крымская окажется не точной информацией? – лукаво взглянул на своего беспокойного друга бывший сын лейтенанта Шмидта.
– Все может быть, Шура, все. Но у меня почему-то уверенность, что это дело из ряда вон выходящее. Оно обеспечит нам успех. Что касается дома… – задумался Остап. Он подошел к Козлевичу и погладил за ушками собачку, любимицу «семьи», Звонка, которая уютно устроилась на коленях автомеханика. Затем сказал: – Продавать дом не стоит. Он будет нашей базой здесь, в Мариуполе, куда мы сможем вернуться в случае надобности. А для того, чтобы он был в сохранности, поселим здесь уволенных из морклуба Кутейникова и Мурмураки. А свое жилье они будут сдавать курортникам.
– Оставляем обоих? Или одного из них? – уточнил расчетливый Балаганов.
– Нет, обоих. Так лучше. Один отсутствует, другой дома на хозяйстве. И за Звонком присмотрит, – произнес Козлевич.