– Что именно?

Она оглянулась вокруг.

– Мне не хочется разговаривать об этом здесь. – Взгляд его стал острым, как стальной клинок.

– Что-нибудь произошло прошлой ночью?

– Речь совсем не об этом. О прошлой ночи в разговоре даже не упоминалось.

У него немного расслабились напрягшиеся плечи, но взгляд был по-прежнему настороженным.

– Что-нибудь в школе?

– Нет, речь о другом. – Она нетерпеливо оглянулась. – Попроси принести счет. Мы не можем обсуждать это здесь.

Жестом подозвав официанта, Гай потребовал счет, подписал его, и они сразу же вышли из кафетерия.

– Пойдем на пляж, – предложил он, – там сейчас ни души.

Пляж был самым подходящим местом. Ей не хотелось идти в номер, а в баре было слишком многолюдно.

Ветер, бушевавший прошлой ночью, стих. Море было темным, спокойным и серебрилось в лунном свете. Они уселись на мягкий песок чуть поодаль друг от друга.

– Ну, выкладывай.

Обхватив руками колени, Клодия продолжила рассказ:

– Она была в ужасном состоянии. Я давненько не видела, чтобы кто-нибудь так горько плакал.

Некоторое время оба молчали.

– Это из-за меня, не так ли? Она думает, что я не хотел, чтобы она жила вместе со мной.

Его слова выбили у нее почву из-под ног.

– А это правда?

– Нет. К тому же все не так просто. – Гай поднял камешек и швырнул в воду. – Она сама не хотела приезжать, потому что приходилось оставлять там друзей, и школу, и все, к чему она привыкла. – Он бросил в воду еще один камешек, на сей раз подальше. – Аннушка не глупая девочка. Даже в свои тринадцать лет она понимала, что мне придется изменить весь свой уклад жизни, чтобы приспособиться к ней. И я это сделал. Приспособил свои часы работы, изменил устоявшиеся привычки… Она думала, что я из-за этого злюсь на нее.

Его проницательность обескуражила Клодию.

– А ты действительно злился?

– Не могу сказать, что для меня это было удовольствием, особенно поначалу. Если бы она переехала ко мне на год раньше, возможно, все было бы по-другому. Но за этот год она сильно изменилась, стала капризной, не желала разговаривать.

– Это называется проблемами переходного возраста.

– Я знаю, и произошло это в самое неудачное время. Я понимал, что она думала. Аннушка была несчастна и пыталась убедить себя, что в этом виноват я, потому что я, мол, не хотел, чтобы она жила у меня. Так ей было проще.

Клодия ощутила теплую волну сочувствия к нему.

Как я могла подумать, что он об этом не знает?

– Я говорил ей, что рад тому, что она живет со мной, – продолжал Гай, – но видел, что она мне не верит. Ей казалось, что я говорю одно, а думаю другое. Поэтому я перестал твердить об этом. Теперь, оглядываясь назад, я вижу, что был слишком снисходителен, ей сходили с рук дерзости и грубые выходки. Я думал, что она злит меня нарочно, чтобы я вышел из себя и наорал на нее, и тогда она получила бы подтверждение того, что я не хочу, чтобы она жила рядом.

Клодия отчетливо представляла себе эту ситуацию: его сдерживаемое раздражение и ее постоянное вызывающее поведение…

– Аннушка говорила что-то о женщине, которая в то время была твоей подружкой. Она считает, что разлучила вас.

Гай нетерпеливо покачал головой.

– Все было не так. Камилла не любила детей. Ей не нравилось, что из-за них приходится менять свои привычки. Ей не нравилось приспосабливать свой отдых к тому, что хочется детям. Ее возмущало, что она не могла больше оставаться у меня на ночь. Когда я сказал ей об этом, она решила, что я над ней издеваюсь.

Клодия почувствовала укол ревности.

– У нас были хорошие отношения, – продолжал Гай, словно прочитав ее мысли. – Она была веселая, умная и забавная, но все вокруг должно было идти так, как хочет она. Все вокруг должно было приспосабливаться к ее образу жизни, к ее карьере. Если что-нибудь ее не устраивало Камилла просто от этого отказывалась.

– И она от тебя отказалась?

Гай взглянул на нее с печальной улыбкой.

– Можно и так сказать. Меня, как говорится, бросили. Но я не долго ронял слезы в пивную кружку. Мы все равно рано или поздно устали бы друг от друга.

– Аннушке кажется, что это она разлучила вас. Девочка считает, что ты злишься на нее еще и из-за этого.

– Я так и думал. Я пытался объясниться с ней, но она не пожелала слушать. Что бы я ни говорил, Аннушка упорно не желала ничему верить.

– Могу себе представить, – сказала Клодия. Теплый ветерок играл подолом ее юбки. Она немного расслабилась, но ее тревожило то, что предстояло ему сказать. Клодия пока не знала, как это сделать. А он продолжал:

– Потом жизнь понемногу стала налаживаться. Не могу сказать, что между нами все шло гладко, но мне показалось, что она начала привыкать и успокаиваться. А потом мне пришлось уехать на несколько дней как раз в то время, когда начались школьные каникулы, а у миссис Пирс заболела сестра, и ей пришлось уехать, чтобы ухаживать за ней. Аннушке в то время едва исполнилось пятнадцать лет, и я не мог оставить ее совсем одну. Он помедлил. – Не спросив моего разрешения, она договорилась погостить у своей школьной подруги, и я впервые жестко отказал. У ее подружки родители тоже были в отъезде, а ее старшие братья и сестры не внушали мне доверия. Один из них получил предупреждение полиции за хранение анаши. Мне не хотелось оставлять ее на три дня в подобной компании.

– Поэтому ты оставил ее у своих друзей, где-то в сельской местности.

Он с удивлением взглянул на нее.

– Это она тебе рассказала?

– А как, по-твоему, я могла узнать? Она бывала там и раньше, не так ли?

– Она и теперь время от времени там бывает. Я и сейчас попросил бы их приютить ее, но они затеяли капитальный ремонт. Майк и Дженни – мои старые друзья со студенческих времен. У них четверо детей и беспорядочный старый дом, где столько домашних животных, что хватило бы на целый зоопарк, где повсюду собачья шерсть и никто не обращает на это внимания. Аннушка, когда была поменьше, очень любила у них бывать. У них есть дочь на год ее моложе, и они с Аннушкой хорошо ладили друг с другом. Они любили забираться на сеновал и могли болтать там часами.

– Она мне рассказывала. Девочку, кажется, зовут Луиза? – Видимо, Гай только сейчас начал понимать, что за этим разговором кроется нечто более серьезное.

– Клодия, в чем дело? Если ты хочешь о чем-то рассказать, то не тяни, выкладывай.

Клодия, стараясь не смотреть ему в глаза, продолжала:

– Они не забирались на сеновал. Прячась от младших, они забирались на чердак. Прихватив с собой пару банок сидра и пачку сигарет, они курили там, выпуская дым через слуховое окно, и болтали о мальчиках. Аннушка рассказала Луизе о своей подружке, к которой ты не захотел ее отпустить, и о том, как та «занималась этим» с одним мальчиком в Корнуолле. Она начала жаловаться Луизе, что ты не отпустил ее туда, что ты страшный зануда и не желаешь, чтобы она развлекалась, и что ты вообще не хотел, чтобы она жила вместе с тобой.

Клодия сделала передышку, собираясь с духом.

– Ну, а дальше?

– И тут Луиза сказала ей: «Если поклянешься, что не выдашь меня, я тебе кое-что скажу». Аннушка, конечно, спросила: «О чем?» – а Луиза сказала: «Сначала поклянись». Аннушка поклялась, а Луиза вдруг передумала, потому что побоялась, что мать ее убьет. Аннушка, естественно, сказала, что мать никогда ничего не узнает, потому что она ни за что не выдаст Луизу. И Луиза сказала ей, что ты даже не хотел, чтобы она родилась. Она сказала, что ты хотел, чтобы ее мать сделала аборт.

– О Господи, – пробормотал Гай, вскочил на ноги, подошел к кромке воды и остановился там, засунув руки в карманы.

Трудно представить себе, что он, должно быть, чувствовал в тот момент. Переждав минуту-другую, Клодия продолжала:

– Я ей сказала, что это неправда. Я не знала, что еще сказать.

Он молчал. Его молчание было красноречивее любых слов.