– И тебя, наверное, потащили на ковер к директрисе и та наорала на тебя?

– Наша старушенция не орет. Она долго и нудно отчитывала меня и сказала, что «горько разочарована» и что мой бедный отец тоже будет «горько разочарован». А потом прочла небольшую лекцию о «пагубном влиянии» крепких напитков на печень и заявила, что весь преподавательский состав «искренне обеспокоен» моим поведением и «искренне надеется», что я приложу максимум усилий, чтобы исправиться. Иными словами, несла, как всегда, всякую чушь.

– И все? – спросила озадаченная Клодия.

– Угу. Видишь ли, это самый современный психологический подход к перевоспитанию. Они обращаются к самому лучшему, что заложено в человеческой натуре. Они стараются внушить, что в каждом трудном подростке на самом деле скрывается прекрасное человеческое существо и что нужно попытаться выпустить это существо на волю.

Циничный тон Аннушки скорее позабавил, чем шокировал Клодию, и, пораженная собственной реакцией, она почувствовала себя виноватой. Вместо того чтобы возмутиться поведением Аннушки, она была всего лишь озадачена, не понимая, почему этой явно неглупой девочке, у которой есть все, так отчаянно хочется, чтобы ее выгнали из школы.

– Но из-за случая с виски тебя не исключили?

– Нет, не повезло. Мне пришлось прибегнуть к совсем уж детской тактике – посадить несколько растений в цветочном ящике под окном заместителя директрисы.

– Растений? Это еще зачем?

– Это были огурцы. Шесть крупных, похожих на мужской член огурцов, которые были куплены в супермаркете. Потом я их принарядила – надела на каждый по хорошенькому цветному презервативу. Мне показалось, что получилось очень красиво, особенно если учесть, что окно с ящиком выходит прямо на улицу.

Клодия с трудом сдержала смех.

– Шуму, наверное, было не меньше, чем от взрыва бомбы?

– Да уж, шум был такой, как будто я по крайней мере перерезала горло нашей старушенции. – Аннушка перестала раскачиваться на стуле и, задумчиво засунув в рот кончик ручки; стала внимательно вглядываться в листок с заданием по математике. – Ты умеешь решать квадратные уравнения?

– Боюсь, что забыла, как это делается.

– Я тоже не умею. – Девушка с невозмутимым видом разорвала листок и отправила его в мусорную корзинку. Та же участь постигла остальные задания. С довольной улыбкой Аннушка откинулась на спинку стула. – Ну вот. Туда им и дорога.

Хотя Клодия пришла в ужас, она понимала, что ни в коем случае не должна показать своего замешательства. Девчонка, видимо, принимает ее за доверчивую дурочку. Она умышленно усыпила ее бдительность, заставив подумать, что у них установились доверительные отношения, а теперь перешла в наступление.

– Это ты зря. Твой отец попросит, чтобы из школы передали по факсу новые задания.

– Ну и пусть. Я и их порву. – Встав из-за стола, Аннушка хлопнулась на кровать и взяла телевизионный пульт. – Я знаю, зачем он привез тебя сюда. Он думал, что ты мне понравишься. Он думал, что ты сможешь стальной рукой в бархатной перчатке заставить меня стать «хорошей девочкой». Ну так знай, что из этого ничего не выйдет, так что лучше сразу откажись от этой затеи.

Быстро сообразив, что самое лучшее теперь – разыграть скуку, Клодия, пожав плечами, сказала:

– Ну что ж, желаю тебе приятно провести время. А я, пожалуй, снова схожу на пляж. Пока.

Она была почти у двери, когда раздался голос Аннушки:

– Ты в него влюбилась, да?

Дерзкий понимающий тон подействовал на нее, как удар ниже пояса.

Клодия оглянулась, надеясь, что успела придать лицу слегка насмешливое выражение.

– С чего ты взяла? – Аннушка пожала плечами.

– Теория вероятностей. Все разведенные, страдающие неврозами мамаши моих подруг влюблены в него. И половина учительниц тоже. Из-за этого меня и из школы не захотели исключить. Он приехал в школу и так очаровал нашу старушенцию директрису, что у нее даже противорадикулитные теплые рейтузы стали, наверное, мокрыми.

Слава Богу, что она не обладает телепатией. И все же будь очень осторожна.

– Да, он очень привлекательный мужчина, но не в моем вкусе. – Аннушка окинула ее пристальным недоверчивым взглядом темных влажных глаз.

– А какие мужчины в твоем вкусе?

Клодия издала вздох, который, она надеялась, был мечтательным.

– Прокопченный на солнце австралийский чемпион по серфингу. С довольно длинными светлыми волосами, зачесанными назад. Весельчак. Ну, сама понимаешь.

Образ этот не был взят с потолка, потому что он довольно точно соответствовал описанию Адама.

Аннушку, кажется, это убедило.

– Все равно имей в виду, что ты ему не нравишься. – Она включила телевизор. Крошечные мультипликационные человечки запрыгали по экрану с пронзительными криками: «Синдбад! Синдбад!» – а безобразный одноглазый великан с жадностью отправлял их одного за другим в огромную пасть. – Если бы нравилась, он бы ни за что не привез тебя сюда. Когда у него возникает к кому-нибудь половое влечение, отец всегда старается держать предмет своего вожделения подальше от меня, чтобы я не изгадила все дело.

Без десяти минут четыре Клодия сидела на бортике бассейна. Жара еще не спала, так что долетавшие до нее брызги доставляли удовольствие. А брызг было немало, потому что в бассейне купались дети, резвившиеся в воде, словно детеныши дельфинов.

Можно было без труда узнать мамаш по тому, как они то и дело поглядывали на купающихся, чтобы быстренько подсчитать по головам, все ли чада в наличии. По обрывкам случайно подслушанных разговоров и на основе собственных наблюдений Клодия вскоре поняла, что большинство женщин, загорающих возле бассейна, составляли жены эмигрантов, которые пришли сюда отдохнуть и понежиться на солнце со своими детишками.

Большинство, но не все. Послушав еще немного – конечно, не специально, – она узнала, что часть присутствующих составляют экипажи самолетов, отдыхающих перед обратным peйсом. Клодия проплыла десять раз от борта до, борта бассейна, столкнувшись в воде с каким-то человеком. Теперь он уселся на бортике рядом с ней. Они разговорились, лениво болтая ногами в воде. В трех футах от них из воды неожиданно появилась темноволосая голова.

– Привет, Клодия, – сказал Гай.

Холодно кивнув ее собеседнику, он снова нырнул, проплыл под водой ярдов двадцать и, покрыв остальное расстояние непринужденным кролем, выбрался из бассейна на другом конце.

– Кто это?

– Мой, так сказать, босс. Прошу прощения.

С извиняющейся улыбкой Клодия соскользнула в воду. Можно было бы обойти бассейн по суше, но ей совсем не хотелось демонстрировать свою зимнюю белизну среди этих бронзовых от аагара тел.

Гай стоял неподалеку от ее лежака и вытирался махровым полотенцем. Взяв свое полотенце, Клодия завернулась в него, изобразив нечто вроде саронга.

– Я ожидала, что вы вернетесь позднее, – сказала она.

– Жизнь полна маленьких сюрпризов. – Показав кивком головы на противоположный борт бассейна, Гамильтон спросил: – Кто это такой?

– Пилот «боинга». Он жаловался мне на свою работу и говорил, что терпеть не может подолгу находиться вдали от семьи.

– Неужели? – По насмешливому тону Гая нетрудно было догадаться, что он думает: «Наверное, просто закидывал удочку в надежде познакомиться поближе, а?»

Как бы ни тонок был его намек, Клодию рассердило, что Гамильтон считает, будто она не может отличить банальной болтовни от, приставаний с дальним прицелом. Но даже если бы к ней и приставали, то разве это его касается?

Ну, может быть, в какой-то степени касается, поскольку предполагается, что она находится на дежурстве.

– Мне не хотелось бы огорчать вас, но…

– Аннушка разорвала задания, – договорил за нее Гай.

Как хорошо, что мне не пришлось самой докладывать ему об этом.

– Я первым делом зашел к ней. – Он присел на краешек соседнего лежака, напряженно уставившись на бассейн.