10 апреля, понедельник.
Позвонить МАТЕ,
заехать в МЛАДУ ФРОНТУ.
Всю неделю печатал. Писал. Творил. П. решила отдохнуть и скоро уйдет со своей распространительной работы – перестанет расширять между чехами прекрасное о паровозах и самолетах. И правильно – пусть отдохнет. Жить будем на сэкономленные прайса, ну может Хосе или американка с Мирникс-Тирникс что-нибудь продаст из изготовленного мною... И украшенного П. А сегодня решил поиграть в литературного агента. Я один во многих лицах. Вот я автор – сижу, пишу, творю. Вот я хипарь – лежу на Кампе, подстелив под себя бэг, смеюсь с хипповой молодежью над несовершенством мира и радуюсь совершенству мира... Вот я беженец – прихожу на почту, предъявляю кусок бумаги (без водяных знаков!), но с моей фотографией, пытаюсь получить письмо из МВД... Кто же я в конце концов?! А еще даю интервью иногда, говорю умные слова и делаю правильные морды для фотографов и ти-ви. Да хипарь я, хипарь, хитрый и наглый, красивый и талантливый, а все остальное сплошная игра и карнавал, хлебом не корми, дай поиграть вволю – в писателя-автора бессмертных текстов, в беженца преследуемого страшным КГБ, в черт знает кого!.. А сегодня я играю в литературного агента, который пытается пристроить книжечку автора Бороды, такую знаете неплохую в общем книжечку, неплохую, местами даже талантливую, да, талантливую, но в общем-то гениальную книженцию, не хотите? нет? а жаль... Звоню Мате, как там с радио, где мои прайса, бабки, тити-мити, хрусты зеленые?.. А в ответ: -Пока еще не известно, нам только сообщили с радиостанции – тот пан что заключил договор с радио о чтении вашей книги, уехал в Чеченскую республику и пока не отзывается... А он имеет право на три года держать чтение вашей книги за собою... Насхледоноу... Стою в телефонной будке и наливаюсь злобой против негодяев, чеченских сепаратистов, они что, гады! другого украсть не могли, зачем им понадобился мой личный пан?! Ну сволочи... Может его не украли, может он заблядовал там, в Чечне?.. Если украли – я им этого не прощу, я то как придурок в демонстрации в 99 участвовал, в поддержку чеченцев. А они... И сразу еду в М.Ф. Уж очень меня обеспокоила тишина и не появление на рабочем месте пана Михачека, которому я вручил свою Терру Инкогнито. Не замылил ли он ее, не украл ли, с них станет – книгу сопрут, переведут, название изменят, издадут в Америке, получат Нобелевскую премию, а мне хер в бумажке... Автобус, Качерово – станция метро, пересадка, улица Радлицкая, надо было ехать на 198, давно бы уже припыли. Мужик за стеклом совершенно вроде бы другой – категорически отказывается меня пускать наверх, требует что бы я звонил по внутреннему телефону, вызвал конвой, ну сопровождение, и только тогда может быть он и соизволит... Странно, раньше такого не было, не издательство, а филиал гестапо!.. Звоню, пытаюсь найти хоть кого-нибудь, меня ни кто не знает и знать не хочет, каким-то чудом совершенно случайно натыкаюсь на того самого моего пана с улыбчивой мордой, Михачека, который спер мою книгу, ору в трубку, что бы пришел за мной... И вот мы в кабинете напротив друг друга, я сжимаю свою многострадальную книгу в тесных объятиях, мужик грустно улыбается и качает головой. -Понимаете, вы немного не вовремя обратились, немного опоздали обратиться в наше издательство, у нас сменились хозяева, одних уволили, а многие и сами уходят, почти всю творческую часть издательства сменили, планы у них совершенно другие, на совершенно другие книги, так что извините, что я ни чем не смог вам помочь...
Разводит руками, как будто собрался сыграть для меня похоронный марш на баяне... Да что за херня такая – куда не приду – поздно, куда не обращусь – не успел?!
Выхожу на пыльную улицу, она пыльная и зимой, и весной, а летом я ее видеть не желаю, что бы я еще раз сунулся сюда, да пусть у меня лучше ноги отсохнут, ну суки-гады-падлы!.. Почти плачу, зверем-волком смотрю по сторонам, да что же это такое... Одна радость – свободная рукопись появилась у меня, можно следующему издателю предложить... Ей, суки издательские, кто ждет бесстелеры задарма да на халяву, книгу не желаете?! Я бы дорого не просил бы, вы же за одно пиво норовите, да что бы автор сам издал, сам напечатал, сам продал, а прайса вам принес, ну а вы, так уж и быть, дали бы писателю его маленькую, семь-восемь процентов, часть!.. Счастье ваше, падлы нехорошие, что я хипарь волосатый, а не террорист стриженный. Я бы вас сук просто перестрелял бы...
17 апреля, понедельник
ВОТОБИЯ.
Неделю я был выбит из седла. Видимо действительно – Боливар не выдержит двоих. Или издатель издающий давно сдохших писателей и не требующих прайсов на жратву или современный автор, с которым надо хоть крохами, но делиться. Печатал, сжав зубы. Наполнял свою сине-красную коробку из-под нержавеющей посуды. Набрасывал конспекты будущих книг. Размышлял над характерами героев, сюжетными линиями, эпилогами, прологами и эпиграфами. К воскресенью отошел, оттаял, сходил с П. к ее принтам-родителям, порастягивал губы в улыбке. А че – рот есть, че не поулыбаться. В понедельник элегантно облаченный в попиленную джинсу, с бусами на шеи и в шузах на небольшом, но ярко выраженном каблучке, развевая клешами как знаменем, направился я в очередной вояж. Пиратский. По пути отправив очередную, пять штук, порцию писем в издательства вне Праги. Ноги несли меня в Вотобию, сколько можно терпеть. Ударившись очередной раз мордой об стекло, услышав все то же от мужика за тем же стеклом: -Бывают. Но редко. В основном с девками и пивом. Нерегулярно. Можете им написать, я передам.
Конечно я могу написать, только боюсь, что после прочтения этого письма они не захотят со мною контактировать...
Гордо, как флагман пиратской эскадры, отчаливаю я в пражский смог и серость улиц. Какого хера я сюда хожу, здесь не печатают книги, не принимают авторов, здесь не издательство! Издательство в Оломоуце, я туда послал письмишко, пару месяцев тому, видимо еще не прочитали, а здесь просто траходром, место оттяга и релаксации, так сказать смесь бардака, клуба для своих и пивной, девки и пиво, Майкл Джексон-Клаксон с Готом пополам, в итоге культовое издательство. Пусть дальше трахаются, не буду им мешать.
20 апреля, четверг.
ПАСЕКА.
Еду на Мирак. На площадь с хипповым названием Мир. Миру мир, кричали суки в Совке и волокли по красной площади огромнейшего размера ракеты. Как написал в перестройку один офицер – фанерные. Он, офицер этот доблестных советских войск, и возглавлял эту передвижную потемкинскую деревню. А настоящие ракеты были чуток побольше и таскать их по площади и тяжело, и мужики с Кремля стоящие на трибуне, побаивались – а вдруг какая-нибудь антисоветская сволочь возьмет и пульнет по оплоту мира, прогресса и гуманизма?.. Вони будет, вони и говна!.. Прохожу мимо кафе, сверху на синем небе яркое солнце, кругом зелень и кто-то зверски щебечет-орет в кустах... Забавное кафе, там и ключи точат, и таблички со стебовыми названиями продают, и кофе подают... мы в нем с паном Быстровым встречались, он Ангела перечел и вроде бы искренне мне сообщил – Владимир, это ваша лучшая вещь... я даже не ожидал от вас такого... А я и бровью не повел – вот когда мне будут Нобелевку вручать, вот тогда пан Быстров и ахнет. Боюсь только не доживет, эти гады планируют ее к моему столетию видимо, а пану Быстрову и так порядочно лет-то... Дай бог ему здоровья и долгих лет жизни, пусть порадуется моей Нобелевке, ведь он первый, нет, не напечатал меня, у его издательства вечно прайсов нет, он первый во мне искру заметил, писательский зуд так сказать, заметил, не раздул правда, но и не затоптал. Даже пытался мою рукопись одной книги на книжной ярмарке всучить кому-нибудь... Но среди издателей дураков нема, и эта афера не пролезла. Запуливаюсь в книжный магазин издательства Пасека, прошу продавщицу позвонить в подвалы, позвать пани Вайссерову. Жду. Наконец появляется, я только одну книжку и успел полистать. -Добрый день. Я хотел узнать, как там дела с Песком из Калифорнии. -Ваша книга у консультанта, он ее еще читает. Может быть в начале следующего месяца, позванивайте, позванивайте, до свидания. -До свидания...
