Это я с понтом по-чешски говорю, но понимают, вот ведь штука какая, дверь открывается, узкий подъезд, узкая лестница, на первом этаже меня уже ждут. Пытаюсь протереть негнущимися от холода пальцами запотевшие стекла очков, платок на шеи топорщит бороду, на воротнике меховой куртки неделю не мытые волосы... На морде молодой женщины вижу явное сомнение – списователь? это они так писателей обзывают...
-Добрый день, кто вам нужен конкретно?
Вот это вежливость, могли бы ведь дать в рожу, а так только спрашивают на чешском.
-Я не вим... Кто у вас працует со списователями? Редактор?
Звонят куда-то наверх, потом сообщают, что мол меня уже ждут на втором патро, по-русски это третий этаж. Мелочь, а обман, прусь на третий этаж. На второе патро.
-Добрый день, я писатель, автор, хотел бы предложить вам свою книгу...
Как его фамилия – мгновенно из головы вылетело, ну ни чего, может быть даст свою визитку.
-Проходите! –
широкая улыбка, он мне рад, видимо сразу во мне видит Нобелевского лауреата. Комната забита компьютерами, столами и шкафами, везде творческий беспорядок и бумаги, книги и прочий мусор. Я пью чай – сервис! молодой, лет тридцать, куда ему с моими сорока одним с половиной в хитрости тягаться, редактор читает наморщив лоб, аннотацию на Ангела с картонными крыльями.
Плотное концентрированное произведение, не смотря на небольшой объем, реалии с галлюцинациями... Эмигрант сорока лет, московский хипарь поселившийся в Париже, все в полном порядке – документы, работа, жилье... Не в порядке душа – нет близких по духу людей, тяготит чуждый, цивильный, обычный образ жизни, к которому герой не привык... Русский сквот полный не людей, а теней, так как здесь живут не хиппи, не андеграунд, а цивилы из Совка, обычные люди, мечтающие о прошлом, желающие разбогатеть и разом решить все проблемы. Предполагаемое преступление, связанное с грабежом дилера, наркотики, сумасшедший дядя Коля. То ли фантом, то ли действительно существующая француженка-Ленка и... неожиданный конец.
Читает по-чешски, П. перевела, что бы я делал, если бы не моя любимая П., манжелка дней моих суровых?..
-Интересно, интересно... Рукопись у вас на чешском?
На китайском! Я для интереса на китайском пишу!
-На русском. -Мда... Ну ни чего, у нас есть консультанты, мы дадим на консультацию, давайте вашу рукопись, вот моя визитка, позвоните недельки через две-три-четыре...
Пять-шесть-семь-восемь бормочу я себе под нос, спускаясь со второго патро, прощаюсь с женщиной с молодой мордой и выпуливаюсь на мороз... Может напечатают?..
9 января, воскресенье.
Позвонить пани Данековой.
П. сегодня не работает, по воскресеньям книжки ее шеф не продает, и действительно – кому по воскресеньям нужны книги о паровозах, пароходах, самолетах?.. С утра бегу к автоматам звонить пани Данековой, она будет консультировать мою книгу «Зазаборный роман. Записки пассажира», а вовсе не ее муж пан Данек. Мне это морщинистый пан ее муж 3 января в конце нашего разговора сказал, кто бы мог подумать... Звоню, в трубке само участие и благожелательность. Нет, она мою рукопись еще не открывала, нет, моя рукопись у нее на столе, но жизнь есть жизнь, сначала то, что пришло ей на стол раньше, плюс какая-никакая, но личная жизнь, а уж потом дойдет очередь и до моего романа, до моей толстенной рукописи... Бегу назад, собачки гуляют, хозяева тоже, небо серо, холодно, одним словом зима, ни какого желания разглядывать окружающий пейзаж.
10 января, понедельник.
Позвонить в Хельсинский Комитет,
зайти к МАТЕ.
П. с утра на работу, я следом по писательским делам. Жду азила, как у моря погоды, пишу книги, пытаюсь заработать на жизнь. Красота... Ни книгами правда, а шитьем, почти как Лимонов, только тот в Совке брюки шил, а я в эмиграции сумочки для паспортов и денег, на сленге «ксивник», из джинсов найденных на улице возле помойки, П. украшает бисером, я присобачиваю кнопку, может купят цивилы... Красивый почти ровный шов на столетнем «Зингере», почти произведение искусства. Звоню в Хельсинский комитет, сообщаю – больше скорей всего не буду нуждаться в их услугах, так как вроде бы мне друзья нашли адвоката, но пока еще адвокат не приступил к своим прямым обязанностям – вырывание азила у правительства Чехии для меня... То было бы неплохо написать нехорошее ругательное письмо-жалобу в МВД о том, что Отдел азилевого ризения незаконно долго тянет в нарушении всех установленных законом сроков, а у меня уже ни какого терпения нет... Кажется поняли, пообещали написать и отправить от моего имени и за моей подписью. Еду к Мате. Еду к Либору, еду в издательство Матя, полгода назад выдавшее мою первую книгу. Первое издание далеко не первой написанной мною книги. У меня их семь, восьмую заканчиваю на днях и от мыслей и планов голову распирает, того и гляди лопнет... И.П.Павлова остановка, прямая как стрела Люблянска, номер 34. Издательство и сразу оптовый магазин, все условия у Либора – сам издает, сам продает, может и меня еще раз напечатает, зачем-то позвали же... Застекленная крыша, пачки книг, полуразбитая дверь, тесные стеллажи с книгами, за компьютером в ориентальной шапочке и с длинной тонкой косичкой широколицый работник издательства, ого! сам Матя в своей неизменной черной тричке с эмблемой фестиваля «Зеленый тюльпан» встречает меня почти в дверях. Здороваемся, длинный Либор, в глаза не заглянешь, в душу тем более, что же он мне приготовил... Проходим к слично Томковой, сажусь, снимаю шляпу, сдираю платок, расстегиваюсь, протираю очки. Ну, чем обрадуете?.. -Добрый день, пан Борода, –
это мне Томкова улыбку адресует.
-Радиостанция «Влтава» хочет вашу книгу читать в эфире на продолжение, агентура «Диала» в связи с этим хочет подписать с нами договор об этом, но требуется и договор между нами и вами...
Вступает Либор:
-Мы подумали и решили – предложить тебе пятьдесят процентов, часть переводчице...
Знает на что бить Либор, переводчица у меня была на инвалидной коляске, куда денешься...
Снова Томкова:
-Знаете сколько будет в долларах ваши пятьдесят процентов? Радиостанция почему-то в долларах расплачивается с авторами...
Не знаю, потому молчу, пытаюсь понять – дурят или нет, хотят еще меня издавать или не сегодня.
-Сто двадцать долларов!..
Мгновенно пересчитываю на чешские пенизы по последнему курсу и ни чего не понимаю – мне за книжку накатили аж 12.000! средняя месячная зарплата в этой стране, а тут какая-то вшивая радиостанция хочет мне такую кучу прайсов отвалить и в общем-то ни за что!.. Хрен с ними, пятьдесят так пятьдесят, переводчице тоже нужны денежки, хотя она давно уже получила за перевод, но не будем скрягами, мы же хиппи...
-Я согласен.
Подписи подготовленных договоров договаривающимися сторонами, сообщение что возможно прайса будут в самое ближайшее время, расспросы – в какой валюте мне удобней получить (?!!), в долларах или в кронах, так мне же все равно! хоть в японских йенах, лишь бы побольше! хипам тоже нужно жрать...
Выпуливаюсь на мороз весь как будто пыхнувший или вмазавший, даже не так холодно мне стало. Я давно сам себе ответил, что для меня моя писанина. Слава? Какая к черту слава, если я напечатался под псевдонимом, ну своим хипповым именем-прозвищем и дальше таким же макаром собираюсь поступать. Деньги вонючие, прайса? Так мне мерседесы и виллы с бассейнами ни к чему вроде бы, на Канарах я был со своею П. дважды и оба раза жили на пляже... Прайса меня интересуют как средство освобождения от повседневной рутины – поиска хлеба насущного, плата зимою в Чехии за арендуемый ательер, ну книгу купить или с френдами по одному пиву вмазать... Одеваюсь я с секача, с секи-хенда, люблю немодные шмотки шестидесятых годов – клеша, цветные рубашки и прочее. Так почему же я пишу? Потому же что и дышу. Для меня писанина – крик, вопль моей души, может кто-нибудь и услышит. Хипарь я, человек нехороший, асоциальный, вот и кричу где попало и что попало. Поживете с мое, хлебнете столько радости и дерьма, еще и не так завопите... Но до исповедальных им далеко, так как наизнанку выворачиваться я не привык, и что у меня на душе – сугубо мое личное дело. Книги мои это просто крик души – души или в буйном веселье орущей изо всех сил или души израненной, вопящей изо всех сил и не всегда к небесам...
