Наконец на исходе получаса пришел длинный и веселый пан, удивился что я стою под его дверью и еще больше удивился, что дверь не заперта. В одной руке у пана был пластиковый мешочек с пончиками, сладкое видите ли любит, сука! а тут жди его... Начинаю снова: -Добрый день, я автор, хотел бы... -А это не ко мне, это вот сюда! – радуется пан с пончиками, что не придется ему работать и указывает свободной рукой на соседнею дверь... От которой меня отогнала молодая пани... Конечно, ни чего страшного не произошло, подумаешь – слушать не захотела, может быть меня просто не поняли, ведь это же так легко перепутать – автор и дистрибуция, очень похоже... Я спускался вниз, не повторив попытки сунуться вновь в певучую дверь, и скрипел зубами... Да, херово быть гордым...и обидчивым... На улице блестели лужи, нассал что ли кто-то, орали птицы как резанные, звенел оглушающе трамвай... Интересно, сильно бы удивились в этом сранном издательстве, если бы я пару раз выстрелил бы в дверь? жаль не из чего.

17 марта, пятница.

ВОЛЬВОКС ГЛОБАТОР.

С утра попытался позвонить в Вольвокс Глобатор... Как я уже говорил – с телефоном я не дружу. Итог печален... Сожрал один импульс, не соединил, второй телефон ответил нескончаемым «занято» и я еду. Еду на улицу какого-то там полка что ли, может что-нибудь скажут смешного. Например – вот если бы вы были минимум Хемингуэй... Суки. Метро наполнено умеренно, умудрился даже сесть, на зависть толстому пану с галстуком. А не надо брюхо на кнедликах и пиве нажирать, а потом с тоской сверлить взглядом волосатого-бородатого, возраст у нас с тобой, морда, одинаковый, плюс-минус, так какого пялишься? Взглянул я дерзко на толстяка, он и отвернулся... А, не нравится цивилам, когда на них пялятся, надо же... Печатать меня не хотят, талантливого, гениального и оригинального, азил мне не дают – бедолаге, живем мы с П. в комнате для сушки белья, но нам не привыкать, на Канарах вообще жили на пляже и ни чего. Правда там тепло, океан и солнце. Два раза там были... Но и в Праге уже солнце... Весна. Бедный я несчастный что ли... Выпуливаюсь на Флоренц, почти наизусть бегу до издательства, винтовая лестница в ободранном подъезде, решетка к стене, дверь на замке, звонок – звоню. Мне открывают, мне улыбаются, мне не предлагают чаю, предлагают позванивать, нет, консультант еще не отозвался, нет, по видимости еще не прочитал, насхледаноу... Бреду назад, криво улыбаясь... А чего же ты ожидал, Борода?.. Ведь в цивилизованных странах для этих целей существует телефон... Да, но в цивилизованных странах он работает...

22 марта, среда.

ВОТОБИЯ.

Был в городе по делам бизнеса, ура! Хосе продал один ксивник, я получил СТО ПЯТЬДЕСЯТ крон... Хосе тоже и столько же, я нашел джинсы на улице, выстирал, распорол их, сшил ксивник, купил кнопки, пришпандорил одну, купил крученный шнур и пришил его в виде ручки к ксивнику, П. вышила купленными на Гавеловском тырге, это по местному так базар обзывается, бисером узор все на том же ксивнике... А Хосе просто повесил ксивник в арендованном магазинчике, наклеив на него цену. Ну а поделили мы поровну. Да – совсем забыл, он еще за электроэнергию заплатил, что бы ксивник освещать... Так и живем, если бы не книги с паровозами, что моя любимая П. продает, пришлось бы к церкви идти, со шляпой... После Хосе завернул на набережную, что множество раз по видимости переименованную, к филиалу издательства Вотобия. Разговорчивый мужик за стеклом, узнав меня, радостно сообщил: -С того раза еще ни разу у себя не были! Может им написать что-нибудь, если появятся – я обязательно передам!.. Выйдя на берег реки Влтавы, с набережной видно на другой стороне ободранные еще деревья Кампы – парка, место тусовки местных волосатых, я впал в глубокую задумчивость, изредка разрушаемую шелестом проносящихся мимо автомобилей. И что же такого написать этим трудолюбивым работникам издательства Вотобия? Точнее филиала издательства?.. Может поздравить их с весной?.. Или сообщить, что их головное предприятие в Оломоуце не отозвалось на мое любовное письмо с вложенной аннотацией?.. Я понимаю – нас много, авторов, а крутое издательство Вотобия одно-одинешенько... Вот если бы в конверт два письма с ответом самому себе – положительным и отрицательным, да еще конверт с маркой и написанным обратным адресом вложил... что бы не затруднять пана редактора такой херней, как ответ какому-то графоману... Да, кстати, а вдруг у него сил не будет запечатать конверт? Или желания... Стою уже на углу, мимо трамвай звенит, над головой огромные окна кафе Славии, за ними туристы пьют кофе и все остальное, а я мрачно размышляю о судьбе литературы... И своей тоже. А с голубого неба на все это безобразие светит солнце. Скоро блин лето, ксив нет, но не это беда, беда что срываться с места нельзя, надо додавить чешское правительство в деле получения азила.

27 марта, понедельник.

ПАСЕКА.

Надоумленный П., воодушевленный самим собой, еду с мешком Песка из Калифорнии в издательство Пасека. Это возле театра, что громадится на Мираку, площадь Мира, чисто советско-хипповое название. Посмотрим-посмотрим, сказал гробовщик обмеряя умершего... А вдруг срастется... Вход в издательство очень оригинален, но не нов – через магазин, это уже нам знакомо. Молодая продавщица звонит куда-то по телефону и не прождав получаса, меня отвлекает от полок с книгами пани. Моих лет, в длинной богемной юбке, с улыбкой полной надежды – а вдруг я Хемингуэй... Увы, Володя Борода, гораздо талантливей, гениальней и оригинальней какого-то там Хемингуэя. Старик и море неплохое произведение для высоколобых интеллектуалов, но это все башни из слоновой кости, миражи полные его пьяного бреда и комплексов стареющего ебаря, даже если он писал не о бабах. А о рыбах. Иду вслед за пани прямиком в подвал, это у них там издательство притаилось, вываливаю на стол содержимое своего портфелио, пани гребет рецензии, бумаги для МВД от Пэн-клуба и прочий мусор. Затем вдумчиво читает аннотацию на книгу, только что не шевелит губами. Ну а потом уж: -Очень интересно, очень. Рукопись у вас на чешском?

На... сдерживаюсь я изо всех сил, улыбаюсь и собрав силу духа в потный кулак, сообщаю:

-На русском. Перевод стоит денег, у меня их нет... к сожалению. Но издательство Матя осилило и на русском... -Да-да, конечно. Оставьте вашу рукопись, мы ее посмотрим, дадим на консультацию, может быть и подойдет ваша книга для нашего издательства...

Дальше я уже знаю – позванивайте, как что – так мы сразу... вам сообщим результат...

Выхожу к театру, даже сердце не стучит сильней, а чего ему бухать – напечатают так напечатают, а нет – так я уже вроде бы как привык... Наверное все таки напишу, как после переворота в неопознанной стране всех издателей вешают на фонарных столбах стиля «модерн». Верчу визитку с чешскими буквами – Нана Вайсерова, редактор.

АПРЕЛЬ.

3 апреля, понедельник.

Позвонить в МЛАДУ ФРОНТУ.

С утра бегу звонить в М.Ф., нужного мне пана Михачека с улыбчивой мордой нет на месте и когда будет – неизвестно... Под пенье всяких развеселившихся гадов в зеленых уже кустах бреду назад, слегка озадаченный... Что бы это значило, черт их всех возьми?! С издательствами ни как не срастется, с азилом тишина... Не жизнь, а сплошное ожидание лучшего завтра. С моим азилом не совсем конечно тишина, есть и кое-какие сдвиги. Первая инстанция рассмотрев мою дерзкую просьбу о предоставлении мне азила, конечно отказала. Как Илье. Илья панк, самый настоящий панк из Нижнего Новгорода, ну бывший Горький, бывший Нижний... Илья прикатил в Чехию в 92, попросил азила, попросил убежища, в знак доказательства предъявил три статьи из Горьковской газетенки – мол автора текстов этой панковко-хулиганско-наркомановской группы, орущей нецензурные тексты со сцены, надо найти и кастрировать...Убить... Посадить в камеру к уголовникам – пусть они над ним надругаются, это будет лучшей оплатой за такие слова... И куда только смотрят охранные организации, перестройка не означает вседозволенность и порнографию на сцене! Три статьи с датами подряд с интервалом в несколько дней и как апофеоз, как изюмина – повестка в КГБ с датой после этих всех статей... Илья сказал чешским полицаям – я не хотел проверять насколько крепка гласность в нашем городе... Первая инстанция отказала – естественно, как и мне, Эмнисти Интернешл и Хельсинский комитет поднялись горой за Илью – быть панком и высказывать свое мнение даже ненормированной лексикой это его святое право провозглашенное в Декларации прав человека!.. И Илье дали азил... И я бы на месте туземного МВД отказал, каждому давать – блядью станешь! азилов на всех не наберешься! Ну и что за причины у меня просить у чешского правительства убежища – и смех, и грех... Ну сидел шесть лет, ну за политику в том числе... Ну и что? Это же при бывшем режиме, а сейчас в России полыхает гражданская, пардон, стоит или лежит демократия. Ну не нравились полисам мои волосы и шмотки, напрягали меня, винтили, так постригись, оденься как все, и все будет ништяк... А свое собственное мнение засунь в жопу. И точка... Но мы с П. загнали чехов в угол. Им теперь остается только одно из трех – или дать мне азил или запустить меня в космос (с ракетой или без), ну или прибить меня... На прибить – следов много. И в Пэн-клубе меня видели, и П. у меня есть, и вообще – Чехия вроде бы демократическая республика, убивать беженца вроде бы не с руки... тем более известного в СМИ. Насчет космоса – дорого. А Чехия страна не богатая, каждого азиланта в космос отправить – ракет не хватит... И прайсов тоже. Хотя и хотелось бы. Ну а насчет азила. Жалко им давать, но по-видимому придется. Первая инстанция отказала, бывший министр МВД Грулих в свой последний рабочий день вернул мое дело на полное начало. Теперь Павел небритый ангел мой хранитель, подключил Клару Самкову-Веселову, с Унии свободы пан Кинл грозит МВД контролем над юридической стороной моего дела и просит пойти мне навстречу в случае имеющихся положительных причин для предоставления азила, ну статьи в газетах, колыхание воздуха и так далее. Но главное – мы с П. их загнали в угол. Своею свадьбой – депортировать и разрушить семью не могут. Некрасиво это... Шесть месяцев шло доказывание – могу я жениться и по куску бумаги с фото выданным МВД... Плюс у меня нет ксив, Россия без российского паспорта ни кого не принимает, чехи скребут репу, кусают подушку и не знают как быть... Давали бы азил скорее и все дела. Но самое смешное и грустное во всей этой истории – я не считаю себя беженцем. Ни беженцем, ни эмигрантом... Какой к черту я эмигрант, эмигранты это кто собрав в чемодан память о прошлом – фотографии, доллары, пряди волос, хрусталь-фарфор и так далее, по визе едут насовсем в другую страну. Я с рюкзаком вещей и двумя детьми, которых на сегодняшний день уже потерял, перся пешком через литовско-польскую границу, забыв поставить в известность пограничников... А беженец это когда земля горит, слезы не высохли, перед глазами смерть близких, в ушах свист пуль, в носу запах гари родного очага, из рваного кармана вываливается горсть родного песка, вариант – болотного ила, нужное подчеркнуть, шузняк стерт до стелек, ноги устали крутить земной шар в поисках убежища... Правда некоторые беженцы приезжают на собственных мерседесах, но разговор не о них. А обо мне. У меня же за плечами и в кармане ни чего такого нет, не было и не будет. Я не беженец и не эмигрант. Я беглец. Беглец из тюрьмы (народов), вырвавшийся на свободу как и всякий беглец без ксив, с минимум вещей (ложка, горсть сухарей или травы, смятая тетрадь с тайными мыслями)... И как любой беглец я пьян от воли, свободы, либертухи люди, а тут гнусные чехи мне азила давать не хотят, не хорошо... Я бы тоже таким как я, азил не давал. Азил нам не положен, коню понятно, я бы придумал специальный паспорт, паспорт беглеца. ИМЯ: Владимир. ФАМИЛИЯ: прочерк. ПРОЗВИЩЕ: Борода. ДЕНЬ, МЕСЯЦ, ГОД РОЖДЕНИЯ: в спутниковую еще эпоху. МЕСТО РОЖДЕНИЯ: тюрьма народов строгого режима Россия. ГРАЖДАНСТВО: космополит. МЕСТО ПОСТОЯННОГО ПРОЖИВАНИЯ: Космос, Солнечная Система, планета Земля.