Они поскакали и вместе выехали на обширную равнину. Перед Маханом открылось страшное зрелище. Вся степь была полна гулями и дивами, справлявшими там свою жуткую оргию. Гремела музыка, демоны плясали и орали мерзкие песни. Внезапно показались сотни факелов: шла процессия огромных рогатых чудищ с длинными хоботами. Под их песни заплясали все дьяволы, заплясал и конь Махана. Юноша в ужасе уставился на коня и увидел, что из его ног вырастают крылья и он превращается в дракона с семью головами. Дракон плясал и извивался; он нес Махана, как поток несет щепку. Но забрезжило утро, и дракон сбросил юношу и со свистом улетел.

Снова Махан оказался один в пустыне. К ночи ему удалось пройти большое расстояние, и перед ним появился большой прекрасный сад. Наконец ему удалось утолить голод плодами.

Махан собирал фрукты, как вдруг послышались грозные крики: «Стой, вор! Наконец-то я тебя поймал. Ты уж не первый раз грабишь мой сад». Перед юношей предстал разгневанный старик с большой дубиной в руках. Махан торопливо поведал ему все свои несчастья. Старик сжалился над юношей, присел возле него и начал утешать, говоря, что теперь он, наконец, нашел безопасное место и может более не страшиться за свою жизнь. Он объясняет Махану, что с ним произошло:

Это страх твой совершил на тебя набег,

Он порождал образы в твоем воображении.

Все эти нападения на тебя

Были ради того, чтобы сбить тебя с пути.

Если бы сердце твое было в то время устойчиво,

Помыслы твои не показывали б тебе этих образов.

Иначе говоря, Низами здесь как бы открывает путь к рационалистическому объяснению всей этой мрачной фантастики, сводя ее к расстроенному страхом воображению.

Старик рассказал Махану, что владеет, кроме этого сада, дворцом и большими богатствами. Потомства у него нет. Юноша пришелся ему по сердцу. Он готов принять его в сыновья и передать ему все эти владения. Махан упал к его ногам, расцеловал ему руки и принял это предложение. Хозяин радостно повел гостя на высокую роскошную суфу [77]] , устроенную в саду, в тени большого сандалового дерева. На дереве была площадка из досок, покрытых мягкими коврами. «Поднимись туда, - сказал он, - и подожди, пока я приготовлю все, что нужно. Если проголодаешься, там есть и хлеб и вода. Но пока я не вернусь, не спускайся оттуда, что бы ни произошло и кто бы тебя ни звал. Даже когда я сам приду, ты сначала хорошенько проверь, я ли это. Эту одну ночь остерегись дурного глаза, дальше уже все будет хорошо».

Махан удобно расположился на мягком ложе, поел и начал осматривать сад. Внезапно издали заблестели огоньки. Показалась красавица, окруженная служанками, которые поспешно украсили суфу и приготовили на ней все необходимое для пира. Красивые девушки пели и плясали, угощались изысканными яствами, а Махан восседал на своем воздушном троне и сгорал от желания присоединиться к ним. Но он помнил советы старца и не решался спуститься. Вдруг красавица сказала служанке: «Я чувствую, что на этом дереве есть родственная душа, плененная нами. Позови его, пусть он позабавится с нами». Девушка подошла к дереву, высмотрела Махана и начала ласково уговаривать его спуститься и принять участие в пиршестве.

Когда закипит природа юноши,

Разве вспомнит он советы стариков? -

говорит Низами. Махан спустился. Красавица усадила его рядом с собой и начала угощать. Под действием вина страсть Махана разгоралась все больше и больше. Наконец, забыв всякое стеснение, он обнял красавицу и уже хотел припасть к ее устам, как вдруг увидел, что

Перед ним - от пят до пасти скаляся -сидит

Порожденный божьим гневом адский дух ифрит[78]]

По рогам - свирепый буйвол, по клыкам .- кабан.

Не дракон - страшней дракона, это-Ариман![79]]

От надира до зенита пасть его разъята;

А спина - спаси нас, боже! - как гора, горбата.

Словно лук, хребет зубчатый выгнут; рачья морда.

На сто верст кругом зловонье от него простерто.

Нос, как печь, где обжигают кирпичи огнем.

Пасть - как чач, где известь гасят, чтобы красить дом.

Это чудище, ухмыляясь, целовало Махала и приговаривало:

«А-а! Ты в лапы мне попался! Грудь твою сейчас

Разорву! Гулял сегодня ты в последний раз.

Ты меня хватал руками, зубы в ход пускал

Ты мне нежный подбородок, губы целовал!

Видишь: когти, словно копья, зубы - как кинжалы;

Знай: таких зубов доныне в мире не бывало!

Ах, как горячо сначала страсть твоя пылала!

А теперь куда девалась? Почему пропала?

Эти губы - те же губы, полные огня,

Личико мое - все то же. так целуй меня!»

Махан теряет сознание, а очнувшись, видит, что рассвело, никакого сада нет, а он - в степи, покрытой скелетами дохлых животных. Тут ему является таинственный помощник заблудившихся - пророк Хызр, и с помощью его юноше удается вернуться домой. Страшные приключения навсегда сделали его меланхоличным, и в память о них он носил только одежды цвета мусульманского траура - темносиние.

Два путника, которых звали Хейр (благо) и Шерр (зло), вместе пустились в странствие. Путь привел их в безбрежную пустыню, жаркую и безводную. Шерр знал, что им предстоит преодолеть такое препятствие, и, ничего не сказав товарищу, захватил с собою бурдючок воды. Через некоторое время Хейр начал изнывать от жажды. Он заметил, что его товарищ тайком от него временами достает откуда-то воду и пьет. У Хейра были при себе два огненно-красных лада [80]] огромной ценности. Он предложил их Шерру с тем, чтобы тот уступил ему хотя бы глоток воды. Но Шерр решительно отказался.

- Здесь, в пустыне, - сказал он, - ты мне предлагаешь эти драгоценные камни, а когда придем в город, ты их у меня отберешь. Нет, дай мне две таких драгоценности, которые ты отнять не сможешь, - отдай мне твои глаза, тогда я дам тебе воды.

Хейр ужаснулся такому злодейству, он всячески умолял Шерра отступиться от жестокого требования. Но никакие уговоры не действовали. Наконец, видя, что он все равно погибнет от жажды, Хейр решился и предложил Шерру взять его глаза. Тот, не долго думая, вонзил спутнику кинжал в глаза и, так и не дав ему воды, забрал его драгоценности и поклажу и ушел, бросив Хейра одного в пустыне.

Он упал на раскаленный огненный песок.

Хорошо еще, что видеть он себя не мог.

Неподалеку от этих мест кочевал богатый курд-скотовод, у которого была красавица-дочь. Она пошла за водой к роднику, находившемуся около этих мест, о существовании которого путники не знали. Наполнив кувшин, девушка направилась обратно к кочевью, как вдруг услышала жалобный стон. Она пошла на голос и нашла Хейра,. Прежде всего она напоила несчастного, затем, осмотрев его глаза, увидела, что хотя белки и сильно поранены, но зрачки целы. Она перевязала его и повела к кочевью. Вечером вернулся со стадами ее отец и, узнав о ранении Хейра, велел приложить к его глазам припарки из листьев известного ему целебного дерева. Часть листвы этого дерева исцеляет глазные ранения, другая часть излечивает эпилепсию.

Когда целебный сок приложили к глазам Хейра, он в первый миг взвился от боли. Но вскоре боли поутихли, и он смог заснуть. Пять дней на его глазах лежала повязка с целебным зельем, а когда ее сняли, оказалось, что зрение к нему вернулось. Хейр полюбил спасшую его девушку. Отец согласился на их брак, и Хейр получил за нею в приданое большие стада.

Когда они собирались откочевать из этих мест, Хейр пошел к целебному сандалу и сделал запас листьев обоих сортов. Кочевники двинулись в путь. Вскоре они пришли в один город, где дочь царя страдала эпилепсией. Сколько ее ни лечили, никто помочь ей не мог. Отец ее дал клятву, что излечившему отдаст ее и жены. Если же кто возьмется лечить, но не сумеет вылечить, то ему отрубят голову.