— обеспечение «специальных прав» Японии в Маньчжурии и Внутренней Монголии;

— увеличение сроков аренды Квантунской области с Порт-Артуром и Далянем (Дальним), с Южно-Маньчжурской и Шеньян-Аньдунской железными дорогами с 25 до 99 лет;

— узаконение захвата Циндао и Шаньдунского полуострова;

— передачу Японии немецких угольных концессий;

— передачу ей всех прав и привилегий, ранее предоставленных германским гражданам в Шаньдуне;

— передачу под совместное управление Ханьепинского угольно-металлургического комбината;

— предоставление обширных железнодорожных концессий в бассейне Янцзы (это была прямая и особо болезненная шпилька в бок дяде Сэму);

— предоставление права на постройку новой железной дороги от Чифу на Шаньдуне;

— исключительное право Японии на аренду китайских портов, островов и территорий;

— беспрепятственное допущение японских военных рекогносцировок на китайской территории;

— право Японии назначать при китайском правительстве японских политических, финансовых, экономических и военных советников;

— такой контроль над полицейскими управлениями важнейших пунктов Китая, при котором руководящий состав полиции состоял бы исключительно из японцев;

— закупку у Японии не менее 50% ввозимого Китаем из-за границы оружия.

Секретные переговоры велись в Пекине четыре месяца. Китай пытался как-то сохранить лицо, но 27 апреля 1915 года требования после небольших изменений были вновь вручены китайскому правительству ультимативно, и 9 мая Китай их принял и подписал с Японией секретный договор.

Китай принял ультиматум по рекомендации США и Англии, данной, конечно, скрепя сердце.

Англия увязала в боях на Европейском континенте и в европейских морях. Еще до войны ей даже пришлось оттянуть с Дальнего Востока свою броненосную эскадру, оставив там лишь крейсера.

Америка исподволь готовилась к тому решающему периоду войны, когда ей придется «лично» вступить в нее.

Тут было не до Китая, тем более что, хотя Япония и предприняла некоторые практические шаги по реализации требований, вскоре после окончания войны те же Штаты ей здорово в том помешали.

Однако позиции Японии уже укрепились — так или иначе. Это проявилось и в том, что даже дяде Сэму пришлось посчитаться с ней и на Парижской мирной конференции, проходившей в 1919 году в Версале, передать германские права на Шаньдунскую провинцию не Китаю (в состав которого эта формально арендуемая провинция входила), а Японии.

И КИТАЙ, и Япония были в Версале представлены равным числом делегатов — по пять. Во главе китайской делегации был министр иностранных дел Лю Чен-сян, а японской — член «генро» и дважды премьер Сайондзи.

Китайцы добивались возвращения их собственной территории и доказывали, что Шаньдунский полуостров, на котором живет 30 миллионов китайцев (то есть по числу — половина населения тогдашней Японии), — исконно китайская территория, да еще и родина Конфуция. Было это чистейшей правдой, однако Сайондзи с коллегами упрямо твердили, что Шаньдун «отвоеван» у Германии — ныне побежденной, и они от «своего» не откажутся.

Японцы напирали на «жертвы», понесенные ими во имя «общей победы». (В скобках сообщу читателю, что Япония потеряла за всю войну 300 (триста!) солдат и офицеров (хотя есть данные, увеличивающие эту цифру до «целой» тысячи.)

«Белая» Антанта возражать своему «желтому» союзнику хотя и возражала, и противодействовала, но далеко не всегда добивалась своего.

Успех всегда опьяняет японцев, как вино, — они сами в том признаются и своеобразно подтвердили это в Версале... Государственный секретарь США Лансинг тогда обратился с просьбой к одному из японских представителей на конференции барону Макино:

— Господин Макино, я прошу вас как-то смягчить «шаньдунский» удар для Китая!

— То есть?

— Ну, вы могли бы выступить с каким-либо формальным доброжелательным заявлением.

— Каким?

— Собственно, — Лансинг протянул к. Макино руку, в которой был зажат лист бумаги, — мы тут совместно набросали проект...

Макино смотрел на Лансинга бесстрастно и молчал, а Лансинг продолжал его уговаривать:

— Еще лучше, если вы дополнительно увидитесь с Лю Чен-сяном. Макино пожал плечами, а Лансинг пояснил:

— Такой шаг был бы повсюду встречен с величайшим одобрением и поднял бы престиж Японии!

— Повсюду?

— Да! И прежде всего — в Китае, где иначе горькое разочарование и возмущение может вылиться в насильственное сопротивление вам по всей стране!

— По всей стране? — презрительно повторил Макино. — А разве Китай представляет собой нечто единое как государство?

— ?!

— Нет, господин Лансинг, я очень внимательно выслушал вас и высоко ценю ваши искренние усилия, но...

— Но?

— Но я не могу предпринять такую акцию и сразу скажу, почему...

— Почему же? — не выдержал Лансинг.

— Потому, что я опасаюсь возмущения... — тут Макино сделал голосом нажим, — японского общественного мнения.

Надо сказать, что такое поведение Макино было запрограммировано самими Штатами.

За полтора года до этого «версальского казуса», 2 ноября 1917 года, тот же Роберт Лансинг обменялся с экс-министром иностранных дел Японии, главой специальной японской миссии в Вашингтоне Кикудзиро Исии нотами, где США и Япония взаимно определяли свою политику в Китае. Признавая «особые интересы» Японии в Китае тогда, когда Япония уже аннексировала Шаньдун и базу Циндао, Америка фактически согласилась с этим японским захватом. Япония же вновь подтверждала согласие с политикой «открытых дверей».

Маленький инцидент вокруг соглашения Лансинга — Исии хорошо иллюстрировал всю американо-японо-китайскую интригу.

Опубликование соглашения намечалось на 7 ноября. Но уже 4 ноября Япония без ведома США передала тексты нот в МИД Китая. Китай тут же заявил, что не признает никакого соглашения, заключенного относительно Китая другими странами.

Но что значили протесты Китая тогда и чуть позже — в Версале? И Шаньдун остался за Японией.

(Что занятно, замечу я в скобках!) Штаты в конце концов отказались подписывать Версальский договор, мотивируя этот шаг своим несогласием с передачей Шаньдуна японцам.

«Ну, что тут скажешь?!» — приходится повторить автору уже в который раз...

ЛАНСИНГ и Исии обменивались нотами после Октября 1917 года, и этот великий русский Октябрь не в последнюю очередь стал причиной взаимной американо-японской сговорчивости. Россия, Америка, Япония и Китай тут спутывались вновь в противоречивый «дальневосточный» клубок...

Не «дружить» вместе против Китая Япония и Америка не могли, хотя пределы такой «дружбы» не могли не быть ограниченными. Как писал в 1918 году из Токио барон Будберг: «Вся задача Японии в том, чтобы поддерживать в Китае беспорядок и пытаться раздробить его на составные и враждующие части».

По тем временам такой Китай устраивал и США.

Но, как замечал опять же Будберг: «Здоровый и могучий Китай — это конец Японии как промышленной и военной силы».

И в этом смысле такой Китай тоже был бы для Америки не так уж и плох. Ведь такой Китай избавлял бы ее от японского конкурента. Правда, здоровый и могучий Китай сам становился бы конкурентом США. Американо-японо-китайская интрига была поэтому вариантной, неоднозначной.

А вот с Россией (и тем более — с Советской Россией) все было просто и однозначно. Здоровая и могучая Россия не нужна была Америке ни с какой стороны.

Японии же...

Дальновидно мыслящей Японии нужна была, конечно, сильная Россия... И люди дальновидные, да и просто лояльные к России, в Японии времен Первой мировой войны были. В истории этой войны есть одна малоизвестная (из, естественно, великого их множества) и волнующая деталь. На русско-германском фронте действовал небольшой отряд японского Красного Креста. Да, именно так — отряд Красного Креста из буддистской и синтоистской Японии. Но в данном случае, из Японии православной...