Китай же — даже после его окончательного «вскрытия» Западом — не прогрессирует по «японскому» типу, а все более превращается в полуколонию и объект империалистической эксплуатации.
Конечно, Япония по сравнению с Китаем была менее привлекательна для Запада. Очень уж она бедна сырьевыми ресурсами. (Даже в 80-е годы XX века Япония импортировала 99,7 процента требующейся ей нефти, 100 процентов алюминия, железной руды и никеля, 95 процентов меди и 92 процента газа.)
Япония была «вскрыта» намного позднее Китая и не казалась по сравнению с Китаем особо привлекательным и быстро окупающимся местом приложения грабительских усилий. То ли дело Китай... Он ведь уже был крепко прижат Западом серией «опиумных» войн.
И уже поэтому Западу было выгоднее поощрять развитие Японии, чтобы держать ее «у ноги» и при необходимости науськать на Россию и (или) Китай. Что Запад потом с успехом и проделывал.
Но, с другой стороны, сырьевое богатство Китая объективно было мощным потенциальным фактором его быстрого национального прогресса..
Почему же не состоялся — параллельно японскому — китайский «рывок» на рубеже XIX — XX веков?
Этим интересным и важным вопросом я буду задаваться еще не раз и постепенно — не враз — постараюсь дать на него хотя бы частичный ответ.
Причем, говоря о китайском характере, надо иметь в виду, пожалуй, тот факт, что разница в психологии относительно немногочисленного образованного слоя китайцев и уже давно необъятной китайской крестьянской массы (так и хочется сказать — биомассы), скорее всего, была большой в XIX веке и остается большой в веке XXI. И поэтому, говоря о китайском национальном характере, я тут имею в виду тот его вариант, который свойствен верхней части китайского общества.
Конечно, и терпеливые кули XIX века, и почти бесправные и почти невежественные крестьяне XXI века, безучастно стоящие у подножия сверкающих пекинских небоскребов со своими старенькими грузовыми велосипедами, нагруженными зеленоватыми китайскими мандаринами, о чем-то думали и думают...
Они безучастны лишь внешне — человек не корова... Но они вмешиваются в ход истории редко — когда уже невтерпеж и когда терять нечего или почти нечего... А текущую ситуацию определяют, увы, образованные и поддерживаемые ими власти предержащие.
Так вот — некоторая информация к размышлению об образе мыслей «мандариновой» части тогдашнего китайского общества...
В начале 60-х годов XIX века феодальная Япония была уже Западом «вскрыта», но еще пребывала в почти абсолютной слабости и растерянности. И правительство Иэмоти — предпоследнего сегуна из дома Токугава (об этом доме и еще много о чем я начну рассказ через десяток абзацев) — обратилось к Китаю с предложением об установлении официальных дипломатических отношений...
Но что было «великой» Небесной империи до веками презираемых дун ян сяо гуйцзы — «карликовых чертей из-за Восточного моря»?
«Чертям» отказали...
А в 1871 году предложение Небесной о союзе против вторжения западных держав отклонили уже «черти», начавшие эру «реформ Мэйдзи».
А еще позднее Муцу Мунэмицу, министр иностранных дел Японии в период японо-китайской войны 1894 — 1895 годов, напишет: «Мы столкнулись с удивительным зрелищем, которое являли две страны, разделенные лишь узкой полосой воды: одна демонстрировала результаты восприятия западной цивилизации, другая оставалась защитником устаревшей практики в восточной Азии. В свое время японцы имели обыкновение относиться к Китаю с великим почтением. Они называли его «Небесной империей» и «Великой империей»... Теперь же мы презираем Китай как фанатичный и невежественный колосс консерватизма».
Резко?
Да.
Справедливо?
Увы, тоже — да...
Пожалуй, часть ответа отыскивается и в показательной оценке психологии китайских компрадоров (национальной буржуазии, обслуживающей интересы иностранного капитала) 30-х годов XX века и их взглядов на иностранцев, сделанной известным советским знатоком Китая Михаилом Иосифовичем Сладковским:
«При всей своей изощренности и изворотливости в отношениях с иностранцами... нельзя не отметить и их слабость. Торговцы фанатически верили в свое «превосходство» и «непогрешимость», они недооценивали своих контрагентов. Доктор Сунь Ят-сен в связи с этим отмечал: «Сам Китай очень высоко оценивал свои собственные достижения и ни во что не ставил другие государства. Это вошло в привычку и стало считаться чем-то совершенно естественным»...
Такими вот национальными свойствами обзавелся за тысячелетия своей истории Китай.
Еще бы! Ведь этих тысячелетий насчитывалось минимум четыре!
И это не считая того, что история вообще Homo sapiens ведет свой отсчет в том числе и от ископаемого «пракитайца» — синантропа.
А Япония...
Ну, о ней-то мы сейчас и поговорим.
Глава 3
«Раса Ямато» и коммодор Перри
История древней Японии далеко не так уходит в глубь тысячелетий, как история Китая. Впрочем, забираться в самую глубь здесь нужды и нет.
Однако для того чтобы лучше понимать ход событий более-менее современных, нам, уважаемый читатель, полезно будет хотя бы кратко узнать ход событий достаточно давних...
Да и, смею уверить тебя, знать о них не только полезно, но и — интересно!
Аборигены Японских островов жили морем: ловлей рыбы, моллюсков, крабов. Благо этого добра в прибрежных водах хватало, а до моря от любой точки Японии не насчитаешь и полутора сотен, а то и сотни километров.
На полудикие острова приходили более цивилизованные переселенцы-колонисты с «китайского» материка, смешивались с аборигенами, оттесняли их к северу, но в конце концов тоже участвовали в формировании того народа, который потом назовет себя «расой Ямато» и станет известен во внешнем мире как японский.
Особенно активно шел этот процесс в IV и V веках, а каналом проникновения китайских родов и китайской культуры на Японские острова была тогда Корея, уже познакомившаяся с китайской цивилизацией.
Как я понимаю, аборигены Японских островов были людьми мужественными и привычными к стихиям. Япония — страна вулканов, цунами, землетрясений...
Япония — это и океан, огромные волны, морские просторы и в то же время множество небольших и недалеко находящихся друг от друга островов с изрезанной береговой линией, с удобными бухтами. То есть сама природа воспитывала в островитянах и необходимую для выживания смелость, и легко удовлетворяемую любознательность.
Что же до пришельцев с континента, то они, надо полагать, были менее закаленными, но зато — более образованными, более утонченными. Как говорится — в бурях рождается характер, в тиши зреет интеллект.
Сплав стойкого характера аборигенов и континентальной культуры в едином народе, формирующемся, к тому же, в весьма своеобразной и богатой природной среде, обещал стать тоже весьма своеобразным и перспективным...
И уже тогда в Японии, похоже, очень высоко ставилось значение знания. Сам термин «сиру», применявшийся к древним родовым старейшинам и выражающий понятие «управлять», буквально означает «знать». Как писал в своей «Истории Японии» 1939 года профессор Е. Жуков, «власть родового старейшины первоначально основывалась на том, что он был более сведущим, «знающим», чем остальные члены рода».
Для древних народов это был подход далеко не повсеместный, ибо чаще ценилась у них сила не разума, а кулака. Впрочем, ценить во власти разум не очень-то умеет и большинство современных народов — начиная с народа русского. Но это так, к слову.
В начале VIII века в Японии был принят первый законодательный акт по образованию. В столице и провинции началось создание системы государственных школ.
Государственных, читатель! В начале VIII века...
В Европе и через полтысячи лет после этого японского государственного акта отношение к образованию было несколько иным. И немало даже владетельных особ принципиально гордилось своей неграмотностью.
