Надеюсь, читатель не так уж теперь и не знаком с Романом Романовичем Розеном, чтобы не увидеть, насколько Витте был гнусно лжив в оценке своего коллеги.

Розен-то как раз в положении дел разбирался неплохо. Мысля именно здраво и логически, он потому и колебался в вопросе о том, надо ли спешить и уступать, имея к осторожности и неуступчивости все объективные основания. И лишь паническое, по сути, настроение Самойлова и скептицизм бывшего морского агента в Японии капитана 2 ранга Русина позицию Розена как-то поколебали.

Впрочем, Витте ему на переговорах и рта не давал открыть. Зато сам раздавал налево и направо автографы и интервью. Он зарабатывал дешевый сиюминутный успех у широкой публики и прессы вместо того, чтобы одним сдержанно величественным видом (а габаритами его черт не обидел) показывать, что у России, мол, пороха в пороховницах хватает.

Пожалуй, тут будет уместным привести пару слов о прессе США, взятых из донесения нашего посланника в США А.П. Кассини от 3 июня последнего предвоенного 1903 года: «Здесь живет около 3 миллионов евреев, и почти вся пресса, подобно как и в Европе, находится в их руках». А непосредственно перед войной, 11 января 1904 года, Кассини докладывал:«Общественное мнение здесь скорее расположено благоприятно к Японии благодаря непрерывающимся инсинуациям англо-еврейской прессы».

Витте не мог не понимать, что ни о какой искренней и долговременной благорасположенности американской прессы к России не может быть и речи уже хотя бы потому, что «англо-еврейская» пресса была кровно заинтересована в том, чтобы Япония ободрала Россию как только можно и как нельзя...

Ведь должницей Шиффа и компании, в руках которых была пресса США, являлась Япония! Внешнее дружелюбие к Витте шиффовских писак было точка в точку похоже на похвалы крыловской Вороне крыловской же Лисицы.

Американские газетчики уже заранее разевали рот на гонорары от Шиффа, оплаченные из процентов с японских займов, которые Япония намеревалась отдавать из русской контрибуции. А Витте почему-то из фрака был готов вылезть, абы понравиться этой газетной рати.

Тьфу!

Но это ж надо! Даже советская историография Витте не разоблачила и не аттестовала его как действительно выдающегося государственного, но — не деятеля, а преступника!

Что уж говорить об историографии «россиянской»... Тот же «юбилейный дуэт» Вячеслава и Ларисы Шацилло считает, что Витте-де удалось в Портсмуте «достичь максимум возможного». И они же восхищаются его «весьма острыми и резкими замечаниями» в ходе переговоров. То есть, например, вот чем...

Комура посоветовал Витте принести жертву контрибуции «для спасения более важных интересов».

— Если бы японские войска пришли в Москву, — идиотски реагировал Витте, — тогда только мы сочли бы естественным возбуждение вопроса о контрибуции...

Высказав дурацкое и унизительное для России предположение, Витте, конечно же, «подставился», и Комура спокойно заметил:

— В этом случае уже не было бы никаких переговоров, а мы просто продиктовали бы условия мира.

Сергей же Юльевич, как красующийся перед горничной гимназист, продолжал вместо разговора по существу витийствовать:

— История говорит иное. Наполеон был в Москве, однако не диктовал нам условия мира...

А ведь вместо того чтобы провоцировать эти пикировки, Витте надо было просто указать на финансовую невозможность для Японии продолжать войну, на наращивание наших сил в Маньчжурии и на серьезные материальные выгоды, и так получаемые Японией.

Витте — вкупе со всякими там абазами, гинцбургами, бадмаевыми — в интересах прежде всего Золотого Интернационала активно создавал политические и материальные основы будущего русско-японского конфликта.

Витте протаскивал идеи КВЖД, южной ее ветки, «Желтороссии» на Ляодуне и т. д.

Потом, когда эти усилия вот-вот готовы были принести плоды в виде войны, Витте вдруг стал в оппозицию к русской активной политике в Маньчжурии и Корее и даже ушел в отставку.

Якобы — протестуя...

Война проведена, Россия ее проиграла. Наступает пора мирных переговоров.

А кого же на них уполномочить?

А как кого — Сергея Юльевича, конечно! Он как ведь прозорливо удерживал нас от войны... Ему теперь и карты в руки.

И напрочь забывается, что Витте — один из тех, кто России войну и сварганил во славу могущества антироссийских сил.

Кстати, об этих силах...

Витте получил назначение в Портсмут с подачи... Александра Петровича Извольского. Вот как о своей роли в этом пишет сам Извольский: «Кандидатура Витте была особенно нежелательна для императора, который относился недоброжелательно к этому выдающемуся государственному деятелю (ума у царя было не в избытке, но чутье он порой обнаруживал тонкое. — С.К.)... Тем не менее я был настолько убежден в величайшей важности влияния нашего представителя, что... написал письмо графу Ламздорфу, в котором выразил мое глубокое убеждение со всей энергией, на какую только я был способен, что единственным человеком в России (н-да. — C.K.), который успешно выполнил бы столь сложное дело, является Витте.

Мое письмо получено было в Петербурге как раз в тот момент, когда граф Ламздорф исчерпал все аргументы в пользу кандидатуры Витте, и, как он сам говорил мне позже, оно помогло рассеять все сомнения императора.

Витте отправился в Америку, и, как всякий знает, с его выдающимся талантом, я бы сказал, с гениальностью, он успешно завершил порученное ему дело».

Да, за что кукушка хвалит петуха...

Александр Петрович был, напомню, фигурой, нередко бывавшей, по свидетельству современников, в «большой зависимости от неизвестных международных сил». И нахваливал он Витте перед Ламздорфом и царем, надо полагать, неспроста.

И Витте поехал в Портсмут. Поехал сдавать Японии пол-Сахалина (хотя Сахалин — не Ляодун), сдавать рыбные богатства Дальнего Востока. Сдавать достоинство России.

Как будто навоевавшаяся до полуиздыхания Япония получала от России и без Сахалина мало. Напомню еще раз: мы уходили из Южной Маньчжурии, соглашались в перспективе на фактическую аннексию Кореи, на унизительную рыбную конвенцию, отдавали на блюдечке с голубой каемочкой мощную морскую крепость Порт-Артур со всеми причиндалами, порт и город Дальний, ветку Чанчунь — Порт-Артур...

Так нет, еще и Сахалин им с каких-то шишей!

А Витте за это — графа... Хорошо хоть нашлись острые на язык русские люди и — в придачу к монаршей милости — выдали Витте прозвище графа «Полусахалинского».

И ведь с Сахалином, уважаемый читатель, получилось вообще преступно до идиотизма... Знают об этом у нас мало, а знать надо.

И знать вот что...

Японцы начали переговоры с очень большого запроса. Все их требования горячо поддерживал — «в целях скорейшего достижения мира» — «горячий друг России» Рузвельт. Он убеждал Николая, что Сахалин уже безвозвратно японский. Российская делегация упиралась. И переговоры шли в основном вокруг проблемы Сахалина и контрибуции (на Корее уже ставили крест).

26 августа первый японский делегат Комура телеграфирует в Токио, что русская делегация категорически отказывается от выплаты контрибуции и угрожает прервать переговоры.

Телеграмма Комуры в Токио была датирована 27 августа — из-за разницы во времени. Тут же было созвано заседание правительства и «генро». Оно затянулось до поздней ночи и решило не настаивать на контрибуции.

28 августа в присутствии императора собирается объединенное совещание «генро», правительства и высшего военного командования. И вот это совещание, уважаемый мой читатель, решило заключить мир, отказавшись от двух требований: уступки Сахалина и контрибуции!

Повторю: Япония от этих требований от-ка-зы-ва-лась!

В том числе — и от Сахалина!

Даром что еще до начала мирных переговоров Япония заняла Южный Сахалин! Но ни о каких значительных силах там речи быть, конечно, не могло...