Скрипка для города, живущего Божеством летнего вечера. Дождь разуверился в объяснениях. Только фонарщик расцвечивал души и изрисовывали мои листы чьи-то чужие, неискренние губы.

24.10. Города: наверное, это чудо – услышать душу города, понять его затаенные мысли, проникнуться, вжиться в его судьбу, стать частичкой и дыханием. Каждый город неповторим, уникален. У них, как у людей, свои характеры, лица, образ жизни. Только не каждому откроют они свое «я». Искренность – это дар, нужно заслужить право быть понятым и понять другого. Но если ты почувствовал – тебе доверились, если ты знаешь тайну и слышишь душу каждого булыжника, дома, ступеньки, – это награда. Это одна из самых удивительных и прекрасных вещей в жизни – узнавание. Ты не одинок. Город растворил свое настроение в твоих глазах. Ты прочитываешь его судьбу в каждом движении листвы, лужах, лицах людей. Ты даже можешь догадаться, каким он был в прошлых пришествиях. Его бессмертную душу, эту единственную небесную Вечность вдруг осознаешь. Все это сразу окажется в твоем сердце. И каждый ждет своего часа, ждет понимания или хотя бы просто улыбки. Это так важно. Ведь это – всегда чудо, всегда загадка, а значит детство, и сказка, и теплые ладони лета, и самые лучшие сны. И мы станем немного мудрее, и уже не сможешь равнодушно смотреть в окно поезда, проезжая мимо еще одного маленького существа. Кто ты? Твое имя? Молчит. Но кто знает, что скрывает этот задумчивый взгляд? Какие бури и сомнения терзают твои тихие, кажущиеся сейчас совсем кроткими и застенчивыми улицы? Улицы-мысли, улицы-пульсирующие вены. Ты живешь и дышишь. Ты есть! Я понимаю, я люблю твою непокорность, я узнаю голос… Ты слышишь? Это больше, чем родство. Небо, звезды, талант видеть и познавать жизнь. Города – это созвездья, у каждого в ночном небе есть двойник. И они разговаривают в полнолуние и знают будущее и прошлое.

Город, погадай мне на ладони!

26.10. Возвращаемся в Москву.

Настроение: поздний вечер. Вагонные случайные лица. Я – это только предчувствие. Ожиданием разлуки застыло Небо. Нет, просто черная за окном мысль, просто мысль. Химера. И только дождь кружит, мелькающие картины, Дождь за окном перелистывает листы холода октябрьского. Каждый – вдруг и навсегда останется только мигом. Но я описываю музыку одинокого сердца. Ноты капают. А лужи грязные почему-то, будто не было чистоты помысла.

Осторожно. Леди, вы вступили в иную сложность – разговаривать, не тая боли, хрупкости тонких пальцев, а еще… но это, наверное, дождь опять промокашкой

окажется. Спрятанный на перечеркнутых всплесках тревог – город. Он тоже боится неистовства и осторожничает с тишиной. Город, но ты только присказка. И передышка в споре с войной. Ветки воюют с грузностью вечера, встали осунувшиеся тополи, и на меня посмотрели. Пустота их глазниц смотрела на меня глазами Вечности.

Полированная поверхность невыспавшегося утра. Ополоумели только ветки. Выбросились, вымостили нервное Небо отчуждением убитых ночей.

Другая память приснилась. Чуждое познание бытия.

14.11. Любимый снег – это март, утренняя разлука тишины и тревоги, на ветках иней.

Иностранец – ветер, в белой шляпе, с тросточкой. Столько отчужденности. Его пальцы тают и тоненькими веточками – последний вдох октябрьский – в вазу сада синего опадают.

Любимый снег – это помнить о каждом движении мая. Созвездия взглядов задумали навсегда остаться мечтой. А я улетала в память, я просто смотрела на Небо. И память гасили остывшей звезд шелухой.

15.11.

Все это надо написать в этом году. Приблизительные наброски уже есть, но еще ничего конкретного. Еще проза. Здесь легче. Поток сознания. Интуитивное. Это счастье.

Скоро – Москва. Поговорила с Мерлином. Подарила ручку. Теперь сижу и страдаю, что плохо выглядела во время разговора и вообще не так себя вела, как нужно бы. Но ведь все в прошлом. Делать мне больше нечего что ли, как сидеть и перебирать реплики и жесты? Но думаю и чувствую, что была ужасно неестественной во всех отношениях. Хочется везде побывать, хочется всюду ездить. И у меня есть уверенность, что так и будет. Откуда эта уверенность, не знаю, но она есть.

16.11. С открыток: Калининград. Этот город заполнен каштанами, желтыми листьями и ожиданием будущей весны. Этот город – букет с облаками и еще – предвестник грозы.

Суббота – dance, France, история, корреспонденция.

Но розовую шерсть заката приласкай взглядом. Созвездия взглядов. Зеленоглазая отрешенность. Не сможешь забыть о будущем сне. Его зеленоглазая отрешенность – потерянные дороги Бога приснятся только тебе.

Данте. Ветер. Отрешенность. Господи, почему сейчас мне приснилось иносказанием Солнце – молитва тысячи огненных глаз. Даже осень не выдержала Вечности. Тихо закуталась в плащ из снов. Задула свечку прощальной зари вечера и вышла, вышла в пустоту небесной нетронутости. Тихо. Профиль первой звезды – чеканная поросль этого вечера. Выместила на фонаре злобу луна. Осмелилась стать больше, чем просто желание – освобождение от причин. Навсегда и только в стихах. Стихами. Провозглашенная сутолока глаз, отчаянных, глаз пустоты.

В каталогах этого неба столько потеряно одиноких. А я – это осколок чьего-то голоса. Поджигаю взглядов отчужденность.

Образы не в памяти, это вечер становится тобой. Однажды. И навсегда. Полнолуние – это отзвук страха за потерянные ключи в Вечность. За освобождение от причин. Ты задуй свечку утренней зари. Засыпай. Это жизнь. Возвратился смысл.

Люди, ополоумевшая луна сегодня вечером будет мною. Разбудить памятники, пусть знают. Небо сдается в плен моим стихам, рыдает.

Планеты разговаривают стихами, созвездиями перекликаются Судьбы.

19.11. Когда позавчера ехала в поезде в Москву, смотрела в окно, там были безликие снежные равнины, леса, деревни, погружающиеся в ночь все сильнее и сильнее, увязая в ней по самые брови. И хоть тогда все было совсем иначе, я вспомнила именно ту поездку. Со всей отчетливостью. Мне представился тот день, тот поезд, его слова, движения. Я знала его совсем мало, я понимаю, но щемящая боль и тоска начали заполнять все существо. С этим человеком я ехала в поезде, разговаривала, тусовалась на Гоголях, было только веселье и юность. И все. Все окончено. Занавес его жизни опустился. Да простят мне Боги некую вычурность образа. Ника больше нет. И сил моих не хватит, чтобы до конца поверить. Его нет, и его такого больше не будет, и никто не заменит его. И я смотрела в это ночное ослепшее окно спешащего поезда и грустила. Душа оплакивала его несостоявшуюся судьбу. И я, «глаза закрыв, каждую букву на порыв разбивала его имени». Но это свыше, Боги, это Вашим повелением случилось. Да успокоится его душа. Да будет радостным следующий ее приход в наш бренный мир.

20.11. Опять застой. Наезд неуверенности и вялости. К тому же не идут на контакт. А сейчас, как никогда, необходима энергия и напор. Я понимаю, что сейчас именно то время, от которого зависит дальнейшая жизнь и судьба.

Я очень хочу контактировать. Получилось. Сначала что-то отрицательное, какие-то искажения в пространстве вокруг меня и самой сущности метаморфозы сознания. Расплывчатые, то и дело меняющие облик и сущность тела. Ощущение, будто я отражаюсь в кривых зеркалах, которые проносятся мимо и окружают со всех сторон, ежесекундно меняются. Сознание мутнеет, тяжелеет и как бы цепенеет тягучими кляксами. В это время перед глазами нечто, действительно напоминающее кляксы. Чувство расслоения в пространстве, растекания по плоскостям. Будто во все стороны – только я. Тягучесть физического и духовного состояния. Когда астрал вышел в космос, возникло ощущение блокировки меня и моей души какой-то третьей чуждой субстанцией. Будто они разъединили меня с астралом. Я усилием воли вернулась. Вызвала помощь из космического содружества. Дали энергию, помогли.