Такое, правда, впервые. Много разного встречалось. Но парализующий дурман этот не столбняк, а полыхание, не остановка, а порыв безудержный в безумие, которое рано или поздно зацелует меня до неприличия. До счастья.
Если счастье для тебя – потеря независимости, то, пожалуйста.
А если счастье для меня хоть раз в жизни «потерять голову»? Даже не в любви, а страсти? А если это судьба?
Кто уверенно скажет – нет? Молчите?
13.01. Старый Новый год. Нелепо звучит. Только у нас существует такая традиция.
Олег – лучшее, на что я способна? Нет, нет. Конечно, нет. Тогда почему…?
Нельзя расслабляться. Еще два экзамена и зачет. Я же думаю о чем угодно, кроме этого. Музыка, все время музыка.
4-месячные курсы сценарного факультета во ВГИКе стоят 160 тысяч. Не буду думать, что это недоступно. Буду думать, что буду там учиться. Должна.
Разобрала меня ностальгуха и поехала я в центр. На 119-м до конца, до Киевского вокзала, мимо вожделенного «Мосфильма» в раздумьях о смысле жизни. Потом на метро до «Краснопресненской». Наконец-то открыли выход с кольцевой. Зашла в Киноцентр. Посмотрела, что там хорошего. Хорошее все. Иногда все же удивляюсь выкрутасам судьбы. Все так подгонит минутка к минутке, шаг к шагу, что слов нет. Молчу и удивляюсь. От зоопарка доехала на попутке до Тверской. Пошла в мой (бывший) любимый (бывший) кофейник (еще стоит). Взяла кофе с пирожным. Думаю чуть-чуть оттянусь в одиночестве и покое. Как же, не тут-то было. Жлобина гадкая объявилась и ну достала, сил нет. Последнее время нервы расшатаны дальше некуда. Меня снова прорвало. Разревелась. Как я устала от этих рож, от этих хамских приставаний. Хочу в отстраненном, недоступном этим гадам мире жить. Я не могу сопротивляться ублюдским этим «ухаживаниям». Я не умею. Кофейник потерян навсегда. Потому что сегодняшняя рожа с компанией тусуются там, видимо, довольно часто. Мне кажется, я видела уже ее. Я в слезах, в истерике вышла из кафе после мини-лекции, как нельзя себя вести, чтобы не нарваться. Очень благодарю! Как же вы мне все надоели, плебеи! Почему вы чувствуете себя хозяевами жизни?
Я свернула на Васильевскую, шла в полной прострации, ноги подкашивались. У Дома кино поймала машину. Заглядываю, говорю: «До Октябрьской, денег нет». Уже понимаю, что что-то знакомое. Man, который как-то подвозил меня в конце декабря в центр и не взял денег. Конечно, довез до подъезда. Ехала восхитительно долго. Снова мимо Мосфильма, мимо Киевского вокзала. Не могла ошибиться. Надо же в толчее машин, улиц, лиц, времен года, суток так встретиться. ОК, судьба, не дремлет, играет. И в плохом, и в хорошем. Дает знать о себе.
До сих пор (дома уже около часа) лихорадит. Я в ужасе от таких хамов. Я смертельно боюсь. Но в терем себя посадить тоже не могу. Не очень-то весело.
14.01. Настроение: заколдуй меня от сна жизни. Забаламуть безумие лет. Имена событий смотрятся в зеркала. Нет ничего, никого рядом, кто мог бы помочь. Ответьте, взгляды, перед выходом в ночь. Мое пробуждение так беззащитно. Такая хрупкая жизни сказка. Кто ее выдумывает, чтобы не было страшно за эти крас-
ки. Бесшабашные и восторженные. Мое пробуждение – так случайно. Сделай его праздником. Но это давно праздник. Шум, события, имена. Я одна лишь в страсти вольна. Я придумываю себя. Свет изумляется, повторяет лепет. Я придумываю тебе весь полет от безвременья в вечность. Слишком много вокруг тишины. Жизнь, разлученная с дорогой. На произвол случаю. Глаза восхищенного Бога.
Я понимаю, что все пройдет. Я понимаю, что жизни плен сладок. И нельзя просчитать вперед шаги, а лучше – вдруг, наугад: поражение или награда. Все наши крайности так близки. Наши безумия и те млечны. Но мы – неужели никогда? Неужели навсегда? И это – беспечность?
15.01. Понимаю, что непроходимо глупо веду себя, не занимаясь, а утопая в истоме воспоминаний и беспечности. Учить философию – невыносимо скучно. Но и расслабиться спокойно тоже не могу.
Ворожба твоих слов продолжается. Они обладают силой, неподвластной времени. Они меня гипнотизируют.
Я уже не маленькая, не наивная. Не теряю голову от чего-то необычного, нового, пусть перспективного. Как когда-то было с Б. Потрясти меня теперь не так-то просто. Почему же ты так много значишь для меня? Почему не в силах признать, что лучше – врозь, не вместе? Почему мысль, что мы больше не увидимся, причиняет мне боль?
И все-таки хорошо. Несмотря ни на что – хорошо. Этот ритм – он во мне. И он сопротивляется старому внешнему течению дней. Лихорадка внутри – и внешнее спокойствие. Вот какая странность.
16.01. И чувство опасности в чувстве ритма. Ритма бешеного и нежного. Ритма моей жизни, диктующего не только события и настроения, но даже случайности. Неужели ты – это только случайность? Разве я посмела бы когда-нибудь сказать тебе это в лицо. Ты несешься по жизни в машине, окруженный победами и грехами. У тебя всегда много денег, дела и женщин. У тебя всегда много тебя. Твои сумасшедшие глаза гипнотизируют меня. Но мне нелегко с тобой. Ты ведешь партию, ведешь игру. У тебя самочувствие победителя, убедившего жизнь стать именно такой. Единственно возможной и достойной тебя. Тебе надоедает кутерьма лиц и тел. Ты на бешеной скорости ведешь машину пьяный и пьяный невыносимо. Никогда не зная, что ты выдумаешь в следующее мгновение, играешь с женскими тревожными сердцами. Но они не нужны тебе. Так же как и свое собственное. Иногда мне кажется, ты нарываешься на опасность сознательно, приближаешь гибель, даешь ей больше шансов жить.
Но, бесподобный мой игрок, почему я ни секунды не понимаю в наших сумасшедших стремительных отношениях? Сумасшедших, как твои глаза и моя печаль.
Тебя выбрала судьба и зацеловала. И прокляла. И бросила. И бросается на шею. Каждый новый твой роман – обречен. Она не отпустит тебя. Но посмотри ей в глаза. Она не любит. Ей просто нравится быть при тебе. И не быть тобой.
То, что происходит с нами – необратимость. Мы – наваждение и наказание друг для друга. И еще – чувство опасности. Если риск для меня – единственный выход, почему я так неправдоподобно долго не прикасалась к твоему лицу и не ехала в твоей машине. На бешеной скорости. На бешеной высоте.
Ты хватал меня за руку и срывался в пропасть ночи, в пропасть пьяных гулянок и светских раутов. Я любовалась твоей грацией, гордый барс. Дитя гор и солнца. Ночью тебя охватывает невыносимая мутная тоска. Ты меняешь постели, женщин и кабаки. Ты меняешь развлечения и проблемы. Но она сильнее тебя. И она – единственное, с кем ты никогда не сыграешь в открытую. А значит – не выиграешь. Ее так много во мне. Но я не люблю говорить об этом. Когда ты догадался… А когда ты догадался?
Нас потянуло друг к другу в неотвратимость часовых стрелок, встречающихся в полночь. Время рока и время пустоты, отрицающее самое себя. И мы отрицаем себя друг в друге. И смотрим на это несуществующее лицо. Но стрелки встречаются и в полдень. И мы целуем воспоминания, существующие в наших лицах.
«Бывшие до тебя», что они знают обо мне? Заколдованное место на Октябрьской площади лежит в снегу и живет памятью о нашем знакомстве. Мы встретились. Мы расстались. Мы встретились. Мы придумали себя. И нам не было страшно за наши маски, которые вдруг взбунтовались, ожили и ужалили в сердце. И убежали, держась за руки, в снежную равнодушную Москву. Мы посмотрели им вслед. Мы посмотрели друг на друга. Нам не было страшно. Нам не было легко. Мы посмотрели друг на друга.
И чувство опасности. Оно всегда со мной. Ведь это ты. Ты переворошил мою жизнь. Ты смял ее конфетной оберткой. Это была чужая жизнь. И конфета была невкусная.
А мы, мы хорошо смотримся? Мы хорошо разыграли день и ночь. Нам аплодировали эстеты и чернь. Мы тронули сердца всех, всех без исключения.
Но мне не нужны ни твои грехи, ни твои победы. Ни твои деньги. А тебе не нужна моя печаль. Тебе не нужна Вечность. А когда я улыбаюсь, то похожа на нее чуть-чуть. Вместе? Навсегда? Это нонсенс. И что мне делать с нашим оригинальным знакомством?
