Исписываю листочки, выписываю рулады ему. А всего-то награда – не погибнуть в очередном бою. Бою экзаменов и нервных срывов. Ты меня помнишь? Странный вопрос. Тебя выдумывают даже не боги, а запахи роз и молитвы грез.

– К чему эти колкости и эти изящества?

– К чему эти странности и чудачества?

– Если мы необратимы, что ты пытаешься здесь узнать?

– Я люблю в тебе свою дурь.

– Но мы не будем на картах гадать?

– Мы не будем плыть по течению. 

И почему я такая хмельная и такая счастливая?

– И кстати, несноснейшая гордячка 

И когда я, наконец, опомнилась, то увидела, что зря. Во всех зеркалах отражения завтрашнего моего дня.

Зачем же тогда стремиться выйти из безумия в пустоту? Если судьба загадала, что моя печаль, что исправит тревога эта? Я прощаюсь со своими гадостями. Мне даже их жалко. Но я никогда не общаюсь с бездарностями.

9.01. Я была пьяна и легка. Легка той легкостью, с которой совершают великие поступки и великие грехи. Но меня подхватил очередной приступ сумасбродства, и я поехала в центр на машине. Пробродила по развратной сейчас Тверской, пробродила по тихим и пустынным переулкам Арбата. Конечно, возлюбленная Пречистенка не осталась в стороне. Я была больна этой теплой январской мутью. Ветер продувал меня насквозь. А я шла, шла по темноте обожаемой Москвы и снова понимала, что попала в точку. Нужно все это было увидеть, понять, осуществить в себе. Что это неповторимо и чарующе. И что Москва – моя любовь, судьба.

Так необъяснимо связана со всеми любимыми, встреченными и еще не встреченными.

Ехала домой в крохотном запорожце, жарко натопленном и ужасно уютном. Водитель был замечательный. Просто такой хороший московский человек. И мне было так классно болтать с ним, ехать домой, зная, что я буду здесь одна, свободная и пьяная. Я люблю все, происходящее со мной. Все мои бзики и все мои бяки. Мы ехали по Загородному шоссе. Впервые после Олега мне было так хорошо ехать здесь. И вспоминать его. Я была спокойна. И легка той легкостью, о которой мечтала. Которая спонтанно обрушивается хмельным гонором и остается привкусом праздной, бесподобной, изумительной Москвы.

Я ехала по Загородному шоссе. Легкая и свободная. Умудряюсь ездить по весенним ценам. Ну и что? Сил заниматься тоже нет. Ну и что? Погибаю, ау, лучшие мои, вы всегда вне моих проблем. Я люблю вас.

Я ехала по Загородному шоссе. Было неповторимо. Вот за это и люблю Москву. Разве это может повториться? Разве могу повториться я, такая сумасбродная и безалаберная?

Что-то сегодня открылось сердцу. Сказать об этом не могу. Понимаю это все сильнее последнее время. И странно заворожена этим необъяснимым, неразъяснимым чувством.

11.01. Первый час ночи. Я в безнадежной усталости. Ничего не болит, но все страдает. В голове сумбур и муть. Пролечу по истории?

Обидно, конечно, по предмету, который всегда знала отлично, получать трояк. Но какого черта, я совсем не расстроена. Только бы не пролететь в настроении. А то после экзаменов у меня всегда опустошение.

Событие дня? Доехала на такси с Ленинского проспекта до своего дома за 100 р. Улет! Прекрасный дядечка. Бывают же еще хорошие люди.

Олег листает меня каждый день от начала до конца. Я сижу в прострации и вспоминаю его. «Мы встретились, мы расстались». Вспышка. И НИ-ЧЕ-ГО! Незавершенность. Всех это притягивает. Паша объявился снова. Но с ним у нас будущего нет. А вот имя колдовское и воинское. На древневаряжском Олег (Хельга) не имя даже, а профессиональное звание, соединяющее в своем значении: воинский чин и колдун. Сейчас это имя мне кажется самым красивым. Если будет у меня сын, ему достанется это гордое древнее имя-символ.

Почему-то снова невнятно и легко. А что вам, леди, собственно нужно? И то, и другое.

Откуда такая изумительная наглость, соединяющая беспечность и страдание в одной маленькой капризной проснувшейся богемке? Проснулась и, едва протерев глаза, принялась твердить о своей избранности. И тут же скромничать: что вы, что вы! И снова, снова… «почему я такая?»

Нельзя откладывать жизнь на «после сессии», на после этого-того. Это бездарно. Это бессмысленно. Это расточительно. Меня тянут за собой собственные чудачества. И я абсолютно ничего не могу изменить.

А, пусть. Удача к удачам. Не везет в экзаменах, повезет в профессии. Не в карты, так в чувствах.

Из-за каких-то мимолетных случайностей возникает судьба. Это действительно неизбежно.

Настроение: Олег легкий. Душа моя. Ветер плачет который день. Научи меня водить машину. А я тебя – приручать тень. Сколько, сколько проклятий и лиц нас разделяет. Твоя усмешка. Научи меня быть такой же, как ты – несусветной.

Но я судьбу в зеркале своем увижу. Она на тебя смотрит. Какая вьюга каких широт благословит это соседство?

Вы согласны, гордая леди, за ним? Она пожимает плечами, гордая. Она говорит: «Он будет твой. Но я не понимаю, зачем тебе море страхов, простуд, головной боли». Я отвечаю: «Наверно, люблю». А она: «Брось, не волю, а безумие тебе подарю. Обещай, что это беспутное слово ты не скажешь без моего кивка». Я ей: «Конечно. Зачем мне чужая тоска».

Вы встретились. Вы странные. Вы беспечны. Вы любите жизнь и себя в ней. Но почему ты так рада грусти? Наверное, это тоже дар.

Мне шлют телеграммы с того света А я пугаю ими печаль свою. Какого – южного, восточного? – ветра Глаза глядят в стужу эту.

Сегодня вдруг почувствовала – весна. Середина января, скажете? А пусть. Весна. Впервые. Похолодало? Ну и что, я ничего не могу поделать с чувством весны, взглянувшим на меня с чистого голубеющего неба. Мелкое недовольство собой не сможет справиться с большим чувством весны, которая смотрит на меня, слушает меня, безумствует для меня.

Ты будешь мною любима, Я буду любима тобой.

12.01. Предчувствие чего-то неожиданно прелестного. Так бывает у меня иногда. Редко, впрочем. Ликующее, пугающее, завораживающее. Бр-р-р, безумие захватило. Беспрекословно подчиняюсь.

Я хочу, чтобы безумие сумасбродства из кратковременного приступа превратилось в бесконечную эпопею, лица и события, невнятности и прозрения. Всегда – вышина. И всегда – тайна. Олег – это безумие, обреченное на быструю гибель. Я не хотела бы его терять. Нет, я не хотела бы терять тот стиль жизни, для которого он – символ. Я не хочу терять состояние извечной опасности и восторга. Когда я была с ним, то понимала, что он – все сейчас для меня. И именно в этом опасность. Я не могу растворяться в человеке. Не должна. Но я не сумею уже без него, без ощущения его присутствия во всем, без магии его имени. Без этого сумасбродного и своевольного ритма. Мне пропадать? Правда, слишком много в нас судьбы. Это проклятие и тяга. Проклятая тяга. Преступная. Призрак лета. В стихи его и про него не хочу. Только в сердце. Которое он так изумил, которое он разлучил со мной. Я благодарна ему. И почему я так очарована этой сумасшедшинкой в его глазах, не пойму? И почему я таю, как мартовский снег, стоит вспомнить и изумиться в который раз? Я ничего не понимаю в себе впервые. Вернее, понимаю не то, не то, что нужно. Раньше могла разложить по полочкам происходящее, объяснить мотивы, причины, вывести логичный ответ-конец. Сейчас все это зыбко, неуловимо, неправдоподобно. Не верю ни в одну из версий. Пытаюсь разобраться спокойно и не могу спокойно. Любая догадка разлетается в пыль от малейшего дуновения сердечной невнятицы. Она разрушает стройное здание моей серьезности, моей нелюбви. Я теряюсь. Я уже погублена этим бредом. Не могу зацепить ни одну трезвую мысль, выбраться из плена обворожительного этого знакомства. Памяти о нас – вместе.