Гэнси отмахнулся, универсальный символ требования — заткнись. Близ границы штата четыре черные коровьи головы задрались вверх, чтобы посмотреть на проезжающую Камаро.

«Во, если бы я был за рулем…» Ронан подумал о тех ключах от Камаро, которые он пригрезил себе в реальность, убранных в ящик стола в его комнате. Он позволил этой возможности медленно мысленно раствориться. Взглянул на телефон. Четырнадцать пропущенных звонков. И забросил его обратно в дверной кармашек.

— А как насчет протонного магнитометра? — спросил Гэнси у Мэлори. А затем добавил раздраженно: — Знаю я, что это для подводного обнаружения. Я и хочу его использовать для подводного обнаружения.

Именно вода положила конец их поисковым работам сегодня. Гэнси решил, что следующим шагом в их поисках будет обнаружение границ Энергетического пузыря. Они всегда входили в лес только с его восточной стороны и никогда не входили с любой другой. На этот раз они подошли к лесу, сильно взяв на север от предыдущих точек входа, устройства были наведены на землю, чтобы предупредить их, когда они обнаружат северную электромагнитную границу леса. Вместо этого, после нескольких часов ходьбы, их группка пришла к озеру.

Гэнси застыл, как вкопанный. И дело не в том, что озеро непересекаемо: оно охватывало всего несколько акров земли, и путь обхода не имел преград. И не то чтобы озеро поразило его своей красотой. На самом деле, оно было довольно неприятное из всех пройденных озер: неестественно квадратный водоем, разлитый посреди поля. Коровы с овцами месили грязь вдоль одного из краев.

А дело в том, что Гэнси заставил остановиться очевидный факт — озеро было рукотворным. Его должна была раньше посетить мысль о возможности затопления энергетической линии. Но такого не произошло. И по какой-то причине, хотя не было невозможным поверить, что Глендовер был все еще каким-то образом жив по прошествии сотни лет, было невозможно поверить, что он был способен осуществить этот подвиг под толщей воды.

Гэнси объявил:

— Мы должны найти способ заглянуть под воду.

Адам ответил:

— О, да ладно тебе, Гэнси. Шансы…

— Мы поищем под водой.

Самолетик Ронана врезался в воду и оказался там, где его было не достать. Они проделали долгий путь обратно к машине. Гэнси позвонил Мэлори.

«Как будто бы, — подумал Ронан, — у сварливого старикашки за три тысячи миль отсюда появятся гениальные идеи».

Гэнси повесил трубку.

— Ну? — спросил Адам.

Гэнси встретился глазами с Адамом в зеркале заднего вида. Адам вздохнул.

Ронан подумал, что они, возможно, могли просто обойти озеро. Но это бы означало погрузиться с головой в Энергетический пузырь. И несмотря на то, что древние леса казались наиболее вероятными для местоположения Глендовера, испепеляющая изменчивость недавно разбуженной энергетической линии делала это предположение немного непредсказуемым. Даже Ронан, которому было все равно, полетит к чертям или нет этот бренный мир, вынужден был признать, что перспектива быть истоптанным копытами животных или случайного застрять во временной петле на сорок лет казалась чрезвычайно пугающей.

И все это было на совести Адама — он единственный разбудил энергетическую линию, хотя Гэнси предпочитал притворяться, что это было коллективное решение. Какую бы сделку ни заключил Адам, чтобы достичь этого, казалось, это также сделало его слегка непредсказуемым.

Ронан же, грешивший на себя, был не столько поражен проступком, как настоятельно настаивал на этом Гэнси, сколько тем, что они продолжали притворяться, будто Адам святой.

Гэнси не был лжецом. С этой неправдой он выглядел не в лучшем свете.

Прожужжал телефон Гэнси. Он прочитал сообщение, прежде чем дать ему упасть рядом с коробкой передач со сдавленным писком. Ударившись в меланхолию, он мрачно запрокинул свою голову на спинку сидения. Адам жестом указал Ронану, чтобы тот поднял трубку, но Ронан больше всего на свете презирал телефоны.

Так вот он и лежал, позвякивая, ожидая.

Наконец, Блу продвинулась достаточно вперед, чтобы схватить трубку. Она громко прочла сообщение:

— Могла бы я на этих выходных использовать тебя, если это не доставит слишком много хлопот? Хелен может забрать тебя. Не принимай во внимание, если занят.

— Это на счет Конгресса? — спросил Адам.

Слово «Конгресс» заставило Гэнси тяжело вздохнуть, а Блу, посмеиваясь, прошептать:

— Конгресс!

Не так давно мать Гэнси объявила, что она собирается баллотироваться на должность. В те первые дни кампания еще не влияла напрямую на Гэнси, но было неизбежно, что и его призовут. Они все это понимали: красивый Гэнси, бесстрашный исследователь и круглый отличник был козырной картой, которую полный надежд политик обязательно разыграл бы.

— Она не может меня заставить, — сказал Гэнси.

— Ей и не надо, — фыркнул Ронан. — Маменькин сынок.

— Увидь во сне мне решение.

— Не надо. Природа уже наградила тебя позвоночником. Знаешь, что я говорю? Гребанный Вашингтон.

— Вот почему ты никогда не должен доходить до подобного, — парировал Гэнси.

В другом ряду около Камаро притормозил автомобиль. Ронан, как знаток уличных битв, заметил его первым. Вспышка белой краски. Затем вытянутая рука и оттопыренный средний палец. Другой автомобиль дернулся вперед, потом отъехал назад и снова дернулся вперед.

— О Боже, — вздохнул Гэнси. — Это Кавински?

Конечно, это был Джозеф Кавински, тоже студент Аглионбайской Академии и Генриеттовский отъявленный тусовщик. Пресловутая Митсубиши Эво Кавински была мальчишеской красоткой лунно-белого цвета с прожорливой черной пастью решетки радиатора и громадным забрызганным изображением ножа по обеим сторонам тела. Митсубиши только что забрали после месячной конфискации полицией. Судья сказал ему, что если его снова поймают за гонкой, то разобьют Митсубиши и заставят его смотреть, что делают с богатенькими молокососами-стритрейсерами в Калифорнии. Судя по слухам, Кавински засмеялся и ответил судье, что он больше никогда не остановится.

Надо полагать, он так не говорил. Был слух, что отец Кавински подкупил шерифа Генриетты.

Чтобы отпраздновать освобождение Митсубиши, Кавински только что наложил три слоя антилазерной краски на фары и прикупил новый радар-детектор.

Был и такой слух.

— Терпеть не могу этого придурка, — сказал Адам.

Ронан знал, что тоже должен его ненавидеть.

Водительское окно опустилось и показало Джозефа Кавински в темных очках в белой оправе, которые отражали только небо. Звенья золотой цепочки на шее насмешливо блестели. У него было невинное лицо беженца с ввалившимися глазами.

Он лениво улыбнулся и одними губами сказал что-то Гэнси, оканчивающееся на «…ик».

В Кавински не было ничего не подлого.

Сердце Ронана забилось быстрее. Мышечная память.

— Давай, — настаивал он. Четырехполосная магистраль, серая и горячая, простиралась перед ними. Солнце зажигало красно-оранжевый капот Камаро, а под ним вяло грохотал полностью форсированный и трагически малоиспользуемый двигатель. Вся ситуация требовала, чтобы кто-то нажал на педаль газа.

— Я знаю, что вы не имеете отношения к уличным гонкам, — кратко сказал Гэнси.

Ноа заржал.

Гэнси не смотрел в глаза ни Кавински, ни пассажиру Кавински, вездесущему Прокопенко. Последний всегда был дружелюбен с Кавински, по типу того, как электрон дружелюбен с ядром, но в последнее время, казалось, получил официальный статус друга.

— Давай, чувак, — просил Ронан.

Адам выдал пренебрежительным сонным голосом:

— Не знаю, с чего ты взял, что выгорит. Свинья загружена пятью людьми…

— …Ноа не в счет, — ответил Ронан.

Ноа воскликнул:

— Эй.

— Ты мертв. И ничего не весишь.

Адам продолжил:

— …у нас включенный кондиционер, и у него, возможно, в его Эво, тоже, так? От нуля до шестидесяти за четыре секунды. Что дает нам: от нуля до шестидесяти за пять? Шесть? Посчитайте.

— Я побил его, — сказал Ронан. Было что-то ужасное в наблюдении распадающейся перед ним гонки. Прямо тут адреналин ждал выплеска. И никто иной, а Кавински. Каждый сантиметр кожи Ронана покалывало от бесполезного ожидания.