— Не знай, только, что его никогда там не было или типа того. Ты знаешь. Эй, Деклан не такой плохой. Я не знаю, почему вы, парни, не можете ужиться.

«Мамочка и папочка просто больше не любят друг друга», — думал Ронан, но он не мог такого сказать Мэттью, который смотрел на него тем же самым доверчивым взглядом, которым на него смотрел мышонок. Обеда, чтобы восстановить его баланс, явно не хватало. Незаконный визит в Барнс, понимание ситуации вокруг матери и оценка происходящего Кайлой ужасно его потрясли. Внезапно его озарило решение, воскрешать ли их мать. Если бы он вернул ее назад, это бы, конечно, помогло, даже если бы она жила в Энергетическом пузыре. Один родитель лучше, чем ни одного. Жизнь лучше, чем смерть. Бодрствовать лучше, чем спать.

Но те слова Деклана проникли в Ронана: «Она ничто без отца».

Как будто он знал. Ронан ужасно хотел понять, насколько много известно Деклану, но он точно не мог у того спросить.

— Деклан начал ненавидеть меня первым, — сказал Ронан. — На случай, если тебе интересно. Так что это был не я.

Мэттью выдохнул запах тунца и сангины[21], приятный аромат то ли монахини, то ли курильщика марихуаны.

— Он просто был расстроен, что отец любил тебя больше. Меня это не беспокоило. У всех есть любимчики. В любом случае, мама меня любила больше всех.

Статья 2А

Дальнейшее завещание: Я передаю все свои имущественные права на мое местожительство в момент смерти (Барнс) вместе со всеми страховками на эту собственность моему среднему сыну.

Они тихо ели свои сэндвичи. Ронан думал, что они, вероятно, оба определили, как вышло так, что Деклан не был ничьим любимчиком.

«Если я был твоим любимчиком, — спрашивал он у своего мертвого отца, — то почему ты оставил мне дом, в который я никогда не смогу вернуться?»

Аккуратно — а это было сложно, потому что Ронан никогда не делал ничего аккуратно — он поинтересовался:

— А Деклан когда-нибудь говорил о снах?

Он был вынужден повторить вопрос. И Мэттью, и Чейнсо отвлеклись на кружащую пару бабочек-монархов.

— Типа про свои? — переспросил Мэттью. Он искусно пожал плечами. — Не думаю, что он их видит. Он принимает снотворное, разве ты не знал?

Ронан не знал.

— Какое?

— Понятия не имею. Хотя я смотрел на бутылочку. Док Мак их ему дал

— Док на хрен кто?

— Аглионбайский доктор.

Ронан прошипел:

— Чувак, он не доктор. Он младшая медицинская сестра или типа того. Не думаю, что он законно выдает лекарства. Почему Деклан принимает снотворное?

Мэттью засунул оставшуюся четверть сэндвича в рот.

— Говорит, от тебя у него язва.

— Язвы не дают проблем со сном. Язвы бывают, когда кислота проедает хренову дыру у тебя в животе.

— Говорит, ты и отец оба сновидцы, — продолжал Мэттью, — и ты собираешься заставить нас все потерять.

Ронан сидел очень тихо. Он был так тих, так быстр, что Чейнсо тоже замерла, ее голова наклонилась к младшему брату Линч, воруя тунец из забытого сэндвича.

Деклан знал об их отце. Деклан знал об их матери. Деклан знал о нем.

Что это изменило? Наверное, ничего.

— Он положил пистолет под сиденье в автомобиле, — сказал Мэттью. — Я видел, когда уронил телефон между сидениями.

Ронан осознал, что Мэттью перестал жевать и двигаться, вместо этого он просто изогнулся на скамье стола для пикника, удерживая неуверенный, подернутый влагой взгляд на старшем брате.

— Не говори, что взломщики, — наконец, сказал Мэттью.

— И не собирался, — ответил Ронан. — Ты же знаешь, я не вру.

Мэттью быстро кивнул. Он кусал губу. Его глаза неосознанно были влажными.

— Слушай, — начал Ронан, а потом снова: — Слушай, думаю, я знаю, как все поправить с мамой. Она не будет в состоянии оставаться в Барнс, и… Я имею в виду, нам все равно туда нельзя… Я думаю, что знаю, как все с ней поправить. По крайней мере, она у нас будет.

Во время составления завещания Найл Личн находился в здравом уме, трезвой памяти, в сознании и не под каким-либо принуждением и не был по любому аспекту недееспособным, чтобы составить завещание. Данная воля остается действующей, пока не будет создан новый документ.

Подписано этим днем: T’Libre vero-e ber nivo libre n’acrea.

Вот почему, вероятно, он позвонил Мэттью. Наверное, он должен был пообещать эту надежду, невозможную с самого начала. Может быть, ему нужно было сказать это вслух, тогда бы оно перестало прогрызать чертову дыру в его животе.

Его младший брат выглядел настороженным.

— Правда?

Решение взбудоражило Ронана.

— Обещаю.

У Серого Человека ушло несколько дней на то, чтобы понять, где он посеял свой бумажник. Он заметил бы это раньше, если бы не наступление пасмурных дней, дней, когда утро казалось выцветшим, а подниматься с кровати — неважным. Во время них Серый Человек частенько не ел, его определенно время не поджимало. Он одновременно и спал, и бодрствовал, без сновидений, апатично. А потом однажды он открыл утром глаза и обнаружил, что небо вновь голубого цвета.

Он провел несколько серых дней в подвале «Pleasant Valley. Ночлег и Завтрак», а после поднял себя на рассвете и кое-как съел что-то, а потом потянулся в задний карман брюк и обнаружил его пустым. Его поддельное ID и неиспользованные кредитные карты (Серый Человек за все платил наличкой) — все исчезло. Должно быть, это случилось на Фокс Вей 300.

Придется вернуться туда попозже. Он проверил, есть ли на сотовом сообщения от Гринмантла, позволив своим глазам пропустить пропущенный звонок от брата, оставленный днями раньше, наконец, обратился за информацией к своим кратким зашифрованным записям, сделанным для себя.

Он выглянул в окно. Небо было нереального оттенка синего. Он всегда чувствовал себя таким живым в первый день. Напевая какой-то мотивчик, Серый Человек положил в карман ключи. Следующая остановка: Фабрика Монмаут.

У Гэнси не очень ладилось с исчезновением Энергетического пузыря. Он пытался с этим справиться. Всего лишь еще одна неудача, и он знал, что нужно отнестись к ней как к любой другой неудаче: составь новый план, найди другой ориентир, брось все силы в новом направлении. Но это не казалось просто очередной неудачей.

Он провел сорок восемь часов более или менее бодро и беспокойно, а потом, на третий день, он купил гидролокатор бокового обзора, два оконных кондиционера, кожаный диван и бильярдный стол.

— Теперь ты себя чувствуешь лучше? — сухо спросил Адам.

Гэнси ответил:

— Понятия не имею, о чем ты.

— Эй, чувак, — сказал Ронан. — Я люблю бильярд.

Вся ситуация вызвала у Блу сильное раздражение.

— На улицах Чикаго голодают дети, — сказала она. Её волосы топорщились от негодования. — Каждый час с лица земли исчезают три вида животных, потому что нет денег, чтобы защитить их. А ты продолжаешь носить эти невероятно дурацкие туфли-лодочки и, купив все эти вещи, до сих пор их не заменил!

Гэнси недоуменно уставился на свои ноги. Движение его пальцев было едва заметным сквозь носок топ-сайдеров. И в самом деле, в свете последних событий, эти туфли были единственным, что правильно в мире.

— Мне нравятся эти туфли.

— Иногда я ненавижу тебя, — сказала Блу. — И Орлу, и всех людей.

Она ненавидела его за то, что Гэнси, к тому же, арендовал лодку, трейлер, и грузовик, чтобы тащить трейлер на прицепе, а затем попросил старшую кузину Блу, Орлу, чтобы та сопровождала их в последней поездке. Аренда грузовика требовала двадцатиоднолетнего водителя, а их миссия, согласно Гэнси, — экстрасенса. Орла подходила по обоим пунктам и была более чем готова. Она прибыла в Монмаут, одетая для работы: брюки-клеш, босоножки на платформе и оранжевый топ-бикини. Между топом и штанами-клеш виднелись акры голой кожи. Ее оголенный живот так открыто приглашал к восхищению, что Гэнси почти слышал приглушенный голос своего отца, вздыхавшего ему на ухо: «Нынешние девицы». Но Гэнси видел фотографии девиц в годы молодости его отца, и, по его мнению, они не слишком отличались от нынешних.