– Очень приятно, что вы позвонили.

– Я нашел очень интересный текст, – сообщил Малори. Послышался звук, как будто он либо жевал либо заворачивал что-то в целлофан. Ганси бывал у него в квартире и вполне допускал, что он мог делать сразу и то, и другое. – Там высказано предположение, что силовые линии неактивны. Спят. Вам это ничего не напоминает?

– Как Глендур? Но что же это значит?

– Это может объяснить, почему их так трудно отыскать. Если они существуют, но пребывают в неактивном состоянии, энергия должна быть слабой и проявляться неравномерно. В Суррее я с этим парнем отслеживал одну линию – 14 миль, отвратительная погода, дождь такой, что каждая капля с турнепс величиной, – а потом она взяла и исчезла.

Ганси достал тюбик с клеем, несколько кусков картона и принялся сооружать крышу, слушая, как Малори восторженно рассказывал о дожде. Немного погодя он спросил:

– Не говорится ли в вашем тексте что-нибудь о том, как пробуждать эти силовые линии? Если можно разбудить Глендура, то, значит, линии тоже можно оживить, да?

– В этом-то все и дело.

– Но все это означает, что для пробуждения Глендура потребуется сделать открытие. Ведь люди постоянно ходят по силовым линиям.

– О, нет, мистер Ганси, вот тут-то вы заблуждаетесь. Дороги духа лежат под землей. Даже если они не всегда находились там, то сейчас их покрывает не один метр накопившейся за века почвы, – возразил Малори. – На самом деле к ним сотни лет никто не прикасался. И мы с вами тоже не ходим по этим линиям. Мы просто следуем за их эхом.

Ганси вспомнил, как во время их с Адамом поисков линий те без всяких видимых причин то исчезали, то вновь появлялись. Гипотеза Малори казалась правдоподобной, и, откровенно говоря, именно она-то и требовалась Ганси. Больше всего ему хотелось погрузиться в книги, чтобы отыскать там факты, подкрепляющие новую идею, – и черт с ним, с учебным днем. Он почувствовал довольно редкий у него приступ сожаления, что он еще не взрослый, что он прикован к Эглайонби; возможно, именно такое ощущение все время мучило Ронана.

– Понятно. Значит, полезем под землю. Может быть, в пещеры?

– О, в пещерах очень опасно, – сразу ответил Малори. – Знаете, как много народу гибнет там каждый год?

Ганси ответил, что понятия не имеет.

– Тысячи, – заверил его Малори. – Это все равно, что кладбища слонов. Гораздо лучше находиться на поверхности земли. Спелеология намного опаснее мотогонок. Нет, этот источник был посвящен ритуалу, который должен с поверхности пробудить силовые линии, сделать так, чтобы они узнали о вашем присутствии. Вы как бы символически возлагаете руки на энергию прямо здесь, в Марианне.

– Генриетте.

– Это в Техасе?

Всякий раз, когда Ганси говорил с британцами об Америке, они всегда полагали, что он имеет в виду Техас.

– В Вирджинии, – ответил он.

– Ну, конечно, – с готовностью согласился Малори. – Только представьте, насколько легче было бы идти по призрачной дороге, ведущей к Глендуру, если бы она не шептала, а громко заявляла о себе. Остается отыскать ее, исполнить ритуал и идти по ней к вашему королю.

Малори сказал это так, будто говорил о чем-то, однозначно предначертанном судьбой.

Идти по ней к вашему королю.

Ганси закрыл глаза, чтобы немного утихло внезапно начавшееся сердцебиение. Он видел перед собою покоящегося в сером полумраке короля – руки сложены на груди, справа лежит меч, справа стоит чаша. Эта неподвижная фигура была крайне необходима Ганси, но почему – он не мог не то что сформулировать, но даже понять для себя. Это было нечто значимое, большое, великое. Нечто, не поддающееся оценке. Нечто такое, что следовало заслужить.

– Одна беда – именно в части описания ритуала текст не слишком понятен, – сознался Малори. Тут он отвлекся на всякие странные особенности исторических документов, и Ганси почти не слушал его, пока он не сказал: – Я собираюсь попробовать его на Локьер-род. Потом дам знать, как все пройдет.

– Замечательно! – сказал Ганси. – Даже и не знаю, как вас благодарить.

– Передайте мои наилучшие пожелания вашей матери.

– Обя…

– Вы счастливчик, что в таком возрасте у вас еще есть мать. Мою мать убила британская система здравоохранения, когда я был примерно таким же, как вы. Она отлично чувствовала себя, пока у нее не начался легкий кашель. У нее признали…

Ганси вполуха слушал давно знакомую историю о том, как государственная медицина не смогла вылечить мать старика от рака горла. К концу разговора Малори, похоже, совсем развеселился.

Но теперь уже Ганси заразился азартом; ему позарез было нужно поделиться с кем-нибудь, пока не оформившееся еще окончательно стремление к новому поиску не сожрало его изнутри. Лучше всего, конечно, подошел бы Адам, но вполне могло быть, что Ронан, которого швыряло от бессонницы до чуть ли не суточного беспробудного сна, еще не спит.

Однако еще на полпути к комнате Ронана он вдруг осознал, что она пуста. Стоя в темном дверном проеме, Ганси шепотом позвал Ронана, а потом, не получив ответа, произнес его имя вслух.

Осматривать комнату не было совершенно никакой необходимости, но все же Ганси это сделал. Потрогав рукой кровать, он убедился в том, что она не застелена и совершенно холодна, а простыни отброшены, как будто Ронан куда-то очень спешил. Ганси забарабанил в дверь Ноа, второй рукой набирая номер Ронана. После второго гудка из телефона раздалось: «Ронан Линч».

Ганси на полуслове прервал сообщение автоответчика; его пульс забился чаще. Поспорив несколько секунд с собой, он набрал другой номер. На этот раз он услышал голос Адама, сонный и встревоженный.

– Ганси?

– Ронан пропал.

Адам не сразу ответил. Дело было не в том, что Ронан сбежал, а в том, что он сбежал после драки с Декланом. Но выбраться из дома Парришей среди ночи было не так уж легко. Если его поймают, могут быть последствия, от которых останутся заметные следы, а сейчас уже слишком тепло для того, чтобы носить рубашки с длинными рукавами. Ганси сделалось неловко из-за того, что он втягивает друга в столь опасное дело.

Снаружи высоким пронзительным голосом прокричала ночная птица. Миниатюрная копия Генриетты в полумраке казалась зловещей, у игрушечных автомобильчиков, стоявших на ее улицах, был такой вид, будто они лишь приостановились. Ганси всегда казалось, что с наступлением темноты у макета такой вид, будто что-то должно случиться. По ночам в Генриетте ощущалась магия, а магия по ночам может восприниматься как что-то ужасное.

– Посмотрю в парке, – прошептал в конце концов Адам. – И, м-м-м, пожалуй, на мосту.

Адам так аккуратно отключил связь, что Ганси не сразу понял, что разговор окончен. Он приложил кончики пальцев к закрытым векам; в таком виде его и обнаружил Ноа.

– Собираешься искать его? – спросил Ноа. В желтом свете ночника, падавшего на него сзади из комнаты, он казался бледным и почти не материальным; на лице темными пятнами выделялись мешки под глазами. Он выглядел не столько как Ноа, сколько как намек на Ноа. – Посмотри в церкви.

Ноа не вызвался пойти с ним, а Ганси не стал просить его. Шесть месяцев назад, единственный раз, когда он взял Ноа с собой, тот нашел Ронана во впечатляющей луже его собственной крови и с тех пор был избавлен от опасности вновь увидеть что-нибудь подобное. Ноа не ходил вместе с Ганси в больницу, да и Адам был уличен в желании улизнуть от этого дела, так что с Ронаном, когда ему зашивали раны, был один только Ганси. Это случилось давным-давно – и совсем только что.

Иногда Ганси казалось, что вся его жизнь состоит из десятка-полутора часов, которые он никогда не сможет забыть.

Натянув куртку, он вышел из дома на освещенную зеленоватым светом стоянку. Здесь было зябко. Капот «BMW» Ронана был холодным, а это значило, что в последние полчаса-час он никуда не ездил. Так что, куда бы он ни направился, он пошел пешком. Пешком он мог добраться до церкви с подсвеченным тусклым желтым светом шпилем. До «Нино». И до старого моста, под которым бежала быстрая бурная речка.