— Сударь, мне сказали, что вы продаете очень хорошее средство от болей в желудке.

Не глядя, мужчина сунул руку под прилавок и протянул ей пакетик.

— Три франка. Вечером посвежело, не правда ли?

Луиза, заранее приготовившая деньги, расплатилась и ушла. За углом она развернула пакетик. В нем были сушеные сосновые иголки или что-то очень похожее на них.

Алина заварила полпакетика кипятком. Лекарство должно было настаиваться всю ночь. Утром Луизе предстояло выпить его натощак и не есть до обеда. Если через два дня изменений не произойдет, то нужно проделать то же самое еще раз.

Так все и сделали. Луиза добавила сахару, чтобы убить горечь, а Алина, уперев руки в бока, с интересом наблюдала за процедурой.

Настой подействовал не больше молитв, и теперь не оставалось ничего иного, как идти к акушерке. Алина знала по соседству пятнадцать акушерок, но так как Луизе было все равно, ей лучше пойти к госпоже Шарль, на бульвар Перейр, о ней рассказывали чудеса. Насколько было известно Алине, брали за это везде одинаково — двадцать пять франков до трех месяцев и пятьдесят за более поздние сроки. Луиза должна была сказать, что она от Алины, потому что та получала от госпожи Шарль двадцать процентов комиссионных с каждой посланной ею клиентки. В данном случае это составляло всего пять франков, но и они на дороге не валяются. Конечно, Алина не собиралась зарабатывать на Луизе, она вернет эти деньги ей. Госпожа Шарль принимала ежедневно с двух до четырех и вечером после восьми. Плата вперед. У Луизы было ужасное настроение. Она дала себе обет: пять франков Алины — если все кончится благополучно — пожертвовать миссии выкупа китайских детей, которые иначе будут брошены матерями на корм свиньям.

Она решила отложить визит до воскресенья, ей хотелось провести еще несколько приятных дней с Рихардом, поскольку теперь уже все равно хуже не будет.

Она пошла туда с наступлением темноты, потому что днем это казалось ей еще отвратительнее.

Ей было грустно.

Дом был обыкновенный, как и соседние, но на нее он произвел удручающее впечатление, и в глубине души она надеялась, что не застанет госпожу Шарль дома. Дощечек с фамилиями в коридоре не было, и Луизе пришлось постучать к дворнику. Тот ужинал.

— Где живет мадам Шарль?

— Пятый этаж, третья дверь направо, — крикнул дворник, не отрываясь от картошки.

Между четвертым и пятым этажами она встретила молодую женщину, которая выглядела очень больной и осторожно спускалась с лестницы.

Луиза подумала: «Она оттуда» — и сказала: «Проходите, пожалуйста», прижимаясь к стене, чтобы пропустить ее. Незнакомка молча прошла мимо и исчезла внизу.

У третьей двери справа Луиза нерешительно остановилась. Она заглянула в замочную скважину, но ничего не увидела. Тут она услышала, что с той стороны кто-то подошел к двери. Чтобы не выглядеть глупо, она поспешно позвонила, и ей сразу же открыла симпатичная девушка лет двадцати, которая явно собиралась уходить.

— Мадам Шарль здесь живет?

— Да, мадам. Входите, пожалуйста.

Девушка крикнула: «Мама, к тебе» — и оставила ее одну.

Луиза обнаружила, что находится в пустой комнате, которая, очевидно, служила приемной. В центре стоял стол, накрытый длинной скатертью, на нем лежал альбом в красном бархатном переплете. На стене висели два рисованных портрета в золоченых рамах — мужчина и женщина, между ними распятие, тоже позолоченное.

Дверь в соседнюю комнату приоткрылась, и Луиза узнала даму с портрета, которая стояла с засученными рукавами и мыла руки. Пахло креозотом.

— Сейчас иду, — успокоила ее женщина.

Через минуту она вошла, вытирая руки о передник.

Она была сухощава, но у нее было приятное лицо и, вероятно, доброе сердце.

Сложное вступительное слово, которое Луиза еще раз повторила про себя во время ожидания, оказалось совершенно излишним — госпожа Шарль сразу же взглянула на ее живот.

— Садитесь, мадемуазель. И скажите мне только одно: сколько месяцев?

— Два, — ответила Луиза.

— И вы уже что-нибудь пробовали?

Луиза рассказала об отваре.

— Конечно, у аптекаря с улицы Лоншан?

Она не решилась солгать и ответила утвердительно.

— Дитя, дитя! — сказала госпожа Шарль с добродушным упреком. — Никогда больше не делайте этого. Все это одно шарлатанство. Только для того и годится, чтобы на всю жизнь калекой остаться. Снимайте шляпку и проходите в кухню. Это стоит двадцать пять франков, и в нашем деле принято всегда платить вперед. Я полностью доверяю вам, я ведь вижу, с кем имею дело, но так уж повелось.

Луиза заплатила, взглянула в зеркало и последовала за госпожой Шарль в кухню, которая одновременно служила кабинетом.

— Меня послала мадемуазель Алина с «Виллы роз», — сказала Луиза. — Она просила меня передать вам это.

— Хорошо, хорошо. Как она поживает? По-прежнему довольна местом? Добрая душа, эта мадемуазель Алина.

Госпожа Шарль взяла полную горсть жидкого мыла, налила воды в тазик и начала разменивать. Попутно она приводила аргументы в пользу метода мыльной воды как наиболее безопасного, единственного, который она применяла. Хирургический метод и женщин, которые им пользовались, она презирала. Только так, как делала она, и надо было делать. И она жалела тех бедняжек, которые попадали к первой встречной ведьме. Вы спросите, почему у мыльного метода так мало сторонников? Да очень просто: с мыльной водой никогда нет уверенности в немедленном успехе, и часто приходится повторять два, три, а то и пять или шесть раз. И женщины считают, что за свои двадцать пять франков это слишком хлопотно. Профаны этого не понимают, но она уже почти двадцать лет занимается этим делом и знает что говорит.

Когда процедура закончилась, госпожа Шарль проводила Луизу до двери. Если через три дни не будет никаких изменений, то ей придется снова прийти сюда. И если мадам не будет дома, то Луизе поможет ее дочь, удивительно способная девушка для своих девятнадцати лет. На нее Луиза тоже может полностью положиться. На прощанье она попросила передать привет Алине и поблагодарить ее. И сказала Луизе, что если ее родные или знакомые окажутся в беде, то она может направлять их сюда и получит такие же комиссионные, как и Алина.

— Все в порядке? — спросила Алина.

— Пока не знаю, — ответила Луиза.

Четыре раза пришлось ей навестить госпожу Шарль, и с каждым разом та все менее дружелюбно спрашивала: «Все еще ничего?» Теперь Луиза жалела, что заплатила всю сумму вперед, надо было оставить хоть половину.

Слава богу, после пятого визита ей пришлось наконец лечь в постель…

За последнее время в «Вилле» произошли большие события.

Во-первых, по почте пришло какое-то официальное извещение, которое бросили на пол не читая, как все печатное. Когда оно через несколько дней случайно попало в руки госпожи Брюло, искавшей, на чем бы составить список белья, отдаваемого в стирку, то оказалось, что после тяжелой и продолжительной болезни в возрасте семидесяти четырех лет и шести месяцев скончался господин Морис Викторьен Дюпюи. Морис Дюпюи был владельцем дома, где помещалась «Вилла роз».

— Скажи, ты видел это? — спросила госпожа Брюло мужа.

— Так-так, — задумчиво произнес Брюло. — Старик Дюпюи умер. Чудесный возраст.

Госпожа Брюло тут же написала письмецо, выражавшее соболезнование семье, вскоре после чего к ней явился господин Бернар, управляющий покойного господина Дюпюи, приезжавший через каждые три месяца за арендной платой. Он надеялся, что дети Дюпюи оставят все без перемен и что они и впредь будут доверять ему, как доверял старый хозяин вот уже много лет. И они, конечно, именно так бы и поступили, ведь они выросли у него на руках, но младший сын, игрок и кутила, наделавший долгов, требовал немедленной выплаты своей доли наследства, и потому встал вопрос о том, чтобы срочно продать «Виллу» строительной компании. А та, несомненно, сломает «Виллу» и воздвигнет вместо нее доходный дом. Это будет выгодная спекуляция. Упомянутая строительная компания отлично понимала, что рано или поздно улицу Карно будут расширять, так что она захватит близлежащую узкую улочку д’Армайе, и через некоторое время все земельные участки на ней будут откуплены у владельцев. И уж конечно, на очень выгодных условиях. Если бы хозяева сохранили дом, то через десять лет, а то и раньше получили бы за него в три раза больше, чем сейчас. Он объяснил им все тонкости дела, но с этим ненормальным Жоржем совершенно невозможно разговаривать. Молокосос даже пригрозил ему, Бернару, сказав, чтобы он заткнул глотку или немедленно убирался. Это, конечно, означало, что его все равно долго не продержат, даже в том случае, если он заткнет глотку. Вот награда за многолетнюю верную службу семье Дюпюи!