Когда они произносили последние прощальные слова у стеклянной двери перед барьером, Маргрит внезапно почувствовала, как по спине пробежал холодок. Обреченно повернув голову, в другом конце переполненного зала ожидания она увидела Густава. Наверное, от автостоянки до здания местного аэропорта он бежал, потому что до сих пор не мог отдышаться.

Поймав его обвиняющий взгляд, Маргрит нагнула голову и запечатлела поцелуй на тетиной щеке, а потом повернулась к дяде, обняла его за шею и позволила на мгновение выплеснуться невыносимо распирающей ее любви.

Старик, как будто все поняв и приняв на себя роль заместителя, легонько потрепал ее по плечу и пробормотал:

– Ну, будет, будет, милая, все наладится.

Потерпи – и увидишь небо в алмазах.

Схватив сумку со всякой домашней снедью, которой ее снабдила тетя, Маргрит бросилась к стеклянной двери и, распахнув ее, зашагала по коридору, не замечая, поспевает ли за ней Александр.

Он готов был ее ударить! Он готов был схватить ее за плечи и трясти до тех пор, пока эти точеные кости не посыпятся из нее, как семечки из высушенной тыквы!

Но Густав Бервальд стоял и беспомощно смотрел, как женщина в зеленоватом платье удаляется по коридору, а за ней трусит Александр Болиндман, похожий на кроткого пуделя. Нет, черт бы его побрал, скорее на афганскую борзую – показушную, дорогую и непроходимо глупую. Александр ничего не сможет понять в такой женщине, как Маргрит, не сможет ее оценить по достоинству. И тем более не сделает счастливой.

– Я дам ей месяц, – с болью в голосе пробормотал Густав, вглядываясь сквозь стеклянный барьер. – Самое большее – месяц, а потом приеду за ней.

Приятно вернуться к повседневным заботам! Возвращаться вообще очень приятно! Если она все время будет себе это повторять, затвердит, как молитву, то, возможно, в конце концов все же в это поверит.

Но, как ни истязала себя Маргрит бодрыми уговорами, угнетающе серые краски города мучили ее утомленные глаза, а грубый, резкий шум раздражал. Уехав из дома… да нет, не из дома, ее дом здесь… и все же, покинув остров, она только острей ощутила этот контраст.

Молодая женщина стояла перед шкафом со стремительно растущей картотекой и, словно сквозь туман, видела знакомые с детства места.

Потом видение стало отчетливее: густая тяжелая листва деревьев отбрасывает синеватые тени на буйную зелень лугов, обрамленных зарослями цветущей ежевики. То тут, то там, словно заигрывая, сквозь убаюкивающую дымку проглядывает ручеек, впадающий в лесное озеро…

Маргрит безжалостно оборвала свои мечтания. Ясно, что такие буколические пейзажи можно найти в любом округе, вплоть до пригородов Стокгольма. Прошло уже почти две недели, пора от этого избавляться, иначе она снова попадет под неусыпное наблюдение психоаналитика…

– Маргрит, ты не забыла? В час мы обедаем с директором банка, – напомнил заглянувший в ее кабинет Александр.

Ее улыбка вышла довольно вымученной.

Босс еще дважды просил ее выйти за него замуж и становился совершенно глухим, когда она пыталась дипломатично отказать. Меньше всего ей хотелось заключать с ним какое бы то ни было соглашение. Похоже, ей придется действовать решительно, чтобы заставить его смириться с ее отказом.

Тем же вечером, засидевшись за кофе с пирожными в одном из заведений, где Александр был завсегдатаем, Маргрит почувствовала, как краска сходит с ее лица.

– Что с тобой? – встревоженно спросил Александр. – Ты себя плохо чувствуешь?

В ответ молодая женщина лишь покачала головой. На большее сил не было. Ее пронзило острое разочарование, плечи обреченно поникли. Это был не Густав Бервальд. Просто другой высокий мужчина крепкого сложения в скромном, но хорошо скроенном костюме своей осанкой, манерой держать темную, тронутую на висках сединой голову напомнил ей человека, который, жестоко посмеявшись над ней, свел на нет все ее усилия восстановить душевное здоровье.

Такое случалось с ней уже в четвертый или в пятый раз с тех пор, как она бежала от гневных недоумевающих глаз Густава Бервальда. И пора бы этому прекратиться, в отчаянии твердила себе молодая женщина. Это просто еще одно проявление затянувшейся безрассудной влюбленности, обостренной вспыхнувшим на острове вожделением. Но скоро она сможет выбросить все это из головы, ведь теперь ее снова всецело захватила работа.

Перед спешным отъездом на Зюдерхольм в прошлом месяце у нее в голове царил полный сумбур. Теперь, по прошествии некоторого времени, молодая женщина отлично видела, что дело было в общем переутомлении. В пословице спину верблюду ломает всего лишь одна лишняя соломинка, а у нее их оказалось целых две: нежданное наследство Карла Сергеля и предложение Александра Болиндмана.

Будучи предоставлена самой себе, она отдохнула, отъелась и решила, как справиться со своими проблемами. Раз брак с Александром ее не прельщает ни в коей мере, значит, надо заставить его примириться с ее отказом.

Что само по себе не столь существенно. Да и с наследством Карла Сергеля все обошлось как нельзя просто.

Сорок пять минут Маргрит ерзала на стуле, слушая вдохновенную речь старого адвоката, потом подписала несколько документов, назвала имя своего налогового инспектора и удалилась, избавившись от еще одной головной боли…

Александр вывел ее из кафе под легкую изморось, поймал такси и назвал водителю адрес. Весь вечер он изредка ронял одну-две фразы, а теперь, на заднем сиденье машины, взял руку Маргрит и демонстративно сплел ее пальцы со своими.

– Нам нужно поговорить, дорогая. Я был с тобой более чем терпелив, но всему, знаешь ли, есть предел.

Молодая женщина взглянула на него и смутилась, вспомнив уничижительный отзыв о нем Густава Бервальда, но тут же подавила эту мысль. Александр был одним из лучших людей, которых она встречала в своей жизни. Когда ей нужно было выплеснуть кому-то свое отчаяние, он оказался рядом, и она никогда этого не забудет. И все же это не основание для брака…

Когда Маргрит вошла в свою маленькую, со вкусом обставленную гостиную, там звонил телефон. Она бросилась к нему и стремительно подняла трубку, но услышала лишь короткие гудки. Рука бессильно повисла, не отпуская трубку. Маргрит казалось, что она догадалась, кто был на другом конце провода. Она представила себе телефон на письменном столе в библиотеке Густава Бервальда и, как ни глупо это было, быстро заморгала увлажнившимися вдруг глазами и повернулась спиной к вошедшему следом за ней Александру.

– Кто это? – спросил он, но она молчала. – Маргрит, ты меня слышишь?

Положить трубку было все равно что отсечь руку. Пока линия была открыта, тоненькая ниточка связывала ее с Густавом, с островом Зюдерхольмом.

– Маргрит, ради Бога, приди в себя!

Подавив вздох, она опустила трубку и одарила человека, неуклюже топчущегося рядом, вежливой улыбкой. Опять она возвращается к тому же! Умудренная жизненным опытом, совсем уже взрослая Маргрит Вестберг ведет себя как четырнадцатилетняя девчонка, которая впервые влюбилась.

А что еще мне остается при таких обстоятельствах? – с горечью подумала она. И, продолжая вежливо улыбаться, сказала:

– Александр, если хочешь выпить, налей себе сам. У меня что-то голова разболелась.

Он пристально посмотрел на нее, и молодая женщина, вздохнув, стала готовиться к новой душевной битве.

– Александр… – начала она.

– Не надо, Маргрит, – устало прервал ее он. – Сейчас ты спрячешься от меня в ванной.

Но рано или поздно ты сумеешь разобраться в своих чувствах и выйдешь за меня замуж.

Босс холодно и бесстрастно смотрел ей в глаза, и она почему-то не могла отвести взгляда.

– Да, я знаю, ты думаешь, будто влюблена в этого типа… Не стоит держать меня за слепого идиота, Маргрит. Но Густав далеко, на своей дурацкой ферме, а ты там, где твое место…

И, если начистоту, дорогая моя, я не представляю себе, как ты будешь до конца своих дней доить коров и участвовать в местных ярмарках животноводов.