Парис был готов поспорить, что когда Сиенна очнётся, она об этом позаботится.

"Ненавижу себя."

— Она уже умерла, — сквозь зубы произнёс Парис. Он заметил, что на запястье правой руки Сиенны больше не было татуировки-знака бесконечности — символа Ловцов. — Почему же у неё идёт кровь? Не должна ли она исцелиться так же быстро, как мы?

— О, теперь ты хочешь поговорить со мной? — Съязвил Уильям.

— Просто ответь на вопрос перед тем, как я отрежу твой язык и прибью его к стене.

— Знаешь, ты утратил чувство юмора, Но ладно. Хорошо. Я подыграю. Да, Сиенна умерла, но также стала одержима демоном, который делает её очень даже живой. Его сердце бьётся для неё. Его кровь наполняет её вены. Мне нет нужды объяснять тебе физиологию демона. И что, чёрт возьми, за запах? Он аппетитный. Настоящая вечеринка для моих…

— Кончай принюхиваться! — Парис не хотел, чтобы кто-то ещё вдыхал аромат Сиенны.

— Ладно. Кто-то ревнует?

— Давай вернёмся к теме, из-за который ты не будешь покалечен. Да, Сиенна одержима демоном, но она также дух мёртвого человека. Поэтому…

— Поэтому ты всё ещё можешь прикоснуться к ней.

Напрашивалось выражение ублюдка: "Очень очевидно?"

— Я спрашиваю, она исцелится?

— Да, потому что исцелится её демон. И вот небольшой совет для следующего человека, который попадёт в плен нашей потрясающей беседы. Ты должен был начать с этого и сэкономить нам время и силы.

Ладно. Тогда, ладно. Хорошо. Сиенна исцелится. Парис подхватил её на руки, снова злясь на горгулий. То, что они оставили на нём… теперь было на его женщине.

Демон Разврата обожал подобный контакт и одобрительно замурлыкал.

— Я отнесу Сиенну наверх и найду спальню. — Парис вымыл бы её и перевязал. Если она не очнулась и не потребовала, чтобы он убирался к чёрту, он её не покинет. — Ты не приглашён.

Как бы он хотел, чтобы она очнулась, посмотрела на него, поговорила с ним. Парис надеялся, что когда будет Сиенну мыть, она не очнётся.

Он отчаянно хотел, чтобы его руки оказались на ней, и только на ней. Да, он был больным, больным ублюдком. Но не это было главной причиной. Парис не хотел, чтобы Сиенна испытывала боль, пока он будет лечить её.

Несколько секунд он смотрел на цепи, думая о том, что было бы неплохой идеей приковать Сиенну к постели, пока у него есть такая возможность.

Таким образом, она не смогла бы сбежать, пока они не обсудят несколько вещей. Но Парис не проделал весь этот путь, совершил все те дела, только чтобы поработить её самому. Его целью всегда была её свобода.

И дерьмо. Она не сможет убежать от него. Ранее Сиенна его проигнорировала, наблюдала, как его провели мимо, но несколько минут спустя, она бросилась ему на помощь. Какой бы ни была причина перемен, она не стремилась избавиться от него.

Прежде чем вынести Сиенну из клетки, Парис потёрся щекой о её макушку, наслаждаясь ощущением шелковистости волос.

Горгульи не удосужились захлопнуть решётку, которая удержала бы их с Уильямом в клетке, по крайней мере, до тех пор, пока они не взломали бы замок.

— Ты такой слабак, — сказал Уильям, шагая рядом с ним. — Надеюсь, ты понимаешь это.

— Да неужели? Это не я таскаюсь всюду с кондиционером.

— Может, поэтому в твоих волосах так много секущихся кончиков.

— Скажешь мне о своих волосах ещё раз и проснёшься лысым.

— Забавно. Мы оба знаем, я выпотрошу твои кишки прежде, чем ты окажешься рядом со мной с бритвой. — Уильям вздёрнул подбородок. — Между прочим, только настоящий мужчина может принять свою женскую сторону.

— Не знаю, кто накормил тебя этой кучей мусора, но могу уверить, что прямо сейчас она смеётся над тобой.

— Сюрприз! Эта была твоя мама… после того, как я её трахнул.

Шутка про маму. Как оригинально.

Горгулий не было в бальном зале. Ранее Парис не обратил внимание на интерьер, так как был слишком занят, получая пинки под зад. Сейчас же он огляделся вокруг. Было тёмно, такая же разруха, как и в остальных частях замка, на стенах засохшая кровь, а на полу разбросаны кости.

Они поднялись по лестнице, устеленной потёртым в нескольких местах ковром. На этом этаже были статуи, чёртова куча статуй. Мужчины, женщины, старые, молодые. Единственная их общая черта — выражение ужаса на лицах.

— Надо полагать, что в течение нескольких следующих часов ты будешь занят, так как я подозреваю, что сколько Сиенна будет в отключке, столько ты будешь с ней рядом. — Уильям провёл пальцем по алебастровым грудям. — Я имею ввиду, что именно по этой причине меня не пригласили присоединиться?

— Лучше закрой рот, пока голова на месте. — Даже раздражённый предложением Уильяма, импульсы желания пробежали по телу Париса от одной лишь мысли, что он останется с Сиенной наедине и прикоснётся к ней также легко, как Уильям только что прикоснулся к статуе. Парис не знал, то ли потушить это маленькое пламя, то ли поприветствовать.

— Крикни, если я тебе буду нужен. Например, если её будет слишком много для тебя одного.

— Этот день никогда не наступит. — Парис повернул налево, а воин — направо. — Кстати, если ты постучишь в мою дверь, тебе лучше находиться при смерти, иначе я быстро исправлю это положение. — Парис толкнулся в первую попавшуюся дверь. Удача не изменила ему, потому что комната оказалась меблированной спальней. Ему осталось лишь стереть толстый слой пыли и снять брезент с мебели.

Или, может, ему стоит оставить брезент. Потому что, когда Сиенна очнётся, здесь, возможно, будет зона боевых действий.

Кейн — хранитель демона Стихийных Бедствий — не мог поверить в свою удачу. Обычно, его жизнь представляла собой летящий экспресс в ад, и не важно, приобрёл ли он на него билет или нет, камни сыпались на голову, электричество замыкало, а под ногами появлялись пропасти.

Подобное действительно могло свести парня с ума, поэтому за эти годы, он разработал философию, которая спасала ему жизнь: в жизни случается дерьмо, но чем бы оно ни было, он с ним справится и двинется дальше.

Теперь Кейн действительно оказался в аду, но не испытывал муки. Его не пытали, и катастроф не случалось. Ему поклонялись. Демоны-миньоны, конечно, но поклонение есть поклонение, верно? Их чешуйчатые, когтистые руки ласкали его, рогатые головы мягко терлись, а остальные части тел… он не будет думать об этом.

"Мои", — прошептал демон Бедствия в голове Кейна, гордость всплыла на поверхность и омыла всё его тело.

Да, Кейн знал, что эти миньоны принадлежали исключительно Бедствию. Давным-давно, в этой части ада жил Великий Повелитель. Он правил здесь, а затем решил оставить всё и сбежать.

И хотя с того времени прошли тысячи лет, связь не исчезла. Миньоны или мелкие демоны учуяли своего лидера внутри Кейна и спасли его от нападавших.

И сейчас Кейн сидел на троне из… свежевыкопанных костей. Ладно, ладно. Это был милый способ сказать, что кости принадлежали Ловцам, которые намеревались навредить ему, и всего лишь несколько дней назад их извлекли.

А учитывая, что рубашка и штаны Кейна были изготовлены из загорелой и выделанной кожи — потому что из-за жары процесс был быстрым — а трон из бедренных костей? Не о чем волноваться.

Миньоны сказали, что это подарки. И что Кейну нужно было на это ответить? Спасибо, но я предпочёл бы тостер? В свою очередь, всё, что они от него хотели — это сперма.

Ага. Верно. Его сперма.

Казалось, что демоном Бедствия завладела ревность, и он, оправдывая своё имя, вызвал катастрофу, которая уничтожила всех особей мужского пола. Остались только женщины, которые отчаянно желали размножаться с любым Повелителем.

Кейн целые столетия не занимался сексом. Этот акт был слишком рискованным для его партнёров. Поэтому, да, его тело было воспламенено и готово. У демонов, может, и корявые руки, но они гладили и ласкали его просто отлично. Однако, мысли Кейна были в другом направлении.