— Давай, давай, парень! Ну–ка поднажми, поднажми еще!

Так старики исполняли свой долг гостеприимства. Но рука Пессоа была уже плотно прижата к доске.

— Купать его! Купать! — закричали все.

Парни с хохотом потащили отбивавшегося Пессоа к морю, благо тащить было недалеко.

Сверкающее, сияющее, чудесное море с радостыо приняло ватагу разгоряченных парней, счастливых своей молодостью и силой. Шум, гам, брызги. Но Кассиану, пожалуй, переборщил, купая Пессоа. Не в добрую минуту он заметил, как посматривает горожанин на его Далилу. Тот вьлетел из воды, ловя ртом воздух. Пока мощная рука Кассиану держала его под водой, он уже успел распрощаться с жизнью.

Девушки стали просить у гостя прощения за своих парней.

— Не обижайся! Не сердись! Они же не со зла.

Просто так вышло, — смеясь, наперебой утешали его Далила и Асусена.

Но Пессоа и рассердился, и разобиделся до крайности гpубые деревенские забавы ему не по нутру. Впрочем, чего и ждать от чурбанов неотесанных?!

Но Пессоа найдет еще средство, он им всем покажет, как над ним издеваться! Он сумеет поставить их всех на место!

Кое–как приведя себя в порядок, ни слова не говоря, Пессоа двинулся к машине. Вслед за ним заторопилась и Питанга. Она, пожалуй, сочувствовала Пессоа, но еще больше восхищалась Кассиану. Вот уж кто герой!

— Я же говорила тебе, что он очень сильный, — сказала она Пессоа. когда машина тронулась с места.

— Зверь, настоящий зверь, — ответил ей Пессоа.

* * *

Летисия и Франсуа договорились встретиться днем, а с утра в мастерскую Франсуа явилась Аманда. Вчерашний разговор с матерью еще больше освободил и раскрепостил ее. Все, что она таила в себе, держала под спудом, выйдя наружу. Kaк бы узаконилось и обрело безусловное право на существование. Объявив матери о своей любви, Амaндa словно получила право отстаивать ее и настаивать на ней.

Правда, на этот раз, прежде чем прийти, она позвонила Франсуа по телефону, и он согласился повидаться с ней.

Франсуа чувствовал, что визит этот неизбежен. Что эта девочка еще доставит ему множество хло¬пот и неприятностей. Что именно о ней и пойдет у них сегодня разговор с Летисией. И потому хотел уже сейчас расставить все по местам и как–то разрядить обстановку.

В мастерской у него царил страшный беспорядок Франсуа натягивал очередной холст, готовясь писать новую картину. Давно ему уже так не хотелось работать. Собственно, к живописи его вернуло ожившее, трепещущее сердце. Мир раскрывалея перед ним с какой–то особой откровенной щедростью, и, радуясь его богатству, Франсуа не мог и не хотел никого обижаать. Даже эту девочку, которая была ему в тягость совей навязчивостью, своим молодым эгоизмом. Самолюбивая юность не умеет еще входить в утонченное общение с миром, а только в таком общении черпает полноту и радocть зрелая душа.

Едва войдя, Аманда принялась извиняться:

— Ужас, что я тут наделала! Я только потом поняла, и мне так стыдно, так стыдно! Простите меня, Франсуа. Впредь я обещаю вести себя примерно.

— Считай, что все уже забыто, — кивнул ей Франсуа, не отрываясь от работы. — В юности и я натворил немало глупостей. Детство не может ни сердить, ни обижать, так что давай скрепим наш мирный договор стаканчиком ананасового сока с мятой. Я только что приготовил свеженький, — и он протянул Амaндe стакан.

— Но я уже не ребенок, Франсуа, — возразила Амaндa, — и мне совсем не приятно, что вы обращаетесь со мной как с младенцем–несмышленыщем. В этом тоже есть что–то ненатуральное. Скажите, вы боитесь себя или я вам совсем не нравлюсь?

На слишком прямо поставленный вопрос Франсуа не мог дать такого же прямого ответа. Он не хотел, не имел права ранить дочку Летисии. Он не хотел портить с ней отношения. Ради Летисии, Ради надежды на их любовь он должен был постараться не оттолкнуть ее дочь, а попробовать как–то изме¬нить ее привязанность в благотворную сторону.

— Нет, я не боюсь себя, Аманда, и ты мне очень нравишься, — начал он и не знал, что ему говорить дальше.

Но сама Аманда заторопилась:

— Нравлюсь, но не как женщина, да, Франсуа? Вы привыкли дyмaть, что я еще маленькая, но вы посмотрите, посмотрите на меня! – Аманда встала перед Франсуа, она не сомневалась в своей привлекательности. У нее и в самом деле было прехорошенькое личико и стройная, вполне развитая фигурка. — Посмотрите! — настаивала она. — И услышьте, что я вас люблю! Влюблена до безумия! Готова на все!

Франсуа только вздохнул про себя: нелегкая работа — образумить этот пылкий, слепой и глухой эгоизм. Но он все–таки попытался:

— Пойми меня правильно, Аманда, и не считай, что я не уважаю твоих чувств. И все же мне кaжется, что ты в них немного запуталась. Ты очень рано лишилась отца, тебе его не хватает, и свою… потребность в дружеском мужском участии ты приняла за любовь. Поверь, так оно и есть. Ведь по возрасту я как раз гожусь тебе в отцы, ты мне в дочери, и я готов в тебе видеть свою большую умную дочку…

При этих словах Аманда фыркнула, она оставила почтительное «вы» и перешла на интимное, страстное «ты»:

— Нет, ты мне не отец, а любовь, которую я к тебе испытываю, не имеет ничего общего с дочерними чувствами. Мужское участие и дружба у меня были всегда, ты забыл, что у меня прекрасный дедушка? Ты просто щадишь меня и не хочешь сказать мне правду! Но поверь мне, поверь, я достаточно взрослая, чтобы услышать ее от тебя.

Говоря это, Аманда торопливо шла по дорожке сада к калитке.

— Я готов сказать тебе правду, вернись, и мы поговорим, — окликнул ее Франсуа.

Может, девочка права и лучше сказать ей все как есть? Он уже подыскивал слова помягче, чтобы объяснить ей всю несбыточность ее надежд.

— Нет, — отказалась Аманда, — у нас не получится никакого разговора. Зря я сегодня пришла к тебе! Мне нужно было немного подождать. Но ты увидишь: придет день и я стану для тебя женщиной. Да, Франсуа! Это я тебе обещаю!

Когда Франсуа и Летисия встретились днем в ресторане, им обоим было что рассказать друг другу.

Летисия была очень сдержанна, очень немноголовна. Ночь не прошла для нее даром, она принесла ей ясное и твердое решение, и Летисия сообщила его Франсуа.

— Ты знаешь, вчера я поговорила с Амандой, и она мне призналась, что влюблена в тебя. Я увидела, что со мной говорит очень юная, но женщина, и женщина влюбленная. Это серьезно, Франсуа. И я никогда не буду соперницей своей дочери!

Франсуа улыбнулся и вздохнул:

— Ты сама еще ребенок. Летисия. О каком со¬перничестве может идти речь? Я гожусь Аманде в отцы и надеюсь, ты не подозреваешь меня ни в каких противоестественных наклонностях? Я сказал, что люблю тебя и я отвечаю за свои слова. Мне кажется, мы с тобой взрослые и свободные люди и имеем право жить так, как считаем нужным.

— Говори тише, — остановила его Летисия. в этом peсторане много знакомых.

— Боже! Как же ты запугана, Летисия!

— Привет, мамочка! Хорошо, что я тебя нашел, — перед столиком стоял Витор.

Он узнал у секретарши, что Лети сия отправилась обедать в ресторан, и немедленно примчался. Еще бы! Он должен знать, с кем она проводит время, в ее жизни не должно быть никаких тайн от сына!

— Ты тоже пришел пообедать, Витор? — с меланхолической улыбкой спросила Летисия и представила его Франсуа: — Мой старший сын, Витор, — И потом сыну — Франсуа: — Франсуа Виейра да Силва. Садись, Витор. Свой заказ мы уже сделали.

— Я с удовольствием пообедаю с вами и познакомлюсь поближе с художником, который предлагает такие перспективные проекты для фирмы!

Обед прошел за обсуждением внешнего вида яхт.

Обговорили и сроки представления окончательного проекта. В конце обеда Витор спохватился:

— Да! У меня есть к тебе и еще одно дело, мамочка! Мне срочно нужна твоя подпись!

— Давай я тебе прямо тут и подпишу, — предложила Летисия.

— Нет, я уже опаздываю на встречу! Я и так с вами очень задержался. Но я буду ждать тебя в офисе. Думаю, через полчаса ты уже будешь на месте?