– Амир, это очень хорошо, что ты пришел, но сейчас тебе нужно уйти, – попросила Злата.

– Почему? – искренне удивился юноша.

– Потому что помочь мне бежать ты не можешь, а со всем остальным я сама справлюсь! – вздернула подбородок Злата.

– Как пожелаешь, – согласился Амир. – Желание прекрасной девушки – закон, особенно такой очаровательной и смелой, как ты. – Он прижал ее руку к своей груди и поклонился.

Злата вспыхнула.

– Прекрати! – Какая-то опасность была в его словах, в его голосе, что-то такое, из-за чего теряют голову.

– Как пожелаешь, госпожа! – Его глаза смеялись. Злате захотелось либо обнять его, либо запустить в него подушкой. Она выбрала второе, потому что обниматься не входило в ее планы, да и неприлично это. Высвободив руку, девушка ухватила подушку с давешними павлинами:

– Я сказала, прекрати!

– Хорошо, хорошо! – Амир поднялся, но улыбка свидетельствовала о том, что он не обиделся. – Я уже ухожу.

– Уходи, – буркнула Злата. – И возвращайся, если захочешь поговорить о чем-то существенном.

– Ладно. – Амир был на удивление покладист. – До встречи, прекраснейшая Злата.

– До встречи, дотошнейший Амир!

Молодой человек покинул комнату, а Злата взбила подушки и устроилась поудобнее, ладонь по-прежнему ощущала стук его сердца, и с губами творилось что-то странное – все время норовили сложиться в глупую улыбку.

– Так не годится! – сказала Злата дурацким павлинам. – Так неправильно! Я не должна себе это позволять!

Павлины молчали. Что с них возьмешь?

Амира отослали на мужскую половину за несколькими книгами из библиотеки. Отослала Айиша – девушка редкой красоты, любившая читать. Некоторым джарийе позволялось брать определенные свитки и книги из библиотеки господина, те, что не имели особой ценности. Однако этим правом пользовались совсем немногие: одалиски предпочитали проводить время в праздности, разговорах и увеселениях. Чтение в список увеселений не входило. Вот музыкантов послушать или с евнухами сплясать – это да.

Амир шел по коридорам и думал о Злате, не в силах скрыть улыбку. Надо же, какая решительная девушка! Амир надеялся, что насчет побега она не всерьез, ведь должна же осознавать, что поймают. Но, видимо, это такая русская черта – идти напролом, какие бы опасности ни грозили. Странный и притягательный народ – не просто волею судьбы Наполеон не смог завоевать Россию. Такое государство не может быть завоеванным.

Возвышенные мысли о Злате и государственном устройстве далекой Российской империи едва не помешали Амиру вовремя отступить в тень, когда открылась одна из дверей в коридоре. Вышедший из нее человек был до боли знаком молодому Бен-Ни-жаду, и Амир попятился, ощущая холодное волнение и упоение – как перед точным ударом, который нужно нанести противнику. Он был прав, проникнув сюда, он был абсолютно прав, и отец не ошибался.

По коридору шел брат отца. Брат, о котором Джи-браил так редко упоминал в последнее время.

Амир скрипнул зубами, скрылся за занавесью, чтобы спешащий куда-то дядя его не заметил. Тот прошел мимо, даже не обратив внимания на колыхавшуюся ткань. Подождав, пока его шаги стихнут, Амир вышел в коридор и осмотрелся. Никого.

Его колотила дрожь. С такой дрожью в руке кидают на поражение кинжал – и попадают, сразу, намертво, точно.

…Джибраил и Амир ужинали на террасе, выходящей в сад. Сумерки еще не развеяли дневной жары, так что трапеза была легкой: фрукты, немного мяса, холодный шербет. Молодой человек лениво общипывал кисть винограда, отец курил яблочный кальян, оба возлежали на диванах. Вошел слуга и склонился к уху Джибраила, тот поморщился, но все же кивнул.

– Что случилось, отец? – Амир отложил виноград и сел. – Какая-то неприятность?

– Твой дядя почтил нас своим присутствием. – Слова Джибраила просто сочились ядом.

Дауд Бен-Нижад был паршивой овцой в их семье: будучи младшим из двух братьев, он не интересовался семейным делом, содержал с десяток наложниц в гареме, но так и не женился и не имел детей. Все бы было ничего, но Дауд имел весьма мерзкий характер, низменные устремления, грешил винопитием и тратил деньги без счету, чем очень раздражал старшего брата. В общем, Джибраил лет десять назад купил брату дом, назначил денежное содержание и выставил за порог родового гнезда.

Последние несколько недель Дауд зачастил в дом Бен-Нижадов, хотя уже лет пять не показывался, только присылал за деньгами, которые давал ему брат, одного из своих слуг. Джибраил был весьма недоволен визитами брата, но тот вел себя вполне прилично: хозяевам не досаждал, тихо сидел в библиотеке и делал какие-то записи.

– Отец, тебе не кажется странным такое стремление к печатному слову у моего беспутного дяди? – Амир встал и прихватил со стола блюдо с виноградом. – Не хочу с ним встречаться.

– Сядь, сын. – Джибраил нахмурился. – Ты говоришь о своем старшем родственнике, каким бы он ни был. Выкажи уважение. Не ему, а мне.

Амир вздохнул, поставил блюдо на место и налил себе шербета. Придется потерпеть.

Вслед за слугой на террасу вышел невысокий мужчина в богатых, но поношенных одеждах, в небрежно намотанной чалме.

– Приветствую тебя, старший брат! – кивнул он Джибраилу. – И тебя, племянник.

Амир встал и вежливо поклонился. Дауд без приглашения возлег к столу и придвинул к себе блюдо с виноградом.

– Что привело тебя в мой дом в этот вечер? – холодно осведомился Джибраил. – Скоро вечерняя молитва, не время для визитов.

– Я опять в библиотеку.

– Похвально, но тебе лучше прийти завтра. Ночь – не время для чтения, – проговорил Джибраил.

– Прости, брат… – Дауд умолк, выбирая виноградинку, и продолжил: – Ты не хочешь допустить меня в библиотеку нашего отца?

Джибраил, казалось, почти решился выставить братца вон, но почему-то передумал.

– Хорошо, но не смей ничего выносить из моего дома. – Почти прямое оскорбление, но Джибраил пошел на это, дабы у Дауда не возникло искушения. Не хотелось бы приказывать слугам обыскивать младшего брата на выходе.

– Спасибо и на этом, – процедил Дауд и, не попрощавшись, ушел в библиотеку.

– Зачем он ходит к нам, отец? Что он ищет? – Амиру дядюшка совсем не нравился.

– Я не знаю и не хочу знать, – тяжело вздохнул Джибраил. – Дауд в последние годы связался с очень плохими людьми…

– Какими людьми? – Амир удивился, что могут быть люди еще хуже дядюшки Дауда.

– М-м-м… Плохими. Я не знаю ничего определенного, но ходят слухи… Не думаю, что тебе стоит об этом знать, ты еще слишком молод.

Амир вспыхнул, щеки загорелись; он потеребил короткую бородку и немного резко промолвил:

– Мне уже почти двадцать, отец.

– Я помню, но не буду смущать юный ум всякой ересью. – Джибраил отложил кальян и встал с дивана. – Время вознести молитву, а перед этим я прикажу Умару проследить, чтобы мой никчемный брат не вынес ничего из дома.

Отец ушел, а Амир горестно вздохнул. Ну вот, опять ему поставили на вид юный возраст. Во времена Сулеймана Великолепного он давно был бы женатым и взрослым мужчиной. Мысль о женитьбе посещала юного Амира не в первый раз, но отец пока об этом речи не заводил, так что и ему мечтать рано. Юный Бен-Нижад был покорным сыном и почитал отца.

Ибрагим Бен-Фарид предавался послеобеденному отдыху, когда ему доложили, что явился его младший родственник и просит принять его.

– Пусть войдет, – недовольно скривил губы Ибрагим, вовсе не жаждавший кого-либо видеть и выслушивать. Но если прогнать сейчас, настырный родственник придет завтра – и тогда либо снова прогонять, либо слушать, лучше уж сейчас.

Мужчина вошел в покои Ибрагима стремительным шагом и поклонился. Ибрагим давал ему денег – почему бы и не кланяться?

– Что ты хочешь мне сообщить, Фарид? – лениво протянул Ибрагим.

Тот приходился ему то ли троюродным братом, то ли еще каким-то дальним родичем. Когда-то молодого человека называли по данному ему имени – Сауд, но он так часто повторял, что принадлежит к семейству Бен-Фаридов, что имя рода стало его собственным именем. Фарид – «уникальный». Такого имени этот разбойник не заслуживал.