Германии требовалось срочно разобраться с головной болью на Востоке. Собственно, этим отчасти и объяснялась та поспешность, с которой немцы согласились на переговоры в Брест–Литовске. Вторая причина была чисто агитационного свойства, и к ней мы вернемся позже.

Естественно, никто не ожидал столь принципиальной позиции от новоявленных российских властей — Советов. Немцы ождали увидеть в Брест–Литовске униженных представителей проигравшей стороны, вымаливающих мир, но никак не делегацию переговорщиков, смеющих выдвигать свои условия.

В иных обстоятельствах такие требования вызвали бы только смех. Но в данный момент, после отказа подписать перемирие и явной готовности делегации отбыть в Петроград, немцам было не до веселья. Они боялись упустить шанс. С одной стороны, представления о недолговечности большевистского режима в полной мере разделяли и немецкие власти. Власть Советов казалась им непрочной, и вместе с тем — никто не мог дать гарантии, что другое правительство, когда оно появится в России, продолжит с Германией столь нужные переговоры. С другой стороны, Антанта вполне могла додавить советское правительство, вынудить даже и его отказаться от переговоров. А это вновь срывало немецкие планы. Одним словом, существовала весьма серьезная обеспокоенность, что советская делегация просто не вернется после консультаций в Брест–Литовск, чтобы подписать договор.

После демарша большевиков, по инициативе немецкой стороны была оперативно создана военная комиссия, которая предложила временное соглашение: перемирие заключается на 10 дней, с 7 по 17 декабря; войска сохраняют занятые ими позиции. По основному вопросу, вызвавшему разногласия, — о переброске войск, — немцы предложили отказаться от всяких перебросок, кроме уже начатых на момент заключения перемирия.

В такой форме соглашение было достигнуто. По итогам первого этапа переговоров в Брест–Литовске СНК 24 ноября (7 декабря) 1917 года выпустил специальное обращение (оно традиционно, кроме дипломатических каналов, было распространено в прессе и передано по радио). В нем советское правительство информировало все заинтересованные стороны о ходе переговоров и призвало страны Антанты присоединиться к диалогу.

В обращении особый акцент делался на позиции, которой придерживается советская сторона: «Со стороны России предложено: …перемирие обусловить обязательством не перебрасывать войск с одного фронта на другой» ^[10]. Что касается позиции стран Антанты, в обращении констатировалось, что «между первым декретом Советской власти о мире (26 октября ст. ст.) и между моментом предстоящего возобновления мирных переговоров (29 ноября ст. ст.) пролегает срок свыше месяца. Этот срок представляется даже при нынешних расстроенных средствах международного сообщения совершенно достаточным для того, чтобы дать возможность правительствам союзных стран определить свое отношение к мирным переговорам, т.‑е. свою готовность или свой отказ принять участие в переговорах о перемирии и мире».

В случае отказа от участия в переговорах Советы требовали от Антанты «открыто перед лицом всего человечества заявить ясно, точно и определенно, во имя каких целей народы Европы должны истекать кровью в течение четвертого года войны» ^[11]. Это обращение вновь было проигнорировано.

2(15) декабря начался новый раунд переговоров, который закончился заключением перемирия на 28 дней. В случае разрыва соглашения обе стороны обязывались предупредить своего противника за 7 дней. Вопрос о перебросках германских войск был урегулирован следующим образом: переброски, начатые до перемирия, заканчиваются, но новые переброски не допускаются ^[12].

Дополнительную информацию о том, как проходили переговоры в Брест–Литовске, какие вопросы на них поднимались, можно почерпнуть из отчета Троцкого Всероссийскому съезду крестьянских депутатов 3 декабря. Например, из его речи становится ясно, что германская сторона была, мягко выражаясь, очень недовольна той революционной агитацией, которую развернули Советы в окопах германской армии: «Когда генерал Гофман протестовал против распространения нами литературы в немецких окопах, наша делегация ответила: мы говорим о мире, а не о способах агитации». «И мы заявили ультимативное требование, — продолжает Троцкий, — что не подпишем мирного договора без свободной агитации в германской армии» ^[13].

«Был еще один пункт, вызвавший серьезный конфликт, — докладывает съезду глава Наркоминдела, — это условие непереброски войск на западный фронт. Генерал Гофман заявил, что это условие неприемлемо. Вопрос мира в тот момент стоял на острие ножа. И ночью мы заявили нашим делегатам: не идите на уступки. О, я никогда не забуду этой ночи! Германия пошла на уступки. Она согласилась не перебрасывать войск, кроме тех, которые уже находятся в пути».

Вопрос о непереброске войск (и ответственности перед союзниками) действительно был поставлен советской властью принципиально. Вот Троцкий отчитывается перед съездом о гарантиях соблюдения достигнутых договоренностей: «при штабах немецкой армии мы имеем своих представителей, которые будут контролировать выполнение условий договора. Я имею карту передвижения немецких войск за сентябрь и октябрь. При правительстве Керенского, затягивавшего войну, германский штаб имел возможность бросить войска с нашего фронта на итальянский и французский. Сейчас, благодаря нам, союзники находятся в более благоприятном положении».

В своем отчете перед съездом глава Наркоминдела рассказывает и о ближайших планах советской делегации. От соглашения о перемирии планируется перейти к обсуждению договора о мире: «Во вторник в Брест–Литовск приедут граф Чернин и Кюльман, чтобы подписать договор о перемирии. Этот договор создаст условия для мирных переговоров, во время которых мы спросим наших противников, согласны ли они принципиально на заключение мира на основе формулы русской революции. Если да, то мы спросим их, как они понимают это, как понимают они самоопределение галицийских и познанских поляков и украинцев; мы заставим их говорить прямо, чтобы они не могли укрываться за пустыми обещаниями. После обмена мнениями мы объявим перерыв, чтобы делегация могла вернуться сюда и довести все до сведения народов. В эти 28 дней мы пробудим Европу к лихорадочной жизни. Сведения нашего телеграфа будут ловиться слухом народов, оглушенных, опутанных войной. Мы не боимся хитрости наших врагов… Мы сильнее их, потому что нам некого обманывать, и мы говорим правду, которая привлекает к нам сердца всех народов» ^[14].

Следует обратить внимание на заостренный Троцким вопрос о мире «на основе формулы русской революции», в частности, на проблеме самоопределение галицийских и познанских поляков и украинцев. Речь идет об оккупированных Германией территориях. Смысл такой постановки вопроса станет ясен в ходе дальнейших переговоров, когда советская делегация, опираясь на принцип самоопределения народов, потребуют вывода с этих территорий оккупационных войск. Реальное самоопределение в условиях оккупации невозможно, заявят Советы.

Примечания:

[1] «История дипломатии» Т. З.

[2] Там же.

[3] Там же.

[4] Там же.

[5] Там же.

[6] Там же.