Джек Кеннеди, который питал особую слабость к тайной деятельности любого рода, в итоге смирился с идеей убийства Кастро, но вновь отверг само убийство как инструмент политики — на этот раз публично, хотя и не особо подчеркивая в своей речи 16 ноября 1961 года, через несколько дней после визита Залка: «Как и большинство тех, кто может защитить свободу на Земле, мы считаем, что не можем избежать ответственности за свободу, но и не можем наслаждаться ею без ограничений, налагаемых теми свободами, которые мы хотим защитить. Как свободный народ мы не можем стать на одну доску с нашими противниками, обратившись к тактике террора, убийства и ложных обещаний[195]. Возможно, у него и был соблазн, но в конце концов он остался верен своей порядочности и здравому смыслу: как он заметил в беседе с Тэдом Залком, «мы не можем сделать что-либо подобное, иначе сами окажемся мишенями»[196]. (Возможно, его еще не научило, что президент Соединенных Штатов всегда является мишенью). Что касается Бобби, то он, вероятно, немного подбодрил Хелмса и не осознавал, к чему это приведет. Это стало ясно после инцидента весной 1962 года. ЦРУ считало, что лидеры организованной преступности, которые потеряли много денег во время кубинской революции, могут помочь избавиться от Фиделя: им очень часто удавалось успешно избавиться друг от друга. Одним из тех, к кому обратились, был Сэм Джанкана, заметная фигура чикагского синдиката. Кроме того, в настоящее время его протеже была Джуди Лэмбелл, одна из бывших подруг президента. Эта деталь не укрылась от внимания главы ФБР Дж. Эдгара Гувера, и, возможно, он довел это до сведения президента, что побудило Кеннеди порвать с ней в марте 1962 года. Затем, наконец, в мае ЦРУ было приказано сообщить генеральному прокурору о ее связях с мафией, и с этого момента департамент юстиции повел энергичную кампанию против организованной преступности, что причинило неудобство мистеру Джанкане и его друзьям (как возмущался один из них, «я помогаю правительству, стране, а этот сукин сын расстроил мою игру»). Офицер ЦРУ, который сказал об этом Бобби, провел неприятные полчаса: как он говорил позднее, «если бы вы видели, как глаза мистера Кеннеди сделались стальными, а его голос — низким и четким, то у вас появилось бы чувство надвигающейся опасности». «Я считаю, что если вы когда-либо попытаетесь сотрудничать с мафией снова — с гангстерами, — то вам следует дать об этом знать генеральному прокурору», — сказал Бобби. Он немедленно остановил выкидывающего коленца Джанкану и был расстроен тем, что вообще пожаловался об этом Дж. Эдгару Гуверу, выбор которого в наперсники был столь неподходящим, что само по себе это показывает, как это его встревожило. Но при поддержке своего брата он не прекратил настаивать на не менее жестких действиях против Кастро. Трудность была в том (что позже послужило причиной вьетнамской войны), что, насколько бы ни была неуспешна операция «Мангуста», каковой она, вероятно, и останется, ни у кого не было альтернативы, так как президент мог воспрепятствовать вторжению США. Мак-Джордж Банди предвидел, что это означает: «Нам следует также заявить, будем ли мы строить военные или альтернативные отношения с Кубой и Кастро и, соответственно, нашу политику». Братьям Кеннеди не нравились обе альтернативы, поэтому операция «Мангуста» в октябре 1962 года все еще продолжалась. Бобби даже попытался ее ускорить во время ракетного кризиса — к счастью (так как решение по этому вопросу могло встретить еще большие трудности, чем само дело), без какого-либо более громкого успеха, чем обычно[197].
Читая об этом сегодня, планы смещения или убийства Кастро (ни один из которых не был осуществлен даже отчасти) выглядят несерьезно. Одной из идей было остричь Фиделю бороду и тем самым лишить его привлекательности для народа, другой — подсунуть ему отравленную сигару[198]. (Я помню, как в дни моего счастливого детства мы с моим братом тратили часы, тщательно готовя бутылку с отравленным пивом — из пыли, воды и плюща — чтобы напоить Гитлера). Но это действительно было не смешно, хотя и не более эффективно, чем программка саботажа. Основная статья кубинского экспорта — тысячи тонн сахара — была разрушена за неделю, грузовые перевозки товара прекратились, были предприняты попытки вызвать аварии на медных рудниках, на пропаганду и шпионаж против Кастро были потрачены большие суммы, оказана помощь партизанским отрядам в горах[199]. Гораздо больше вреда принесло эмбарго в торговле между Соединенными Штатами и Кубой. Оба Кеннеди решили, что все это привело к результату, в котором никто не был заинтересован: это сблизило Фиделя Кастро и Советский Союз. Так как Кастро уже был в коммунистическом лагере, то братья полагали, что дела могут пойти еще хуже. Если так, то это было плохо.
Политика «Мангусты» таила в себе ловушку для президента и в другом отношении. Вне узкого круга лиц в Вашингтоне никто точно не знал, что последует, но фигура Кеннеди была достаточно заметной, чтобы возбудить враждебность американцев к Кастро до опасных пределов. «В нашем отношении к Кубе было много эмоций», — сказал Роберт Макнамара несколькими годами позже, что объясняет ход вещей в Соединенных Штатах и то, каким образом история распространилась по всей стране[200]. Американский народ был склонен делать пугала из недружественно настроенных зарубежных лидеров, и летом 1962 года многих из них почти преследовали навязчивые мысли о Кастро, что принесло выгоду республиканцам, которые утверждали, что президент был мягок в этом вопросе. Таким образом, а также благодаря ошибке Кеннеди коммунистическая Куба начала превращаться из обычной занозы в теле — в кинжал в сердце, если употребить сравнение сенатора Фулбрайта.
Более того, как и перед Бей-оф-Пигз, Кеннеди не продумал своего плана действий. Его Особая группа (расширенная), которая была инструментом в его политике на Кубе, совершила элементарную стратегическую ошибку, не учтя того, какова может быть реакция оппонента на их наступление. Фиделя Кастро запугать было нелегко. Как только дал себя знать американский саботаж, он публично выразил протест, громко и не единожды; и когда летом 1962 года военно-морские силы США начали проводить крупномасштабные маневры в кубинских территориальных водах, это его не испугало, как, несомненно, о нем и думали; он объявил, что Соединенные Штаты открыто планируют вторжение (он знал, что некоторые в Вашингтоне энергично отстаивали подобные действия). Что было вполне объяснимо, он усилил контроль своего режима и ускорил превращение Кубы в ленинское государство. Если забота Кеннеди действительно состояла в спасении Кубы от коммунизма, то все равно он бы не мог выбрать менее подходящей политики.
Есть старая сказка о солнце и ветре, которые всегда шли гулять вместе. Однажды, увидев на дороге человека, они поспорили, кто из них скорее заставит его снять пальто. Ветер дул и дул, но человек только сильнее кутался в свою одежду. Затем со всем летним зноем начало припекать солнце. Человек снял пальто и перекинул его через руку.
Кастро знал, что ему не устоять перед огромными Соединенными Штатами без серьезной помощи, и он мог лишь немного надеяться, что ему удастся ее найти. Куба уже была в очень хороших отношениях с Советами — первым государством, ставшим коммунистическим по своей воле (более или менее). Они наверняка не позволили бы Кубе вновь стать «завоеванной капитализмом», если могли это сделать.
У них были другие мотивы. В частности, у Хрущева. И здесь историкам следует быть осторожными, исследование советских архивов только началось и, без сомнения, таило в себе множество сюрпризов. Но основные линии кризиса 1962 года были уже намечены. Зимой и весной того года Хрущев еще помнил уроки холодного приема в Берлине. Не производящий впечатления молодой человек, которого он встретил в Вене, посмел возражать против часто провозглашаемых советских планов в Берлине; его это кое-чему научило. Кроме того, собственная позиция Хрущева начала выглядеть шаткой, его берлинская инициатива обернулась против него же, его большая кампания по увеличению количества сельскохозяйственной продукции в России, построенная на освоении так называемых «целинных земель», развивалась не очень уверенно: урожай 1961 года был самым скромным за пять лет. Разногласия с Китаем становились все ощутимее и серьезнее, и даже Албания, позже страна сталинистской реконструкции, открыто игнорировала ведущую роль Советов[201]. Люди Кеннеди унизили Советский Союз, показав, что отсутствие паритета в ракетном вооружении является мифом и что на самом деле у Соединенных Штатов имеется превосходящее преимущество в ядерном вооружении. Хрущев искал быстрый, дешевый и простой путь, чтобы перехватить инициативу, и в настоящем состоянии кубинской проблемы он увидел такую возможность.
