Литмир - Электронная Библиотека

– От тебя несёт, как от псины! Господи, твой запах… Я вся увязаю в нём, я воняю тобой. Я сошла с ума, нюхаю тебя, как блаженная. Как люблю этот запах!

Марго включила горячую воду.

Ну, что, моя рыбка золотая, будем купаться?

Ванна всегда успокаивала нервы, не зря же она называла её собственной «нирваной». Она решила поставить пластинку с песенками Вертинского, пока будет отогревать в горячей воде своё застывшее сердце. Никто никогда в жизни не догадается искупать её в ванне с розовыми лепестками, как это придумал он, её покоритель Орест, выдумщик и предатель.

«Он любил меня или играл в любовь?» – спрашивала себя Марго. Если это была игра, то искренняя, неподдельная. «Какой смысл ему любить меня? Зачем он пришёл, с какой целью?» – задавалась Марго глупыми вопросами, будто у любви есть какой-то иной смысл, кроме самой любви. Орест жил инстинктивно: если любится, значит, любится; а когда разлюбится, тогда разлюбится, поэтому бессмысленно спрашивать и уверять в любви.

Осенью море уходило от берегов, обнажало дно. Марго подумала, что её душа обмелела и её корабль сел на рифы – обломки любви. Она стремилась присвоить любовь Ореста, посадить на цепь. За этой корыстью скрывалась не ревность, а страх перед чувством потери, чувством внезапной пустоты, к которой нужно будет заново приучать себя. Орест оберегал её, был её берегом.

В отличие от Марго, мир Ореста был разомкнутым: он разбегался, как круги на воде. В некотором смысле Марго была вроде того самого камня, который вызывал эти круги – свойство жизни Ореста. Пока камешек скользил на поверхности воды, пока они чувствовали соприкосновение, это называлось любовью. «Быть камнем и быть кругом на воде – вот где спрятан ключик счастья, ключик от совершенного бытия!» – вдруг осенило Марго. В глазах её радостно запрыгал, замельтешил солнечный зайчик. Имя Ореста стало разбегаться кругами, вибрируя огромным «О», голова её закружилась, предметы задвоились…

Это озарение Марго объяснила пониженным давлением.

У неё были все основания считать Ореста легкомысленным, поверхностным, неглубоким, безнадёжным. Не из любви, а из желания сохранить покой и равновесие, Марго пыталась прикормить, присобачить Ореста к своей каморке, где, оставшись одна, лишенная чувственной любви, физического прикосновения, тепла мужского тела, стала спрашивать себя: «Почему Господь нуждается в нашей любви, почему он нуждается в нашем сострадании, а мы только в его милости, в его снисхождении?»

Она привстала из ванны, взяла чашечку остывшего кофе, отпила; затем взяла с полки бритвенный прибор.

– Свой уголок я убрала цветами, – пропела Марго.

* * *

Марго вспомнила мамины сентенции.

– Подруженька моя, так хорошо не бывает, это не к добру.

– Ты просто завидуешь! – резко ответила Марго. – Ты, ты, ты ведьмачка! У твоих ног поклонники не переводились. Я знаю, ты изменяла папе и всё такое, а мне ты отказываешь в счастье! Ты это говоришь из вредности! – заводилась Марго, надрывая горло плачем.

– Неправда, я говорю так, потому что знаю мужчин. Они любят сильней, когда на них не ведешь глазом, это бьёт их по самолюбию. Ты не держала с ним дистанцию. Их нужно держать на жестком поводке, а ты даже ошейник не примеривала, – рассуждала мама.

– Какой ошейник! Он щенок. Ему резвиться надо еще! – вяло отговаривалась Марго, скривив губы.

Так, как вылизывал её этот щенок, никто никогда не вылизывал. Она боялась всяких шоферов с большими волосатыми руками; предпочитала инфантильных интеллигентов вроде Содомского, тридцатишестилетнего коллеги по кафедре азиатского факультета.

* * *

Она поднялась из ванны, словно розовый куст, стряхнувший капли дождя. Её белое тело облепили лепестки шиповника. Отражаясь в зеркалах ванной, она представила, как одним непрерывным движением руки художник нарисовал её силуэт на овальной чёрной амфоре с длинным узким горлышком. «Я – роза-не-для-кого».

Выходя из ванной, взмахом руки, когда накидывала на себя халат, она опрокинула с комода китайскую фарфоровую вазу, подаренную на день рождения Орестом. Ваза разлетелась на семь черепков. Их ещё можно было склеить. Марго собрала черепки и сложила в картонную коробку из-под обуви, где хранились её старые синенькие туфли, купленные давным-давно на выпускной вечер. Кажется, им было больше лет, чем Оресту сейчас.

Марго щурилась от солнечных бликов. Прилетела сорока, покрутила головой, огляделась по сторонам. Она украла стёклышко и понесла его в своё двойное гнездо на фонарном столбе. Марго окинула воровку недобрым взглядом. Вдруг она икнула. Кольнуло в предплечье. «Кто-то вспоминает, неужто он, мой негодяюшко?» – промелькнула безнадёжная мысль, словно рыба-вьюн, зарывающаяся в илистое дно обмелевшей реки.

Какими скудными щедротами было одарено одиночество Марго! Почему-то на память приходили только обидные пустяки – иверешки2 прошлого, вонзившиеся в её сердце.

Марго села в кресло напротив балконной двери и принялась распускать свитер, связанный когда-то для Ореста – не мягко, не плавно, а резко, рывками, словно она вкладывала в эти движения своё чувство отмщения или отчаяния.

…Точно так же нервно дёргался состав поезда, на котором уезжал Орест. Марго стояла в темноте на перроне. Её рука сделала усилие, чтобы помахать ему на прощанье, но безвольно упала, как раненый ибис, отставший от стаи навсегда, навсегда, навсегда…

Владик слушает голоса

…Поезд тронулся и покатил – плавно, без толчков, без лязга вагонных сцеплений, медленно набирая скорость. Вместе с ним тронулся опустевший перрон, где замерла Марго с чёрной кожаной сумочкой через плечо; её левая рука держала за запястье правую руку. И пассажиры, и сочинитель, и читатели, и персонажи, и провожающие – все тронулись (слава Богу, что ещё не умом).

Марго продолжала стоять напротив окна – в платке, повязанном под подбородком, в длинном коричневом пальто и полусапожках, не смещаясь ни на дюйм. Единственное движение – согнула ногу в колене.

Вскоре поезд с голубой надписью «Владивосток—Хабаровск» на противоположных путях повилял хвостом последнего вагона; оказалось, что пригородная электричка, в которой сидел Орест, по-прежнему стоит на месте, никуда не едет, словно она забылась. Он подумал, что время, наверное, есть такая же иллюзия, как этот минутный обман зрения и что, в общем-то, никуда нельзя уехать – ни из времени, ни из пространства…

Вдруг перрон тронулся и поехал вместе с Марго. Нет, отъезжал не перрон, не город – отъезжало последнее лето, какая-то часть жизни отъехала в прошлое. Время заполнило сознание Ореста и Марго мнимой значимостью, мнимой изменчивостью. Чешуйчатая кожа времени сползала легко, безболезненно, цепляясь за шипы крохотных обид и мелких ссор. Впечатления, воспоминания, радости, прощания, ожидания, тревоги – всё свалилось в один осенний ворох прелых листьев, из которых Марго мысленно собирала букет. Однако получался не пышный букет, а скудная икебана – композиция из трёх мотивов. Орест тоже хотел удержать в сердце милые подробности их совместной поездки на остров, но всё разлетелось в прах, как стая воробьёв: фрррр! Он даже не понял своей утраты. «Он легко завязывал узелки отношений и легко развязывал», – характеризовала его Марго уже не как реального человека, а как персонаж какого-нибудь романа.

Кажется, расстались по-хорошему. Без надрыва. Навсегда. Без слёз. Они уже выплаканы. «Счастливо, удачи! Пиши!» – «Ага!»

Его поезд отъезжал в будущее, а память – ветреница, мучительница – петляла дорогами прошлого.

…Марго подняла руку и неловко опустила, не дотянув её до прощального взмаха, и тотчас дёрнулся тяжёлый состав, поехал, словно его подтолкнул этот безвольный, робкий жест – и поплыло окно с Орестом, с его ущербной предательской улыбкой.

Всё! В одно мгновение Марго стала образом его воспоминаний. Этот образ, как маленький карманный фонарик, освещал то, что осталось в его прошлом. Напоследок зыркнула белками коровья однорогая голова на фронтоне старого облупленного складского помещения, дореволюционного монстра. «Голова, рога и четыре ноги прошли мимо окна, но почему же не может пройти хвост?» – промелькнула в голове Ореста загадочная фраза в интонации Марго. В памяти почему-то всплывали неприметные жесты, которые еще сохраняли связь с реальными событиями их совместной жизни.

вернуться

2

Щепа, ощепок, черепок, осколок, осколыш (словарь Даля).

14
{"b":"221301","o":1}