Урбан остался верен себе. Он пошел навстречу государю Тосканы. Но ему вовсе не улыбалась перспектива, что какой-то новый метод, облегчающий навигацию, попадет в руки испанцев. Да и мысль, что Галилей, пусть полуживой, но занимается с любимым учеником своей подозрительной математикой, тоже не доставляла ему радости.

В начале декабря Бенедетто объявили о разрешении приступить к изучению Галилеева метода, а две недели спустя ему приказали немедленно возвращаться в Рим.

В конце 1638 года первые экземпляры «Бесед и математических доказательств» появились в Риме. Урбану подобный сюрприз, естественно, радости не доставил. Но на сей раз он действовал с большей осмотрительностью. Квалификаторы Святой службы внимательно изучили «Беседы»: о том, что больше всего тревожило Урбана, о движении Земли, там речи не шло, и они не сочли обязательным преследовать эту сугубо математическую книгу. Будучи богословами, они проглядели главное — то, что «Беседы» подкрепляли «Диалог». Новая, созданная Галилеем наука о движении снимала самые серьезные возражения противников Коперниковой системы, которые заключались в несовместимости мысли о движении Земли с господствующими физическими представлениями.

Но как «Беседы» вышли в свет? Из посвятительного письма явствовало, что публиковать их Галилей не собирался, а лишь подарил список графу Ноайлю. Тот без ведома автора отдал рукопись в типографию. Сомнительная версия? Да, но встречался ведь Галилей с Ноайлем на самом деле по разрешению властей! Французский посол действительно просил у него копию этого сочинения. И получил, и увез за границу. Следовательно, нет улик, что Галилей сам переправил рукопись издателям-еретикам. Можно, конечно, учинить дознание, потянуть Галилея к ответу. Но стоит ли поднимать шум и лишь давать дополнительные козыри противникам Урбана? В Святой службе решили не препятствовать продаже «Бесед».

Вскоре после отъезда Бенедетто из Тосканы Галилей задумал перебираться обратно в Арчетри. Если он и говорил о необходимости жить в самом городе «рядом с врачами», то лишь потому, что это был единственно уважительный в глазах начальства аргумент, могущий оправдать настойчивые хлопоты. Но ведь он добивался не перемены места заточения, а свободы! В последней ему отказали. Смысла оставаться во Флоренции не было: здесь ему, и в прямом, и в переносном смысле, дышалось не так вольно, как на вилле. Да и от соглядатаев беречься там куда проще. А что касается врачей, то они, конечно, не забывали его и в Арчетри, тем более что вилла находилась лишь в миле от города.

В свой загородный дом Галилей вернулся с желанием напряженно работать. Он хотел закончить дополнительные разделы «Бесед» для нового расширенного издания. Его давно занимали вопросы баллистики. О господи! У него в голове такое множество решений разнообразнейших проблем, или совершенно новых, или решенных иначе, что он мог бы составить из них целую книгу, еще более любопытную, чем написанные им прежде. Если бы только не слепота, болезни и старость, не позволяющие работать в полную меру!

То, что издание «Бесед» не повлекло за собой скандала, внушало некоторые надежды. Может быть, в Риме наконец проявят милосердие? Галилей вновь обратился в Святую службу с просьбой об освобождении. 27 апреля 1639 года его прошение было оглашено в римской инквизиции. Урбан на заседании не присутствовал, решать же это дело без него не осмелились. На следующий день, когда кардиналы-инквизиторы собрались снова, Урбану доложили о просьбе Галилея. Но папа был неумолим. Даже слепому старику, стоящему на краю могилы, он отказал в помиловании.

С «Беседами и математическими доказательствами» действительно творились чудеса! Осенью 1638 года книга уже продавалась в Голландии и Германии, появилась в Париже. Зимой ее можно было купить в Риме. Но сам Галилей так и не получил ни одного экземпляра, хотя были сведения, что издатель их ему выслал. В январе к причалам Венеции пришвартовался корабль, на борту которого, как полагал Миканцио, находился ящик с книгами для Галилея.

Через полтора месяца Миканцио писал, что произошла ошибка. Мальчик, служивший в книжной лавке, не понял хозяина: корабль еще только ждали. Книготорговец, коему направлены книги, показывал письмо: их послали с кораблем «Св. Яков», Его ждут здесь каждый день, хотя из-за бурного моря плавание и сопряжено с большим риском. Три недели спустя Миканцио сообщил: «Св. Яков» прибыл в порт, но «Бесед» на нем не оказалось, ящик с книгами погрузили на другой корабль, на «Св. Марк». Тот должен быть в Венеции с часу на час.

И опять тянулись долгие недели. Прямо насмешка судьбы: ведь давным-давно книга Галилея была в руках у его врагов, ее давно успели изучить квалификаторы Святой службы! Эльзевир оправдывался: с великим неудовольствием узнал он, что Галилей не получил экземпляров «Послания к Христине», хотя он и отправил их ему год назад. Что же касается «Бесед», то он еще в августе послал их в Венецию. Однако корабль из-за противных ветров смог отплыть лишь в конце октября. Больше о нем нет вестей.

Только на исходе апреля «Св. Марк» появился в Венеции. С ним прибыли и книги. Их задержали в таможне. Прошло еще больше месяца, прежде чем долгожданные экземпляры «Бесед» оказались у Галилея. Без малого год, как книга вышла в свет, и лишь теперь попала она к автору. Галилей был лишен удовольствия увидеть свой труд напечатанным. Он только подержал книгу в руках, погладил страницы, а потом стал придирчиво расспрашивать друзей, как она выглядит, красив ли титульный лист и аккуратно ли ее напечатали.

В эти же дни до него дошла горестная весть. В Париже скончался Кампанелла. При всей несхожести характеров и разности взглядов одно их объединяло: ненависть к мертвым догмам и вера в неодолимую силу разума. Каждый из них по-своему смотрел на мир, но они умели ценить друг друга. «Умер бедный отец Кампанелла, — писали из Парижа, — он тоже был большим вашим приверженцем, как и вообще все люди беспристрастные и понимающие».

На этот раз Реньери приехал не с пустыми руками: составленные им эфемериды были значительным достижением. Он клялся, что скоро закончит таблицы на полгода вперед. Галилей был очень доволен. Сравнив данные Реньери с действительным положением Медицейских звезд, голландские астрономы докажут своим патронам, что хотя бы в этой части Галилеев метод вполне осуществим! Реньери соглашался, если будет нужно, отправиться в Нидерланды. Галилей уже обдумывал, как возобновить переговоры с голландцами, когда его поразило печальное известие. В расцвете сил скончался Гортензий, последний член комиссии, оставшийся в живых. Словно злой рок тяготел над этим начинанием! То его постигла слепота, то инквизиция узнала о хранимых в тайне сношениях, то люди, уполномоченные этим заниматься, умирали один за другим, все четверо!

Смерть Гортензия, утешал Диодати, конечно, не означает, что дело совершенно заглохнет: если Галилей захочет возобновить сношения, то в Голландии найдутся опытные астрономы, кои заменят умерших.

Галилей тут же продиктовал ответ, рассказал об успехах Реньери и его готовности поехать в Голландию. Хорошо, если бы Диодати довел об этом до сведения голландцев. Пусть они назначат новых членов комиссии. А он, Галилей, даст им необходимые разъяснения. Поскольку тиз-за дальности расстояния письма легко теряются, то желательно ввести в комиссию и Голландского посла в Венеции. Тот мог бы встречаться с его помощником, что весьма ускорило бы дело.

Однако и новые эти планы чуть было не рухнули. Реньери, возвращаясь морем в Геную, попал в страшнейшую бурю и лишь чудом избежал гибели.

У Галилея не было недостатка в добровольных помощниках. Много помогал ему Клементе Сеттими, молодой монах, страстный любитель геометрии. Иногда он даже оставался ночевать. Это вызывало нарекания начальства. Тогда, действуя через Никколини, Галилей попытался получить из Рима согласие, чтобы Клементе позволили проводить у него больше времени. Странное ходатайство! Младому иноку, разумеется, не следует ночевать вне обители. Однако генерал ордена не возражал против достаточно частых посещений Галилея. Правда, лишь на словах. Вскоре Клементе услали в Сиену. Разнесся слух, будто на него в инквизицию подан донос.