В Праге противники Галилеевых открытий совершенно посрамлены. Даже Горкий пребывает в раскаянии. Когда он вернулся, Кеплер, открыл ему глаза. Мартин почувствовал себя несчастнейшим человеком. И угораздило же его выступить против Галилея: лучше бы он потерял два фунта крови!

Цугмессер стал предметом насмешек. Когда он приехал из Вены, Хасдаль разобрал с ним те страницы книжки против Капры, которые вызвали недовольство, и показал примирительные письма, Галилея. Но Цугмессер уступчивости не проявил. На вопрос, стояла ли подпись Маджини под «заключением Болонского университета», ответил утвердительно, но потом сказал, что потерял бумагу. Да и Медицейские звезды Цугмессер тоже, вероятно, видел, но молчал. Он был из числа тех самых «испанцев», которые считали, что «Звездный вестник», пагубный для религии, должен быть уничтожен!

Хасдаль хотел его проучить. Цугмессер как-то поставил под сомнение его религиозные взгляды. Хасдаль потребовал удовлетворения. Драться тот отказался. Вызов был повторен — Цугмессер обнаружил жалкое малодушие. А ведь еще недавно, когда его спрашивали об открытиях Галилея, он держался так, что казалось, нет при дворе человека более высокомерного. Ему пришлось с позором ретироваться.

Маджини, правда, еще не признался, что собственными глазами видел спутники Юпитера. Но он, по слухам, не выпускал из рук зрительной трубы, пытаясь найти периоды их обращения, чтобы хоть в этом оставить Галилея позади и сохранить за собой славу первого астронома Италии. Могло ли признание быть более красноречивым? Или Маджини, потеряв рассудок, рассчитывает орбиты несуществующих планет, вымышленных ловким флорентийцем из ненасытной страсти к золоту?

Теперь, когда с разных сторон поступали подтверждения его открытий, поездка в Рим, казалось, теряла смысл, Если раньше было необходимо отправиться туда и доказать существование Медицейских звезд, то сейчас это стало излишним. Математики Римской коллегии сами их увидели. Не сегодня-завтра узрят они и троякую форму Сатурна, и фазы Венеры.

Но Галилей решил-таки ехать в Рим. Он должен использовать благоприятный момент, чтобы добиться перелома в отношении к Коперникову учению. Все, что он открыл, подтверждает гениальную прозорливость польского астронома.

Ему недостаточно простого признания установленных им фактов. Не ради тщеславия добивался он звания философа и подчеркивал, что потратил на изучение философии больше лет, чем месяцев на чистую математику «Он — философ. И будет настаивать на правильном истолковании наблюдений. Дело идет не о тех или иных частных астрономических истинах, а о новом взгляде на строение вселенной. Он не может и не хочет остановиться на полпути!

Неподалеку от Флоренции, в местности, славящейся своим целительным воздухом, Филиппо Сальвиати, друг и ученик Галилея, владел поместьем. Он уговорил его поехать с ним в Сельву. Там куда скорее, чем в городе, избавится он от недугов.

После напряжения последних месяцев и долгой болезни Галилей мог позволить себе отдохнуть.

Поддерживая ходатайство Галилея о поездке в Рим, Винта не стал делать упор на то, что его исследования ведут к обновлению астрономии. Он подчеркнул иное: если в Риме открытия Галилея, прославляющие имя Медичи, получат официальное признание, это будет равносильно тому, что они приняты целым светом. Козимо внял увещанию и даже согласился оплатить расходы, связанные с этой поездкой.

Чувствуя себя нездоровым, Галилей решил побыть еще немного в Сельве, чтобы набраться сил для трудного и ответственного путешествия. Туда ему и доставили новое послание Кеплера. Вторая анаграмма и вовсе лишила его покоя. Он молил не томить его дольше: «Ты же видишь, что имеешь дело с немцем из немцев!» Тщетно ломал Кеплер голову, стараясь разгадать анаграмму. Красное пятно на Юпитере доказало вращение планеты? Он перебирал вариант за вариантом, но мысль его возвращалась к одному и тому же: перемещение пятен, увиденных на небесном теле с помощью зрительной трубы, — очевидное доказательство его вращения вокруг собственной оси. Может быть, пятна обнаруживают вращение Сатурна или Марса? Или вращается само Солнце? Если это так, то он, Кеплер, вправе себя поздравить: ведь о вероятном вращении Солнца он уже писал в «Новой астрономии».

Кеплер готов был счесть за установленный факт именно то, что еще предстояло установить. Внимательные наблюдатели могли и до изобретения зрительной трубы заметить, что солнечные пятна видны не на одном и том же месте. Но как выяснить причину этого, если наблюдения не дают пока ответа?

Анаграмма, над которой бился Кеплер, отношения к солнечным пятнам не имела. Поздравлять кого-либо с разрешением вопроса о вращении Солнца вокруг собственной оси было преждевременно.

В Сельве каждую ночь, когда позволяло небо, Галилей исследовал движение спутников Юпитера. Всякий раз он старательно зарисовывал их положение. Позади две с половиной сотни наблюдений, а до полного успеха еще далеко. Достичь необходимой точности измерений не удавалось. Тем настойчивее продолжал он работу. Отдых в Сельве был весьма относительным. По два, а то и по три раза в ночь Галилей наблюдал Медицейские звезды. То, что Кеплер и Клавий считали определение их орбит задачей едва ли разрешимой, только разжигало его упорство. Маджини, коль верить слухам, думал иначе. У него была хорошая труба, и он не без шансов на успех предпринимал попытку вырваться вперед. Пусть попытается!

Узнав от Галилея о фазах Венеры, Маджини поздравлял его. Подобное открытие составит честь астрономии и философии! Он приносил ему поздравления, а почти в то же время вышло в свет «Апологетическое письмо Антонио Роффени».

У этого сочиненьица была целая история! Едва лишь разнеслась молва о книжонке Горкого, Роффени и Маджини заявили, что готовы письменно засвидетельствовать, как его отговаривали. Роффени особенно возмущался тем, что Горкий назвал его свидетелем своих «опытов». Он напишет Галилею письмо, твердил Роффени, и выведет на чистую воду этого мошенника! Пусть Галилей его издаст! В Болонье он показывал ему это «Апологетическое письмо». Галилей просил перевести его на латынь, но, подумав, написал, что довольствуется итальянским вариантом. Однако через десять дней ему прислали латинский перевод, существенно отличавшийся от подлинника. Галилей не позволил себе роскоши высказать хитрецам из Болоньи все, что о них думает.

Он пропустил одну почту, другую… Маджини выражал удивление. Неужели перевод затерялся?

Прошло почти три недели, прежде чем Галилей написал в Болонью и настойчиво попросил, чтобы ему прислали первоначальный итальянский вариант. И тут Роффени, по словам Маджини, заявил, что, к сожалению, делая перевод, повредил рукопись. Грубая работа! Маджини юлил, придумывая разные отговорки, но плохо сводил концы с концами. А ведь у лжеца воистину должна быть хорошая память!

Подлинника Галилею так и не прислали. И вот теперь, когда в этом, казалось, не было никакого смысла, напечатали смягченный латинский вариант.

«Письмо» опубликовали вовсе не для того, чтобы разоблачить Горкого. Оно имело целью оградить Маджини от подозрений в соучастии с «неистовым Мартином». Галилей, вероятно, не удивился бы публикации, если бы знал об одной поправке, сделанной Маджини в принадлежавшем ему экземпляре «Апологетического письма». Рядом с именем автора — Антонио Роффени — тот написал: «Но истинным автором был Маджини».

Галилей жил на чудесной вилле, наслаждался целительным воздухом, красотою окрестных холмов, учеными беседами, тонкими винами, изысканным столом. И вдруг на него пахнуло дыханием другого мира, мира смрадных и сырых камер, пыточных застенков, одиночного заключения. Галилей получил переданное тайком письмо из тюрьмы. От Томмазо Кампанеллы.

Впрочем, в письме ни слова не было о страданиях узника, который чуть ли не двадцать лет мыкал горе по разным темницам, но Галилей достаточно хорошо знал, в каких условиях содержится Кампанелла, чтобы еще раз почувствовать беспримерную волю этого необыкновенного человека. Познакомились они еще в самом начале пребывания Галилея в Падуе, когда он, приехав из Флоренции, вручил Томмазо послание великого герцога. Молодого бунтаря, несмотря на все его таланты, Фердинандо предпочел на службу не брать. А вскоре он был арестован инквизицией…