Некоторое время спустя разнесся слух, будто Кампанелла полемизирует с «Письмами о солнечных пятнах». Спорить о пятнах, не имея возможности их наблюдать?! Чези, разделяя недовольство Галилея, обещал выяснить, в чем там дело. Слухи оказались преувеличенными, и Чези примирительно заметил, что Кампанелла-де не успел как следует обдумать Галилеево сочинение.

В ту пору во Флоренции находился молодой немецкий дворянин Рудольф Бинау со своим учителем Товием Адами. Объездив много стран, они побывали и в Неаполе, сумели получить разрешение навещать Кампанеллу в тюрьме. Восхищаясь его мужеством и поразительными познаниями, они хотели помочь издать его работы и содействовать освобождению.

Немцы много рассказывали Галилею о Кампанелле, о его нечеловеческих страданиях и нечеловеческой выдержке. И в тюрьме Томмазо использовал любую возможность, чтобы писать. Его работоспособность и преданность науке беспримерны, хотя он и пережил такие мучения, что и вообразить их почти невозможно.

Галилей был потрясен. Он сказал, что попытается убедить Козимо вступиться за Кампанеллу, и вызвался послать ему денег.

Позже, узнав, что Галилей тяжело болеет, Кампанелла через Чези предложил свою помощь: пусть ему пришлют историю болезни и точную дату рождения. Галилей ответил, что не верит в астрологию.

Бенедетто Кастелли при содействии Галилея был приглашен на кафедру математики в Пизанский университет. Приехав в Пизу, он первым делом нанес визит попечителю. Артуро д'Эльчи принял его очень любезно, но сразу же предупредил, что на лекциях ему не следует касаться учения о движении Земли. «Те указания, которые я получаю от вас как предписание, — ответил Бенедетто, — были мне в качестве совета даны синьором Галилео, моим учителем, с которым я весьма считаюсь, тем более что знаю: сам он, двадцать четыре года читая лекции, никогда не касался этой темы».

Обезоруженный такой покорностью, попечитель сказал, что иногда Кастелли мог бы затрагивать подобные вопросы, но только в виде предположений.

«Нет, — ответил Кастелли, — я воздержусь и от этого, если только вы не прикажете мне поступать иначе».

Д'Эльчи оставил Бенедетто обедать, подарил свою книгу, называл себя другом Галилея. Откуда такая любовь? Истина выяснилась скоро. Сальвиати, отправляясь в путешествие, велел распродать часть конюшни. Зная, что Галилей свой человек в доме Сальвиати, д'Эльчи хотел заручиться его поддержкой: ему нужна пара упряжных лошадей, молодых и доброго нрава, так пусть лучших оставят за ним. Станешь тут и другом Галилея, когда дело идет об отменном выезде!

Первая же лекция в университете доставила Бенедетто триумф. С каждым днем слушать его приходило все больше народу. Кастелли объяснял это тем, что он ученик Галилея. Успех такой вызвал зависть. По городу поползла молва, что он держится Галилеевых взглядов и недостаточно ценит Аристотеля. Его предупредили: это восстановит против него профессоров и студентов. Студентов? Кастелли не спорил: после лекций студенты провожали его по берегу Арно до самого дома. И так каждый вечер.

При дворе Бенедетто тоже принимали очень милостиво. Однажды, за столом великого герцога возник разговор о движении Земли. Его продолжили в покоях вдовствующей государыни. Обсуждался вопрос: противоречит ли учение Коперника священному писанию. Кастелли доказывал, что не противоречит. Вдовствующая государыня возражала, хотя, как казалось Кастелли, лишь для того, чтобы послушать его доводы.

Это был не единичный эпизод. При дворе все чаще говорили о том, что-де защищаемая Галилеем мысль о движении Земли противна Библии. Цель этого была ясна: государь должен усомниться в благочестивости своего математика.

Узнав о спорах во дворце, Галилей понял, что дальше хранить молчание нельзя. Прежде он старательно обходил эту тему, но раз враги навязывают ему борьбу на поприще богословия, он не может отказаться. Взгляды свои относительно того, в какой степени следует привлекать библейские тексты при решении естественнонаучных вопросов, Галилей изложил в пространном «Письме к Кастелли».

Священное писание, разумеется, не может говорить неправду или ошибаться. Но ошибаться иной раз могут его толкователи. Стремление всегда понимать слова Библии буквально чревато тяжкими заблуждениями и даже ересями. Пришлось бы, например, считать, что у бога есть руки, ноги, глаза, что он подвержен человеческим страстям, забывает прошлое и не ведает будущего. Значит, в Библии есть положения, которые, если воспринимать их буквально, кажутся несогласными с истиной. Но они изложены именно так, чтобы быть понятными простому народу. Раз Библия во многих местах не только допускает, но и требует небуквального понимания, то в естественнонаучных спорах ее тексты должны привлекаться в последнюю очередь.

Галилей остроумно толковал известный библейский рассказ о том, как Иисус Навин умолил господа остановить Солнце. Это место, утверждал Галилей, явно доказывает невозможность системы Аристотеля и Птолемея, но прекрасно согласуется с системой Коперника.

Ссылки на Библию не только устрашающее, но и обоюдоострое оружие: прибегая к ним, надо знать существо дела. В противном случае они могут обернуться против лиц, которые ими пользуются. Так, слова, приводимые в защиту Птолемеевой системы, подтверждают, оказывается, правоту Коперника. Пример был нагляден, и поэтому не пришлось повторять мысль, высказанную в начале письма: споря о природе, библейские тексты следует принимать во внимание в последнюю очередь.

Кампанелла из своей темницы побуждал Галилея отказаться от всех прочих тем и писать о мироздании. Все философы, страстно уверял он, воспринимают как закон написанное Галилеем, ибо нельзя философствовать, не имея точно установленной системы строения миров. Этого ждут от него особенно теперь, когда все поставлено под сомнение. Сам он, Кампанелла, работает сейчас над сочинением, где показывает, что священное писание и отцы церкви все держались мысли о движении Земли. Пусть Галилей, заострив перо совершенной математикой, оставит атомы на будущее и напишет прежде, что эта философия происходит из Италии, от Филолая и частично Тимея, и что Коперник заимствовал ее от них и от Феррарца, своего учителя[11]. Великий позор, что владеть умами начинают народы, которых мы сами же вывели из состояния дикости! Он, и погребенный в темнице, служит делу Галилея и славе Италии. Ради бога, заклинал Кампанелла, оставьте все другие сочинения и занимайтесь только этим. Ведь никто не знает, не умрет ли он завтра!

Томмазо пожурил Галилея, что тот, когда болел, не захотел воспользоваться его помощью как человека, сведущего в астрологии. Он, Кампанелла, уверен, что в этом учении много ложного, но есть там и вещи превосходнейшие: нельзя отрицать, что различные системы, из коих состоит вселенная, влияют друг на друга. Он написал об этом работу в шести книгах, дабы очистить астрологию от суеверий.

Если Галилей выпустит что-либо в свет, просил Кампанелла, то пусть сразу же передаст ему через Чези. За предложение прислать деньги, о котором ему сообщил Товий, Кампенелла поблагодарил Галилея, но от самих денег отказался.

Бенедетто забрал к себе все полемические рукописи Галилея, связанные со спорами о гидростатике. Он их завершит и издаст под собственным именем!

Из четверых выступивших со своими книгами против «Рассуждения о телах, пребывающих в воде» двум возражать уже не следовало: д'Эльчи недавно умер, а Корезио на религиозной почве спятил с ума. Но Коломбе и Грация находились в добром здравии, их можно было не щадить, особенно Коломбе!

Готовя книгу к печати, Бенедетто, не отличавшийся воинственностью, потирал от удовольствия руки. Знатно же Галилей пообщипал этого Голубка. Но Бенедетто поторопился радоваться.

В декабре 1614 года, выступая с проповедью, доминиканец Томмазо Каччини допустил грубый выпад против Галилея. Он разбирал как раз ту библейскую историю, где рассказывалось, как господь, внемля мольбе Иисуса Навина, остановил Солнце. Объяснив нравственное наставление, заключенное в рассказе, проповедник указал, что именно сей текст доказывает абсолютную ложность доктрины, которой прежде учил Коперник, а теперь учит, выдавая за истину, математик Галилей, то есть доктрины о недвижимости Солнца и движении Земли.