Взяв пистолет, я с силой ударил рукояткой по лобовому стеклу. Стряхнув с себя мелкие осколки, я прицелился. Первый выстрел оказался неудачным. Тогда я выпустил всю обойму, целясь куда-то ниже заднего борта. Грузовик завилял и, проехав еще несколько сот метров, остановился.

Фуад еле-еле успел нажать на тормоза. Наша машина, задрожав всем своим металлическим нутром, остановилась в нескольких десятках метров от грузовика.

Открыв дверцу, Фуад схватил меня за рукав и потащил за собой. Потом он вытащил Лалу. Мы все трое оказались с левой стороны автомобиля, затем, по примеру Фуада, быстро отползли за большой камень у края дорога.

Наши действия оказались куда как кстати. Как только слегка улеглась пыль и стало более или менее видно противника, пассажиры грузовика открыли по нашей машине огонь.

Стреляли двое. Они, не переставая, палили минуты три. После чего один из них, выскочив из кабины грузовика, залег в ложбине у дороги.

Я повернул голову и вопросительно посмотрел на Фуада. Он молча отвернулся — у него не было оружия. А боезапас моего пистолета был полностью израсходован. Остальные обоймы остались в машине.

Положение было аховое. У нас на двоих был всего один пистолет без единого патрона. А у них два карабина. И если бы они знали, что мы безоружны, нам пришлось бы туго.

Вдруг я почувствовал чей-то локоть. Повернувшись, я увидел Лалу, протягивающую ко мне связанные руки. В данном положении не имело никакого смысла ограничивать ее свободу. Более того, мы просто не имели на то морального права. Фуад, повернувшись в нашу сторону, молча кивнул. Вытащив складной нож, я разрезал веревку, стягивающую ей руки.

Лала помассировала кисти рук и посмотрела в сторону грузовика. Выше по склону находился большой валун, до которого с места, где залегли наши противники, было не более десятка метров. Добравшись до него, они получили бы явное преимущество. И под его прикрытием могли запросто перестрелять нас как куропаток.

— Черт, — в сердцах произнес Фуад, повернувшись ко мне лицом, — там, в машине, справа есть пара гранат. Как бы они сейчас нам пригодились!

Не успел он закончить свою фразу, как лежащая рядом со мной Лала вскочила и, размахивая своей белой кофточкой, бросилась к машине.

Не знаю, что так поразило наших противников, — то ли ее развевающаяся кофточка, то ли сам поступок, но они прекратили стрелять.

Она добежала до нашей машины и, не открывая дверцы, проскользнула в салон через разбитое боковое стекло. А через несколько секунд, выскочив из машины, в несколько прыжков оказалась у того самого места, где залегли стрелки. И лишь тогда отбросила в сторону кофту и высоко подняла правую руку с гранатой.

Все это случилось так неожиданно и быстро, что ни мы, ни наши противники не успели даже понять, что происходит. Лала что-то крикнула им, вроде: «Сдавайтесь, а то взорву!», после чего мы увидели двух парней, медленно поднимающихся на ноги и держащих высоко над головами карабины. Они по приказу Лалы вышли на середину дороги и бросили на землю оружие.

Не веря своим глазам, мы также вышли из укрытия. Только подняв с земли карабины и удостоверившись, что их магазины еще полны, мы облегченно вздохнули.

Я подошел к Лале и потрепал ее по щеке. Она была в шоке. Мне пришлось самому разжать ей пальцы, чтобы изъять у нее гранату. На наше счастье, она не успела выдернуть чеку.

Фуад тем временем обыскал этих парней и, отобрав у них брючные ремни, крепко стянул ими их руки. Потом отведя парней на пригорок, где они были хорошо видны, предложил им присесть.

Лала постепенно приходила в себя. Я подошел к нашей машине и вытащил «энзэ» Фуада — плоскую бутылку выдержанного коньяка. После хорошего глотка этой обжигающей жидкости она полностью пришла в себя.

Фуад в это время что-то усиленно искал в кабине грузовика. Крикнув мне, чтобы я посторожил парней, он полез в кузов.

Вдруг послышался его радостный голос, он появился, держа в руках небольшие полиэтиленовые мешочки. Спрыгнув вниз на землю, он подошел ко мне. Мы вспороли первый мешочек, и на землю посыпалась какая-то масса, отдаленно напоминающая сухую траву. Фуад схватив в руку высыпавшуюся массу, поднес ее к носу и осторожно понюхал. Потом, недоверчиво взяв щепотку в рот, пожевал. По его лицу я понял, что что-то не так.

— Это не наркотик? — спросил я его.

— Черт его знает, — с сомнением ответил Фуад, перетирая пальцами сухие стебельки травы, — во всяком случае, на готовый наркотик не похоже. Скорее всего, это — исходное сырье и очень плохого качества. Точно сказать что-либо без химического анализа трудно, но это явно не то, что вывозят для продажи за границу.

Лала внимательно следила за нашими действиями. Она подошла поближе и напряженно вслушивалась в наш разговор. По ее лицу было заметно, что она тоже удивленна.

— А больше там ничего нет? — вдруг спросила она Фуада.

— Нет, — ответил тот.

— Такого быть не может, — уверенно проговорила она.

— Не может, а почему? — с интересом переспросил ее Фуад.

— Почему? — вопросом на вопрос ответила Лала, опуская голову. — Потому, что Наза — моя мачеха. И она должна была вывезти то, что изобрел мой отец, за границу.

Ее ответ прозвучал как гром среди ясного неба. Мы с Фуадом переглянулись. Что что, а этого он явно не ожидал. Более полугода вести тщательное расследование и не знать такой мелочи, что Наза замужем.

— Послушай, — прервал я ее, — а почему тогда на стадионе мне сказали, что твои родители врачи?

— Это я сама им так сказала. Я часто появлялась там в обществе одной моей подруги, родители которой на самом деле врачи. И нас все принимали за сестер.

— Ну, а этот Сафаров, с которым ты была на корте? Он-то кто? — все еще с недоверием спросил я.

— Он мой дядя, младший брат отца, — тихо ответила Лала, еще ниже опуская голову.

— Ну вот что, — решительно начал Фуад, — расскажи-ка нам все по порядку. Ты мне кажешься хорошей девушкой. И даже если ты в чем-то замешана, даю тебе честное слово, что помогу замять это дело.

Лала рассказала нам следующее. Ее отец был ученым-химиком. В молодости он подавал большие надежды и ему прочили блестящую научную карьеру.

Женился он по любви. Вскоре у него родилась дочь, которую, в честь его матери, назвали Лалой. В семье царили покой и счастье. Но это продолжалось недолго. При рождения второго ребенка его жена и новорожденный погибли. Как потом стало известно, в результате халатности врачей.

Он пытался найти виновных, но наткнулся на какую-то невидимую, непробиваемую стену. Вначале его внимательно выслушивали и, посочувствовав, предлагали смириться, не вороша то, что, к сожалению, необратимо. Но по мере того, как он все чаще и чаще возвращался к своей трагедии, сочувствия становилось все меньше и меньше.

И наконец ему просто посоветовали не копаться в этом деле. Оказалось, что у того врача, который был виновен в гибели его жены и ребенка, есть очень влиятельные родственники.

Но ее отца остановить было уже невозможно. И однажды, узнав адрес того врача, он ворвался к нему домой и жестоко его избил. Его арестовали. От тюрьмы его спасло лишь то, что родственники этого горе-эскулапа не хотели огласки.

После этого отца уже нельзя было узнать. Он ожесточился, ушел из института, стал пить. И вот тогда, когда ему совсем стало невмоготу, он случайно встретил Назу. Она была намного моложе его, но и во много раз сильнее духом. Она буквально его вытащила из трясины, заставила бросить пить и взять домой Лалу, которая все это время жила у родственников в деревне. Но самое главное — она заставила его работать.

Наза в то время работала косметологом и предложила ему помочь ей в изготовлении кремов. Он согласился, и вскоре эта работа полностью захватила его. Ему удалось создать совершенно новые мази и кремы, обладающие просто чудодейственными свойствами.

А совсем недавно он изобрел принципиально новое средство в виде крема, которое обладало просто удивительным тонизирующим свойством. И этот крем — плод титанического труда ее отца — Наза должна была вывезти за границу и там предложить заинтересованным фирмам. В случае успеха она должна была заключить контракт. После чего предполагался выезд за границу Лалы с отцом. Так вот, именно в этих двух грузовиках и должен был находиться крем.