— Ну и хорошо, — неприятно хихикнув, произнес Сафаров, — мне всегда везет на тринадцать. Ну так вот, деньги я получил, оставалось закупить в достаточном количестве сырье и привезти его в республику, а потом переработать и вывезти за рубеж. Закупка и доставка сырья оказались нетрудной задачей. Переработка тоже, — и он как-то странно улыбнулся. — Но вот вывоз готового зелья — это настоящая проблема. И вот тогда-то подоспела идея нашей общей знакомой Назы, — Сафаров, снова улыбнувшись, наполнил мой бокал вином, — именно идея организации театра мод. Должен признаться, что мне не сразу удалось убедить своих компаньонов в результативности подобного действия. Но постепенно, шаг за шагом, я все-таки убедил их, что это экстравагантное предприятие будет прекрасным прикрытием.

— Прикрытием? — переспросил я. — Прикрытием чего.

— Прикрытием, — ответил он, — вывоза большой партии готового наркотика. Не правда ли, прекрасная идея? Вновь организованный театр мод едет за рубеж на гастроли и везет массу необходимых вещей. При этом едет на автобусах. Именно в то время, когда граница почти открыта. А среди тряпок спрятаны мешочки с наркотиком.

— Скажите, — спросил я Сафарова, — а почему театр мод? Почему все так сложно? Не проще ли было организовать вывоз как-то иначе, используя всеобщую неразбериху?

— Нет, — вдруг протрезвев, спокойным голосом возразил он. — Дело в том, что я сам буду участвовать в этой операции. При том всего лишь раз. Мне надоело здесь жить. Мне осточертели эти люди, их мелкие душонки и их не менее мелкие дела. Мне необходимо отсюда вырваться. Но я не хочу быть нищим там и потому решил рискнуть здесь. Но если я на это пошел, то мне хочется, чтобы все было сработано добротно и чуточку оригинально. В конце концов, это мое желание.

— Какая роль в этом деле Назы?

— Никакой. Она ничего не знает, почти ничего. Хотя, не скрою, кое-какие стоящие мысли подала именно она. Если наша операция не сорвется, она вернется сюда. Театр уже не будет нуждаться в инвестициях. Она расплатится со спонсорами и будет свободна в своем творчестве.

— Ну, а если дело прогорит, тогда как?

— Если все провалится, ей придется очень туго, — спокойно глядя мне в глаза, ответил Сафаров.

— Ну, а моя роль в этом деле? — начиная злиться, тихо произнес я, также глядя ему прямо в глаза.

— Вы нам мешаете. Сначала мы хотели вас убрать, но потом передумали. У вас, оказывается, есть очень влиятельные друзья, не желающие вашей смерти. Поэтому мы решили просто задержать вас здесь на некоторое время. Подальше от любопытных глаз. А пока в газетах будут печататься статьи под вашим именем, посвященные нашему театру. И они будут регулярно выходить в течение всего времени гастролей. А потом можете сколько угодно разоблачать нас. — И он, довольный произведенным эффектом, громко рассмеялся.

— Хорошо, — сказал я, — если мне уготована участь вашего соучастника, то не могли бы вы сказать, где находится лаборатория по обработке сырья?

— Лаборатория? — переспросил Сафаров, наливая себе очередную рюмку коньяка. — Недалеко.

Но сказать что-то более вразумительное он не успел. Дверь комнаты неожиданно распахнулась и вошел какой-то парень. Наклонившись, он что-то прошептал на ухо Сафарову. По сразу изменившемуся выражению лица моего собеседника было понятно, что наш разговор завершен.

Уже в приемной я машинально посмотрел в окно. В этот самый момент из только что подъехавшей машины показалась Наза. Она быстро, не смотря по сторонам, прошла в дом.

Меня провели в соседнюю комнату и оставили одного. Половину ее занимал письменный стол. Слева от него находился громоздкий, в человеческий рост комод.

Приезд Назы меня удивил. Я знал, что Сафаров официальный представитель спонсоров театра, но мне казалось, что она не должна бы знать, где он проводит свое свободное время.

Вдруг я услышал, как с треском захлопнулась дверь, а потом послышались какие-то возбужденные голоса. Разобрать слова было невозможно, но говорили явно двое — мужчина и женщина.

Внимательно обследовав комнату, я обнаружил, что там, где стоит комод, голоса слышны лучше. После долгих усилий мне удалось сдвинуть его в сторону. За ним я неожиданно обнаружил дверь, ведущую, по-видимому, в соседнюю комнату. Дверь была закрыта, но голоса стали вполне различимы.

Я не ошибся в своих предположениях. Говорили двое — Сафаров и Наза. Точнее, говорила она. Он же безуспешно пытался вставить в поток ее гневных слов хоть слово.

Из разговора я понял, что Наза обвиняет его в том, что он хочет, используя театр, осуществить контрабандный вывоз наркотика. И тем самым втянуть ее в преступление. Она гневно требовала, чтобы он обратился в правоохранительные органы и честно во всем признался.

Исчерпав все свои доводы, Наза, наконец, замолчала. И тогда я отчетливо услышал спокойный голос Сафарова.

— Послушай, а что по этому поводу думает Тельман? — спросил он.

В комнате воцарилась странная тишина.

— Тельман? — переспросила Наза. — А какое отношение он имеет к твоему делу?

— Прямое, — спокойно ответил Сафаров, — он также в нем участвует. Ты разве не знаешь?

— Нет, — каким-то глухим голосом ответила она.

— Разве? — с издевкой в голосе произнес он. — А что это за открытие, с которым он носится как с писаной торбой, а?

— Это — чистая наука.

— А у меня несколько иная информация, — невозмутимо продолжал Сафаров.

— Что ты от меня хочешь? — не выдержав его издевательского тона, крикнула Наза.

— Я хочу, чтобы ты уехала домой и дала мне возможность спокойно завершить наше общее дело, — громко и отчетливо ответил он.

В комнате как-то сразу стало тихо.

Ситуация явно накалялась. Мне необходимо было во что бы то ни стало вырваться отсюда. Вдруг меня осенило.

Я схватил в охапку журналы, лежащие на письменном столе, и свалил их небольшой горкой у двери. Нащупав в правом кармане брюк зажигалку, я прикурил последнюю в пачке сигарету, а потом поджег эту кипу бумаг.

Буквально через минуту вся комната заполнилась дымом. Не спеша я стал раскачивать комод из стороны в сторону. Когда он начал более или менее свободно скользить по полу, я передвинул его на середину комнаты, поставив боком к двери.

За дверью послышались голоса. Кто-то предлагал открыть дверь и потушить огонь, но никак не могли найти ключей. Кто-то настойчиво спрашивал, есть ли в комнате люди, пока на него не цыкнули.

Пожар разгорелся не на шутку. Полыхало все, кроме небольшого участка комнаты за боковой стороной комода, где стоял я. Дышать становилось все труднее и труднее. Сняв с себя рубашку, я стал сбивать огонь с брюк. Но дверь стояла крепко, огонь почему-то обходил ее стороной.

Терпеть уже не было мочи. Крепко ухватившись за выступающий край комода, я попытался сдвинуть его с места, но безуспешно. Жар стал просто нестерпим. Мне казалось, еще мгновенье — и я превращусь в хорошо прожаренный бифштекс.

Уперевшись одной ногой в письменный стол, я навалился всей своей тяжестью на ненавистный комод. И вот наконец он поддался. Крича от непосильного напряжения что-то невразумительное, я разогнал этот комод и, используя его в качестве тарана, вышиб дверь комнаты. Послышался чей-то крик. Комод, высадив дверь, придавил кого-то. Путь был свободен.

Повернув вправо, я побежал по коридору. Но вдруг заметил в конце его коренастую фигуру охранника, который увидев меня, бросился в мою сторону. Это был мужчина с решительным лицом и, очевидно, с не менее решительными намерениями.

Слева от меня находилось окно, выходящее во двор, сзади полыхал в коридоре комод, впереди ждал охранник. У меня оставался единственный выход. Выбив ногой раму, я прыгнул вниз.

Мне повезло, я мягко приземлился прямо на клумбу. Больно поранившись о колючки, но, к счастью, ничего не сломав, я вскочил на ноги и что было сил помчался к своей машине, на ходу вытаскивая из заднего кармана брюк запасные ключи.