По радио редко услышишь хорошую музыку, куда чаще оно является рассадником музыкального мусора, причём «музыкальность» здесь приложима только по функции и является чистым недоразумением. Точно так же и в интернете наряду с информацией гораздо чаще можно получить дезинформацию и сплетни. И причина абсолютна та же.
Полтора десятка лет назад в Англии объявился один умник, который, не имея, видимо, другого способа привлечь внимание к своей почтенной особе и, главное, как-то прославиться, стал утверждать, будто создатель Шерлока Холмса – никак не автор «Собаки Баскервилей», а подлый плагиатор и убийца. Он-де украл рукопись у настоящего автора (не буду называть фамилии) и отравил последнего, дабы замести следы своего преступления. И этот деятель «современной культуры» принялся требовать эксгумации трупа «жертвы» ради установления сей сенсационной истины. Конечно, не зная сути вопроса, «любителям остренького» легко (придётся позволить себе вульгарное выражение) купиться на подобную околёсицу. И в учёных кругах даже чуть ли не завелась «научная» дискуссия по этому вопросу. И сие не единственный случай галиматьи на ходулях, в этих кругах бытующей. Ещё пару слов скажу чуть ниже в связи с Шекспиром.
Рассказ «Тайна особняка на Даффодил-Террас» сразу показался мне сомнительным. По-английски его вообще прочесть невозможно – настолько слог его нелеп и убийственно-скучен. По-русски же он теперь вполне читаем, и в этом заслуга единственно русского переводчика. В. В. Поляков, по моему мнению, совершил литературный подвиг и заслуживает того, чтоб ему поставили памятник.
Рассказы «Тайна замка Свэйлклифф», «Тайна золотого прииска», «Гостиница со странностями» очень хороши и вполне могли бы принадлежать перу Конан-Дойля. Но никаких внутренних улик «за» в них по этому поводу нет. А в «Тайне золотого прииска», наоборот, есть даже улика «против» – Конан-Дойль почему-то всегда избегал материалов на валлийскую тематику (не буду гадать, какие тому могли быть причины).
«Тайна Колверли-Корта» и «Тайна чёрного чемодана» – это просто типичная дамская проза, причём в последнем случае крайне бездарная даже для начинающего сочинителя: все диалоги звучат жалко, фальшиво и беспомощно; ни перевод, ни редактура тут ничем помочь не могут.
Высказывать суждения по поводу рассказов «Секрет комнаты кузена Джеффри» и «Карета призраков» воздержусь. Но вот остальные рассказы: «Почему в новых домах водятся привидения», «Рука-призрак», «Тайна задёрнутого портрета», «Джордж Венн и привидение» и «Привидение из Лоуфорд-Холла» – я уступать без боя не намерен. Что мне толку с того, если к ним тоже авторов подобрали? В этих рассказах есть несомненные следы конан-дойлевского присутствия. И должна же всё-таки быть какая-то убогая логика в замысле американских издателей! Если об авторстве Конан-Дойля ими говорится большими буквами, а о прочих сочинителях (others) сказано ну просто совсем петитом, то с моей стороны, наверное, всё-таки не будет слишком большой самонадеянностью утверждать такую трактовку сего уравнения: половина рассказов – Конан-Дойля, половина – нет.
И здесь у меня даже появился неожиданный союзник в лице Гр. Панченко, который считает очень даже возможным рассказ о «привидениях в новых домах» отнести на счёт Конан-Дойля. Никак не могу отказать себе в удовольствии процитировать современного мэтра переводческого цеха. В своём предисловии к очередной книге Конан-Дойля он пишет следующее:
«…Имена всех этих „и других“ понемногу были вычислены. Автором данного рассказа [„Why new houses are haunted“. – П. Г.] вроде бы является некий Элвин Кейт. Но если обо всех остальных авторах [сборника. – П. Г.], даже совсем „неименитых“, известно ещё хоть что-нибудь, то о Кейте – абсолютно ничего. Ни других рассказов, ни каких-то подробностей биографии. Такое впечатление, что это единоразовый псевдоним, маска. Если так – то, собственно, чья? Ведь некоторые писатели представлены в том сборнике более чем одним рассказом. А вот несомненный текст Конан Дойла там официально лишь один (совсем не загадочный, хорошо известный и по другим изданиям). Или, может быть, всё же не так? В последнее время некоторые специалисты начали склоняться к мнению, что „не так“ и что „Элвин Кейт“ – маска не кого-то, а персонально Конан Дойла. Он, надо сказать, был склонен к подобного рода мистификациям: безобидным, не ущемляющим ничьих интересов, зато позволяющим спародировать своё собственное творчество».
В данном случае слова г-на Панченко вполне справедливы. Непонятно только, почему нельзя считать «маской» и псевдонимами имена двух-трёх других, о которых также, по сути дела, достоверно ничего не известно?[3]
Что уж говорить да рядить о подобных пустяках, коли даже самого Шекспира не пощадили некоторые выдающиеся умы современности, объявив все имеющиеся о нём сведения «недостоверными»! По их мнению, он, знаете ли, был ноль без палочки, ничтожный актёришка, а все его пьесы написал, оказывается, совсем другой гений – его современник Фрэнсис Бэкон. И эти мнения сегодня всерьёз обсуждают специалисты и, похоже, готовы признать их истиной. В то время как логика, железная логика, говорит, что всё это глупость: ну не мог Бэкон, при всей своей гениальности, взвалить на себя такое непосильное бремя. Да и с какой стати? Где уж ему, при его страшной занятости и опять же литературной плодовитости, было ещё – играючи и от всех скрываясь – писать целый ворох пьес Шекспира? Для этого нужно ведь было прожить ещё и вторую жизнь, и тоже гениальную. И если бы даже он действительно написал эти пьесы, с какой бы стати ему было приписывать их кому-то другому, то есть Шекспиру, а не себе? Логика об этом снова молчит. Не следует никоим образом забывать и его высокомерное третирование английского языка в угоду латыни.
Но вернёмся к нашей теме. Многие авторы – и это ни для кого не секрет, – пока они ещё не утвердились на литературной стезе, не сделали себе имени, подчас отличаются необыкновенной стыдливостью и предпочитают взять pen name. Конан-Дойль, и это известно, не был исключением.
Вопрос об авторстве в этих рассказах никогда, по моему мнению, не удастся решить окончательным образом, да это и не нужно, лучше просто оставить его открытым. При публикации их теперь необходимо делать приличествующие оговорки, и только. Так уж вышло, что в русской культуре они являются «апокрифами» Конан-Дойля. В таком виде они не раз печатались, и теперь «сделать это несделанным» никак нельзя. Всю эту путаницу и неразбериху мы не сами создали и придумали, а она досталась нам в наследие от американских, английских… и французских издателей. Здесь я подошёл к разговору об «Актёрской дуэли» (в моём переводе «Дуэль на сцене»). Из-за того что два произведения разных авторов – Конан-Дойля и Кемпбелл-Брауна – имели одинаковое название «Актёрская дуэль», тогдашние издатели путали их и вместо Конан-Дойля иногда печатали Кемпбелл-Брауна. Эта неразбериха затронула и меня.
У меня была французская книга Конан-Дойля, где среди вполне достоверных «Паразита», «Злополучного выстрела», «Весёлой Салли» и «Привидений в замке Горсторп-Грейндж» фигурировала также и «Актёрская дуэль». Соблазн был велик, и, поскольку английский текст достать никак не удавалось, я сделал перевод с французского. Хотя процедура, бесспорно, не вполне корректная, но качество французского текста, как я мог судить по остальным знакомым мне в оригинале рассказам, было в этой книге достаточно высокое. А наши русские издатели очень уж хотели, чтобы Конан-Дойль вдруг предложил специально для них что-нибудь «новенькое»[4].
Но опять же это рассказ не Конан-Дойля, если принимать на веру утверждения анонимных «интернетных экспертов». А если не принимать? Ведь есть в тексте «любимые словечки» и обороты речи, характерные для Конан-Дойля. Может быть, речь идёт о двух разных версиях одного и того же рассказа, появившихся в результате значительной переделки первоначального варианта? Такое ведь бывает. Вот и г-н Панченко тоже пишет: «Порой бывало, что Конан Дойл осознанно препятствовал переизданию некоторых своих ранних рассказов и вообще старался как можно меньше их вспоминать. Опять-таки это происходило отнюдь не потому, что сами рассказы плохи. Иногда причина выглядит совершенно безобидной: так, некоторые элементы сюжетной канвы рассказа „Трагедианты“ в дальнейшем были использованы повторно (рассказ „Актёрская дуэль“ или, в другом переводе, „Дуэль на сцене“) – и автор почему-то счёл это достаточным основанием для того, чтобы предать забвению именно первый из сюжетов».
