Мы – Зло. Мы – страх детей и ужас женщин. Мы – кошмары мужчин. В наших глазах нет ничего, кроме вселенской обиды. Там нет даже жажды крови, лишь безмолвная пустота мрака. Нам чужда жалость. Мы – Зло.

С нашими именами связаны сгоревшие города и тысячи убитых. Рядом с нашими знаменами рабыней плетется Смерть. Мы уже не помним, что такое смех. Любой! Даже издевательский! На наших сапогах налипшая грязь, в которую превратилась дорожная пыль, что мы смешали с кровью врагов. Мы – Зло.

Наши клинки привычно забирают чужие жизни. Наши доспехи сотни раз встречали вражескую сталь, но они по-прежнему верно служат нам. На наших щитах кровавое око. Око боли. Сквозь прорези в помятых шлемах нам виден этот мир в наилучшем ракурсе. В ракурсе боя. Мы – Зло.

У нас нет жизни – есть лишь существование. И есть дороги. Дороги, по которым мы маршируем одной литой колонной. Стальной змеей, разрушающей все на своем пути. Острием меча в пока еще живой плоти мира. Мы – Зло.

Мы непобедимы. Каждое сражение неминуемо заканчивается нашей победой. Она не приносит радости и утешения. Она не приносит ничего. Мы – Зло.

Мы шагаем по дорогам мимо скорчившихся в агонии лесов, мимо дымящихся пожарищ, мимо заполненных трупным ядом рек. Мы кара этого мира. Мы его награда. То, что он заслужил. Мы его дети, рабы дорог. Мы не знаем, куда придем завтра, и мы не помним, откуда ушли. У нас нет дома. Мы – Зло.

На редких привалах мы замираем и смотрим в темное небо, не обращая внимания на стоящих рядом. Мы даже не знаем, как зовут тех, кто прикрывает нас во время боя. Так же, как не знаем имен бойцов, кому сами защищаем спину. Нам это безразлично. Мы – Зло.

А иногда мы оглядываемся и замечаем друг друга. Лишь когда Тьма царит над миром, мы понимаем, что души наши все еще живы. Лишь тогда мы осознаем, ЧТО мы делаем, лишь тогда пытаемся понять ЗАЧЕМ. Нас гнетет мысль, что мы – Зло.

Но, отбрасывая все мысли, мы вновь двигаемся в путь. У нас нет выбора. У нас его и не было. Но каждый боец ждет, когда найдется сила, способная нас остановить. Когда найдется Добро. И если на встречу выходит вражеская колонна, то мы молча, с надеждой идем в бой. Так же, как и они. Но победа все равно достается нам.

Иногда нам кажется, что Добра, как такового, нет. Иногда нам кажется, будто те колонны, что встречаются нам на дорогах, ничем не отличаются от нашей. Просто им больше везет. Иногда нас посещают мысли, от которых хочется выть. Неужели мы и есть Добро?

Наш путь долог, как вечность, и для каждого начался по-своему, пока не вывел на дорогу, по которой шла колонна. С тех пор путь колонны – наш путь. И сойти с него значит – умереть. Хотя неизвестно, что хуже… Мы – Зло. Мы – единое целое. Мы звенья одной гигантской цепи и никому не под силу разорвать ее. Даже нам самим.

Порой нам хочется, чтобы колонна оказалась нашим ночным кошмаром. Порой нам хочется услышать в свой адрес что-то ласковое… Хорошее… Отголоски прошлого… Эхо пустых желаний! Ибо мы – Зло. Мы стали им каждый по своей причине, но одно у нас общее. То, что и привело нас в колонну. Неудовлетворенная жажда Добра в мире Безразличия. Неспособность дать его окружающим и желание непременно получить самим. Глупость? Поэтому мы – Зло.

Поэтому наши клинки пьют кровь врагов. В каждом противнике мы видим себя. Мы мстим… Мы мстим за себя и себе. Мы колонна… Мы зло… Наш путь долог, как вечность, но мы ждем его окончания. Каждый из нас помнит ту небольшую деревушку. Помнит стоящих на дороге женщин и детей, помнит светлые улыбки и румяный хлеб в невинных руках. Каждый помнит, как дрогнули неумолимые прежде первые ряды и развернулись прочь, уводя реку из стали и смерти в сторону. Каждый из нас надеется, что когда-нибудь мы встретим такую же деревню и останемся в ней навсегда… Но пока мы идем. И наш путь еще не закончен.

– Жабы идут! – радостно завопил белобрысый сын кожевника. Звонкий голос мальчугана летним ветерком пронесся над площадью. Парнишка, вцепившись в сырые деревянные перила смотровой вышки, счастливо улыбался и с детской гордостью глядел на оживившихся внизу взрослых. Затерянное среди болот поселение мгновенно позабыло о своих делах, вслушиваясь в то как по топям разливался тягучий и глухой рев рога.

– Жабы идут! – вновь выкрикнул мальчик и указал на восточную гать.

– Ну, помоги нам дух Трясины, – под нос буркнул старый Тевт. В этот раз Теневые Жабы задержались на несколько дней. Жители Болотного Зуба начали волноваться еще вчера. Обычно искателям хватало пары суток, чтобы достичь Зловещих Мест и вернуться.

С трудом сдерживая шаг, дряхлеющий начальник стражи направился к восточным воротам города. Тевт любил ребят и за каждого переживал, как за собственного сына, но он не должен был выказывать волнения. Он лицо закона и порядка в их умирающем поселке. В груди предательски запульсировала тупая боль, и старик тихо, сквозь зубы, втянул пахнущий торфом воздух. Долго искателей не было, очень долго.

За ним как-то сразу образовалась толпа. Над Болотным Зубом повис возбужденный гул. Каждый горожанин хотел как можно быстрее узнать, чем нынче разжились лихие поисковики.

Затрещали покрытые мхом ворота, заскрипел под ногами Жаб хлипкий настил через ров. Ни звука не раздалось со стороны изумленных жителей.

Первыми шли Жабы. Пятеро молодых искателей. Тевт с облегчением увидел среди них улыбающегося сына. Слава духу! Жив Диганушка…

Но в следующий миг слабое сердце начальника стражи болезненно екнуло. Из высокой болотной травы к переправе вышло несколько солдат. Пять щитников и один алебардист. На щитах незнакомцев красовалось плачущее кровью око. Как их не заметили дозорные на стенах?

– Проклятые… – прошептал кто-то за спиной Тевта. Стражники торопливо взяли нежданных гостей на прицел. Воздух зазвенел, словно туго натянутая тетива.

– Стойте! – услышал свой голос Тевт. Он обращался к незнакомцам.

Диган успокаивающе поднял руки и смущенно улыбнулся:

– Па…

– Стойте! – громче повторил старик.

– Стоим, – торопливо кивнул молодой, полноватый мужчина и оперся на алебарду. У него было такое наивное, такое открытое лицо, что Тевт на миг засомневался, а проклятые ли перед ним?

– Отец, они не проклятые, – словно подслушал его мысли Диган.

Горожане с сомнением и опаской смотрели на щиты пришельцев. Плачущее кровью око… Герб Безумной Колонны…

– Мы не причиним вам вреда, добрые люди, – заговорил алебардист. Слова давались ему с трудом.

– Иди туда, откуда пришел, убийца! – крикнул кто-то из горожан.

Воин вздрогнул и попытался отыскать смельчака взглядом. Его друзья-щитники тем временем подобрались, напряженно поглядывая на луки стражников.

– Люди, они избавились от проклятья! – поднял руки Килун Осока, командир отряда Жаб. Худощавого искателя в городе уважали и потому прислушались: – Я не раз сталкивался с солдатами Зловещих Мест во время вылазок и думаю, что видел их больше любого из вас.

– Колонна отпустила нас, – глухо проговорил алебардист. – Мы больше не принадлежим ей…

Тевт молча смотрел на незнакомцев. Добротные железные доспехи, прочные, хоть и потрепанные щиты, ухоженное оружие… И плачущее око. Проклятое плачущее око!

– Мы не причиним вам вреда, – устало помотал головой воин.

– Не слушайте их! – из толпы пробился Гиден. – Вспомните про Озерный! Эти твари оставили от него только угли! Я был там! Я видел!

Толпа загудела. Озерный помнили все. Безумная Колонна сожгла его совсем недавно. Непонятно, как солдаты вышли на затерянный остров, окруженный множеством небольших озер. От Зловещих Земель до него было дня два пути. Но в один ужасный день Проклятые оказались у тихого городка и за несколько часов стерли его с лица болот. Спаслись единицы… И теперь в топях осталось лишь одно поселение – Болотный Зуб.