– Называй меня, как раньше, пап. Незачем остальным знать. И не переживай, я ни капли тебя не виню. Да и маму понять можно. Она, конечно, неправильно поступила, запуталась под влиянием дурных советов. Но судьба ее уже наказала.

– Да уж, – вздохнул я.

– Расскажи лучше, каким ветром тебя сюда-то занесло?

– Хотя на Олимпиаде я медаль не завоевал, на родине меня любили и встречали, как героя. Но богатство и слава уже не радовали. Душа и сердце тянулись обратно – к русской красавице. По возвращении я сразу же заявил о желании сменить место жительства, подал в посольство запрос.

– И?

– Ответ пришел на удивление быстро – через десять дней: интересующая меня гражданка СССР слыхом обо мне не слыхивала, более того, уже успела выйти замуж за советского военного.

– Это ложь! Мама с Николаем поженились в восемьдесят втором.

– Я тоже не поверил, стал возмущаться. Тогда глава спорткомитета намекнул мне, что кое-кто должен сначала оправдать деньги, затраченные на него государством. Вот выиграю еще хотя бы пару чемпионатов Африки или Кубок мира, подниму престиж страны, тогда и отпустят. Да и то без права тренировать и выступать за другую державу.

– Что за вздор? Они не имели права!

– Конечно! Я пообещал вообще завершить карьеру.

– Но?

– Пригрозили тюрьмой. Хотя сажать было не за что, но по указанию правительства могли состряпать любое дело.

– Не думала, что грязная политика и спорт так связаны.

– Там, где крутятся большие деньги, всегда найдутся желающие оттяпать кусок себе.

– Это точно, – кивнула Липа. – А что дальше? Ты сдался?

– Наоборот, обозлился, начал активно искать нелегальные способы покинуть Эфиопию и попасть в Москву.

– Отчаянный шаг! – восхитилась дочка.

– Я любил и стремился к своей любви любыми путями! Заплатил кому надо, меня свели с одним капитаном. Тот выслушал мою историю, пообещал, что поможет и с документами, и пересечь границу, но обойдется это мне весьма недешево. Не торгуясь, согласился и отдал аванс. И через три дня уже плыл в трюме сухогруза.

Моряки особым образом загружали ящики с продуктами, оставляя небольшие свободные отсеки, в которых успешно провозили как контрабанду, так и пассажиров-нелегалов вроде меня. Поскольку тайные комнаты располагались в нижней части корабля – услышать или откопать нас пограничные службы не могли, а запах кофе и транспортируемого кожсырья не давал учуять нас собакам.

Узкую, но длинную «каюту» – метр на шесть пришлось делить еще с тремя «зайцами»: симпатичной эфиопкой, белокожим европейцем бандитской внешности и сморщенным узкоглазым стариком – то ли китайцем, то ли корейцем. Разговорились. Девушка сбежала от жениха и своих родственников – она забеременела от другого, надеялась, что все обойдется, срок был маленький, после свадьбы хотела выдать ребенка за недоношенного. Но злые языки донесли, и теперь ей грозила смерть. Второй «сокамерник» дезертировал с военной базы французского иностранного легиона, что в Джибути, после того как расстрелял командира за издевательства. Азиат общаться отказывался, но в уголке постоянно что-то бормотал.

Но остальное в наших густонаселенных апартаментах капитан организовал по высшему разряду: у нас был свет от аккумулятора, спальные мешки, запас продуктов и даже огромное пластиковое ведро с крышкой и каким-то наполнителем, впитывающим запахи и влагу. Эту штуку якобы богатые американцы сыплют в кошачьи биотуалеты. В общем, билет на корабль стоил дорого, но высокая цена оправдывала себя. Неделю до ближайшего порта потерпеть можно было.

Трагедия случилась на вторые сутки. Беглый солдат опустошил припасенную фляжку с виски, и его потянуло на подвиги. Он предложил мне помериться силой на кулаках. Я вежливо отказался, мотивировав тем, что хоть и спортсмен, но против него шансов у меня нет – я занимался легкой атлетикой, а его учили убивать. Вот если бы позволяло место, то можно было бы поиграть в догонялки. Уж тогда он от меня не убежал бы. Дезертир сказал, что не привык ни от кого бегать (любопытно, а как называется его нынешняя миссия – отступление?), плюнул мне в лицо и назвал черномазым трусом. Жизненный опыт разумно подсказал стерпеть оскорбление. Китайцу тоже досталось, пьяный вояка даже пнул его ногой. Старик тяжко вздохнул и молча отвернулся к стене.

«Ну, раз настоящих мужиков, кроме меня, тут нет, то и шлюху делить ни с кем не буду», – заявил горе-воин и с улыбочкой подошел к девушке.

«Не смей! Она же беременна», – попытался я остановить безумца. Безуспешно.

«Заткни пасть, обезьяна», – рявкнул мне бывший легионер и разорвал блузку на несчастной.

Девушка поняла, что сопротивляться бесполезно. Она даже не плакала, только закрыла глаза и попросила:

«Сделайте, пожалуйста, это аккуратно, чтобы не навредить малышу».

Солдат расхохотался, дал ей пощечину и процедил:

«Я буду иметь тебя, как хочу, сколько хочу и куда хочу».

– Вот урод! – скрипнула зубами дочка.

– Через секунду я взял нож и совершил первое в своей жизни убийство.

– Правильно сделал! – одобрила Липа. – Дальше плыли, как я понимаю, без комфорта? Гниющий труп не лучшая компания.

– А вот эту проблему решил узкоглазый.

– Он был монахом-пилигримом из монастыря Шао-Линь и вез с собой какие-нибудь бальзамирующие знахарские вещества?

– Гораздо проще. Старик одним рывком отодрал толстые стенки деревянного ящика с кожсырьем. Мы достали говяжьи шкуры, плотно завернули в них мертвого и засунули обратно.

– Мне кажется, все равно должно было вонять. Или за оставшиеся пять дней тело без доступа воздуха не успело начать гнить?

– Не знаю.

– Как так?

– Ночью я проснулся от чавканья – узкоглазый с огромным аппетитом поглощал труп.

– Что?! – вытаращилась дочка. – Нет, я слышала, что корейцы собак едят, но чтобы людей. Бедная девушка, мало того что пришлось беременной путешествовать в компании с насильником, так еще и с людоедом.

– Старик не являлся ни корейцем, ни японцем, ни китайцем и вообще не принадлежал к человеческой расе. Это был орк!

– Что?! – снова удивилась Липа.

– Понял я это гораздо позже. А в тот момент тоже не на шутку испугался. Поедающий мясо догадался, что его застали за чудовищной трапезой.

«Не бойся, я не сумасшедший и вас не трону», – сказал он.

Естественно, у меня вызвали сомнения его слова. Тогда старик потянул мне нож рукоятью вперед.

«Сейчас ты можешь меня убить. Но я не боюсь, потому что доверяю тебе. И ты мне поверь», – сказал он.

– Но почему именно орк? Степняки же высоченные, широченные, зеленокожие и вовсе не узкоглазые? – скрестила руки на груди дочка.

– Потому что у него были клыки, кроме того, я запомнил некоторые его фразы и, уже будучи на Пангее, узнал, что произносились они на языке орков. А то, что ростом и лицом не вышел, – не ведаю. Может, болел в детстве.

– Допустим. Что дальше-то было? Капитан кинулся искать одного пассажира?

– Он кинулся искать сразу троих. Или вообще ему не до нас было.

– В смысле?

– На шестой день корабль попал в шторм, его швыряло из стороны в сторону. Мы бились всеми частями тела о стены, пол, потолок и думали, если не расшибемся, то уж ящиками нас задавит точно. Беременную и так непрерывно тошнило, а тут еще эта качка. Потом ржавое днище судна напоролось на подводные скалы. Казалось, вода хлынула со всех щелей, мы начали тонуть.

– Какой ужас! – воскликнула Липа.

– Тогда старик вытащил из кармана целлофановый пакет, надел его на голову, потом извлек синий карандаш, нарисовал на одном из ящиков большой прямоугольник с маленьким кругом внутри. Мы подумали, что азиат от страха свихнулся. Но когда узкоглазый произнес заклинание и нарисованный шарик стал объемным, превратился в дверную ручку, потянув за которую людоед отворил прямоугольник, я заподозрил, что с разумом распрощался не он один.

– Орк открыл врата на Пангею и вы спаслись? – догадалась дочка.

– Да, только сам он не успел. В последний момент сухогруз в очередной раз пошатнуло, старика отбросило в сторону, он отпустил ручку, и портал закрылся. А в этот мир прошли только я и Тлана с Оликой в животе.