София помедлила у двери, не зная, что ее ждет. Потом собрала волю в кулак и шагнула вперед. В неясном утреннем свете на белых простынях она увидела незнакомую женщину и подумала, что по дурацкой ошибке потревожила сон какой-то несчастной. Смутившись, София быстро пробормотала слова извинения и повернулась к выходу. Но в этот момент до нее донесся тихий голос. Ее называли по имени.

— София?

София повернулась. На кровати лежала ее Мария, посеревшая, осунувшаяся, но улыбающаяся ей. Мария была ошеломлена и не могла вымолвить больше ни слова. София была тронута настолько, что не могла поднять глаза на Марию. Она стояла, потрясенная тем, как изменила болезнь ее кузину. София даже не узнала ее.

Прошло несколько минут, прежде чем она пришла в себя. Упав на колени возле кровати Марии, София уткнулась лицом в ее протянутую руку. Она заставила себя взглянуть на Марию снова, но это только привело к тому, что она разрыдалась снова. Мария оставалась спокойной и сдержанной. Мария лежала с улыбкой на лице, хотя злая судьба лишила ее тело сил.

— Я так надеялась на то, что увижу тебя снова, что ты вернешься, — произнесла Мария шепотом, но не потому, что ей трудно было говорить, а из боязни нарушить торжественность момента.

— Я так скучала, Мария. Ты себе этого не представляешь, — заплаканным голосом отозвалась София.

— О, как странно. Ты говоришь по-испански с акцентом! — воскликнула она.

— Правда? — грустно проговорила София.

Еще одно напоминание о том, что ее не было на родине слишком долго.

— Кто рассказал тебе? — вглядываясь в живые глаза своей любимой кузины, спросила Мария.

— Твоя мама. Она написала мне.

— Моя мама? Я и не знала, что ей известен твой адрес. Наверное, она хотела сделать мне сюрприз. Это же настоящее чудо, — улыбнулась она снова.

В ее улыбке были и благодарность, и доброта. Она оказалась на грани смерти, поэтому как никто ценила любовь и дружбу, которые только и приносят облегчение.

— Ты такая красивая, — погладив Софию по щеке и утирая ей слезы, произнесла Мария. — Не стоит так печалиться. Я сильнее, чем кажусь. Я выгляжу так потому, что у меня выпали волосы.

Она широко улыбнулась.

— Теперь мне не надо тратить время на то, чтобы ухаживать за ними. Хоть какое-то утешение.

— Ты поправишься! — убежденно произнесла София.

Мария покачала головой.

— Я не поправлюсь, и ты должна знать, что мой случай безнадежен, поэтому меня и отправляют домой, в Санта-Каталину.

— Неужели ничего нельзя сделать? Не может быть, чтобы врачи отказались от тебя. Тебе есть ради чего жить.

— Я знаю. Ради детей. Я все время беспокоюсь о них. Но они вырастут и найдут свои половинки. Они будут счастливы. Эдуардо — очень хороший человек. Не надо думать только о плохом, в этом нет никакого смысла. Ты приехала домой, и это самое главное. Я сейчас счастлива, как никогда.

В ее больших глазах заблестели слезы.

— Расскажи мне о своем муже. Я чувствую, что мне надо наверстать упущенное. Прошу тебя, расскажи о нем.

— Он врач. Высокий и худощавый. Очень добрый. Я не представляю, что могла бы полюбить кого-то, кроме Эдуардо. Когда я его вижу, мое сердце начинает ликовать. Он проявил себя как очень сильный и мудрый мужчина.

— А твои дети?

— У меня их четверо.

— Четверо! — воскликнула София, пораженная.

— Разве ты не помнишь, что в Аргентине это не исключение, а норма?

— Просто не могу себе представить, что твое маленькое тело могло произвести на свет четверых детей!

— Я тогда не была маленькой, уверяю тебя. Я никогда не была маленькой.

Она рассмеялась.

— Я хочу, чтобы ты познакомила меня со всеми. Я хочу узнать их всех. Они же мне кузены!

— Ты всех увидишь. Когда приедешь в Санта-Каталину, я познакомлю тебя со всеми. Они сегодня заберут меня. Эдуардо приезжает ко мне по утрам и после обеда. Он и вечера проводит здесь. Иногда я приказываю ему отправляться домой или на работу. Он выглядит таким уставшим! Я очень беспокоюсь за него. Как он будет справляться без меня? В самом начале он был для меня надежной опорой. Несмотря на болезнь, сейчас я чувствую, что он нуждается во мне больше, чем я в нем. Я не могу вынести мысль о том, что покину его.

— Я не верю своим глазам, Мария. Ты так спокойно говоришь об этом, — произнесла София тихим голосом, и сердце ее наполнилось грустью.

Она была принижена мужеством Марии. София подумала о том, как гордость помешала ее примирению с семьей. Ее проблемы вдруг померкли перед величием Марии. Она поняла, как мелко прозвучат все ее жалобы. Только теперь, оглядываясь назад, София видела свои ошибки. Она боялась, что уже слишком поздно исправить ситуацию, и ощутила себя самой несчастной на свете. Они не смели заводить разговор о Санти.

— Что стало с Софией, с которой я росла? Кто сумел лишить тебя привычного куража?

— Мария, ты никогда не была такой сильной. Бог ты мой, я всегда была сильной.

— Нет, София, ты всегда притворялась сильной. Ты была капризной, взбалмошной, потому что ты нуждалась в материнском внимании. Она же всю себя отдавала сыновьям.

— Вполне возможно.

— Поверь мне, я прошла через отчаяние, через страх. Я спрашивала: «Почему я? Что я сделала плохого? Чем заслужила такой печальный конец?» Но жизнь продолжается. Нужно принять свою судьбу. Надо постараться извлечь максимум из того, что нам отпущено. Я полагаюсь на Бога. Смерть — это лишь ворота в другую жизнь. Это не прощание навеки. Я верю, и это меня спасает, — сурово произнесла она, и София поняла, что Мария достигла душевной гармонии с миром.

— Итак, ты вышла замуж за театрального продюсера? — бодрым голосом спросила Мария.

— Откуда ты знаешь? — удивилась София.

— Когда была война на Фолклендских островах, в газетах поместили твою фотографию.

— Неужели?

— Там написали, что аргентинка оказалась по ту сторону океана во время конфликта двух стран, и я увидела эту газету.

— Как странно. Я так часто думала о вас, я ощущала себя предательницей, — призналась София, вспомнив то время, когда она разрывалась между родиной и страной, ставшей для нее вторым домом.

— Ты стала настоящей британкой. Кто бы мог подумать? Расскажи о своем муже.

— Он намного старше меня. Он очень добрый, смелый, прекрасный отец. Он относится ко мне, как к принцессе.

София не скрывала того, как гордится Давидом.

— Как хорошо. А сколько у вас детей?

— Две девочки. Онора и Индия.

— Прекрасные имена. Онора и Индия, — повторила Мария. — Очень по-английски.

— Так и есть, — ответила София, вызывая в памяти заплаканное лицо Индии в аэропорту.

Ее пронзила тревога: вопросы Марии вызвали у нее беспокойство о детях.

— Я знала, что ты непременно будешь иметь отношение к театру. Ты всегда была примадонной, с самого рождения. Помнишь, какие мы ставили пьесы, когда были маленькими?

— Я всегда играла мальчиков, — рассмеялась София.

— А мальчики не хотели к нам присоединяться. Помнишь, как мы заставляли взрослых платить за представления?

— Да, помню. Только не могу вспомнить, куда мы тратили эти деньги.

— Сначала мы хотели отдать их на благотворительность. Но мне кажется, что они были потрачены у первого же киоска со сладостями.

— Ты помнишь, как Фернандо уговорил Августина — или подкупил его? — чтобы тот появился голым во время нашего финального танца?

— Я помню, да. Бедняга Ферчо. Он в Уругвае, ты знала? — вздохнула Мария.

— Да, я видела Еву Аларкон, помнишь ее?

— Конечно. Она же вышла замуж за твоего Роберто.

— Он никогда не был моим Роберто, — сердито вымолвила София. — В общем, они были в Англии, поэтому мне известны некоторые новости.

— Августин все еще в Вашингтоне. Он приезжает раз в год, один, так как его жене эти посещения не по нраву. Бедняжка Августин, ему не очень-то повезло с женой. Но Рафа здесь. Он женат на Жасмин. У него чудесные дети, и Жасмин тебе понравится.