После ужина в маленьком элегантном ресторане Давид помог Софии надеть ее новое пальто и, взяв ее за руку, повел на морозный воздух. Небо было усеяно россыпью звезд. Луна над их головой висела так низко, что казалась нарисованной. Она была такой большой и ясной, что они в один голос воскликнули:

— Ничего себе!

— Ты знаешь, что сегодня рождественский вечер? — сказал он, когда они медленно пересекали площадь.

— Я полагаю, что так. Я по-настоящему не праздновала Рождество, с тех пор как приехала в Европу, — ответила она, но в ее голосе не было и капли сожаления.

— Но сегодня ты празднуешь его со мной. — Давид сжал ее руку. — Ночь не могла быть более чудесной.

— Это поразительно. Санта-Клаус сегодня легко найдет дорогу, — рассмеялась она.

Они остановились у фонтана, изображавшего поднимающихся в воздух диких гусей.

— У меня такое впечатление, будто кто-то хлопнул в ладоши и спугнул их, — с восхищением воскликнула она. — Как здорово, правда?

— София, — тихо позвал он ее.

— Посмотри, те фигурки наверху кажутся такими хрупкими.

— София, — повторил он.

— Да? — проговорила она, не отрывая взгляда от фонтана.

— Посмотри на меня.

Это было так странно слышать, что она немедленно повиновалась.

— Что-то не так? — спросила она, хотя по выражению его лица было видно, что все в порядке.

Нежно посмотрев на нее, он взял ее за руки.

— Ты выйдешь за меня замуж?

— Замуж? — Она была искренне удивлена.

На мгновение перед ней возникло лицо Санти, и его голос прозвучал эхом на ветру: «Давай убежим и поженимся. Ты выйдешь за меня замуж?» Но видение исчезло, и когда София посмотрела на Давида, она не смогла скрыть слез. Она не знала, счастлива ли она или опечалена.

— Да, Давид, я стану твоей женой, — запинаясь, произнесла она.

Давид вздохнул с облегчением, на его лице отразилась мальчишеская улыбка. Он вытащил черную бархатную коробочку из кармана и вложил в ее ладонь. Она открыла ее — внутри лежало кольцо с большим рубином.

— Красный мой любимый цвет, — прошептала она.

— Я знаю, — тихо ответил он.

— О, Давид, оно такое красивое! Я не знаю, что сказать.

— Ничего не говори. Надень его.

Она стянула перчатку, отдав кольцо Давиду, чтобы оно не упало и не потерялось среди блестящих камней, которыми была вымощена площадь. Он взял ее маленькую руку и надел кольцо ей на палец, поднеся руку Софии к губам и целуя ее.

— Ты сделала меня самым счастливым человеком на свете, София, — вымолвил он, и его голубые глаза светились любовью.

— А ты, Давид, внес в мою жизнь гармонию. Я никогда не думала, что смогу полюбить снова. Но я люблю тебя, — сказала она и обвила руками его шею. — Я по-настоящему люблю тебя.

Санта-Каталина, 1979 год

В начале 1979 года Санти, наконец, позволил себе ответить на любовь и полюбить снова. В этом же году Фернандо попал в страшную переделку.

Чикита никогда не забудет того дня, когда они прибыли в Санта-Каталину и обнаружили, что в их дом ворвались чужие. Такую жуткую картину она видела только на страницах журналов, но там были дома других людей, это было чужое несчастье, чужая проблема. Она оглядывалась по сторонам и видела поломанную мебель, разбитые стекла, разорванные в клочья шторы. Кто-то специально помочился на покрывало в их спальне. В доме пахло чужой жестокостью. В доме осталось напоминание о чужой злобе. Когда они нашли Энкарнасион, та была в шоке, она ломала руки от ужаса и повторяла, что не сможет этого вынести. Энкарнасион рыдала в голос, выскочив на террасу.

— Я не знаю, кто это сделал. Я не понимаю, как они ворвались в дом. Я никого не видела. Как они пробрались в дом? — все время твердила она.

Когда Мигель и Чикита услышали о том, что Фернандо арестован, они поняли, что имеют дело с государственной машиной.

Друг Фернандо, Карлос Рибейрас, позвонил Мигелю и Чиките из автомата, чтобы сообщить им, что их сын активно сотрудничал с партизанами и, именно это стало причиной его ареста. Он не мог рассказать большего. Он даже не знал, куда забрали их сына, а тем более, когда его освободят. Он хотел добавить, что не уверен, освободят ли его вообще, но вовремя остановился. Родители Фернандо, судя по всему, не имели ни малейшего представления об этой стороне жизни своего старшего сына. Карлос надеялся, что Фернандо окажется достаточно сильным, чтобы не выдать имен своих друзей.

Мигель опустился в кресло и сидел неподвижно, словно превратился в мраморное изваяние. Чикита разразилась слезами. Заламывая руки и меряя шагами комнату, она спрашивала себя, как она могла не заметить, что Фернандо ввязался в столь опасное дело. Он вел себя так скрытно, что никто ни о чем не догадывался. «Я не знаю собственного сына! Мой сын оказался для меня незнакомцем», — стенала она.

Ошеломленные страшной вестью, Мигель и Чикита сидели, обнявшись и не нарушая молчания ненужными словами. Они оба корили себя за то, что не уделяли сыну достаточного внимания: их тревога за Санти полностью затмила все другие проблемы, и они забыли о старшем сыне. Возможно, если бы они оказались лучшими родителями, то сумели бы вовремя заметить, что с Фернандо происходит что-то неладное, и тогда предотвратили бы трагедию. А что теперь?

Мигель с братьями стучали во все двери власть имущих, но никто не смог им помочь и сказать, где находится Фернандо. Им сообщили, что, возможно, его выкрали люди из спецподразделения вездесущей службы безопасности. Семье Фернандо оставалось только ждать. Но братья Соланас продолжали всеми доступными им средствами узнавать, где может находиться Фернандо.

Весь клан Соланас выжидал. Над домом Чикиты словно навис густой вязкий туман, который грозил навсегда скрыть солнце. Приводя в порядок комнаты, Чикита начинала плакать всякий раз, когда брала в руки какую-нибудь дорогую ее сердцу вещь, связанную с Фернандо, и все время повторяла себе, что ее сын жив, что семья ее мужа обладает колоссальным влиянием. Никто не посмеет тронуть члена семьи Соланас. Фернандо вернется к ним, и все будет, как прежде. Очевидно, это какая-то ошибка, какое-то чудовищное недоразумение. Ее сын не может быть связан с оппозицией, ведь он знал, с какой опасностью это сопряжено. Он не стал бы подвергать свою семью риску. Она убеждала себя в том, что это недоразумение, которое вот-вот будет исправлено. Прошло время, и Чикита с тяжелым сердцем вынуждена была признать, что не должна была позволять сыну водить дружбу с молодыми безответственными людьми, которые только искали себе неприятностей. Разве Мигель не предупреждал сына о том, насколько рискованна подобная бравада? Она припоминала какие-то разговоры на эту тему. Почему они все не отнеслись к этому более серьезно? И Чикита снова начинала винить во всем себя.

Фернандо сидел в душной камере. Маленькое окошко пропускало ровно столько света, чтобы можно было различить мрачные серые стены и пол камеры. Никакой мебели здесь не было. Даже прилечь было не на что. Его били и, кажется, сломали пару ребер и палец. Он не мог ничего сказать наверняка, потому что все тело его опухло от побоев. У него болело все. Раны на лице кровоточили. Фернандо не знал, насколько сильно он покалечен, но предполагал, что представляет собой кровавое месиво. Они выкрали его, когда он шел по улице. Черная машина подъехала к обочине тротуара, дверца распахнулась, и из автомобиля вышли двое мужчин в костюмах. Они схватили Фернандо и втолкнули на заднее сиденье машины. Все случилось секунд за двадцать. Никто из прохожих ничего не заметил.

Приставив к его боку пистолет, они молча завязали ему глаза и отвезли в дом, который находился в тридцати милях от города. Когда это было? Два дня назад или три? Он ничего не помнил. Им нужны были имена, только имена. Сам он не был им нужен. Они сказали, что отпустят его, как только он заговорит. У них есть и другие источники информации, заявили эти люди, и, если он не проявит послушания, они расправятся с ним. Он поверил им, потому что до него доносились крики других жертв. Если они убьют его, до этого никому не будет дела. Они сказали Фернандо, что его выдали друзья, так какой смысл ему защищать их?