— Я так часто приходила сюда, когда еще был жив Жозе, — пытаясь завести непринужденный разговор, начала она.

— Моя мать говорит, что вы долго отсутствовали, сеньора София, — ответил он.

— Да, ты и представить себе не можешь, как я соскучилась по родине.

— Это правда, что в Англии все время идет дождь? — робко улыбнувшись, поинтересовался он.

— Не совсем так, некоторые дни выдаются ясными и погожими, как здесь, — проговорила она, надеясь, что он не заметит того, как пристально она рассматривает его.

— Я никогда не покидал Санта-Каталину.

— Будь я на твоем месте, то не жалела бы об этом. Я видела разные страны, и могу с уверенностью сказать тебе, что на земле нет второго такого места, как великолепная Санта-Каталина.

— А вы останетесь здесь? Моя мать очень надеется на это, — сказал он.

— Я не знаю, Хавьер! Твоя мать очень сентиментальна.

— О, это я знаю, — засмеялся он.

— Она была хорошей матерью, могу поклясться.

— Точно.

— Она почти заменила мне мать, когда я была еще крошкой. Она всегда покрывала мои шалости.

София заметила, что Хавьеру хочется вернуться к друзьям. Она была для него дочерью его хозяина. Они принадлежали к двум разным мирам. Он ни за что не станет говорить с ней на равных. Проявлять учтивость было частью его работы.

Она проследила за тем, как Хавьер возвращается к костру, а потом направилась домой. Он был ее сыном, в этом у нее уже не было сомнений. Хотя она так и не разобрала цвета его глаз, София подумала, что они должны быть карими. Будь они зелеными, она обязательно обратила бы на это внимание. В нем не было ничего выдающегося. Он был очень красив, но воспитан в традициях гаучо и хорошо вписался в свое окружение. Нет, было бы несправедливо посвятить его в перипетии его судьбы.

Когда она вернулась в свою комнату, Соледад все еще сидела там, ссутулившись и безвольно опустив руки на колени, словно осознавая свое поражение. Она посмотрела на Софию взглядом человека, которого только что лишили смысла всей жизни. Глаза Соледад покраснели и воспалились от слез. София чувствовала себя не лучше, но увидев, в каком состоянии находится ее служанка, только утвердилась в своем решении. Она совершила правильный поступок.

София сказала, что не смогла открыть сыну всю правду, и лицо Соледад, как по волшебству, прояснилось. Она успокоилась и облегченно вздохнула. Потом снова разрыдалась, но на этот раз это были слезы счастья. Она прижала Софию к груди, благодаря ее за то, что та дала ей сына. Соледад призналась, что не проходило и дня, чтобы она не напоминала себе о том, что Хавьер не принадлежит ей, что она лишь его опекун, поэтому ей надо воспитать его как следует, дать ему любовь и ласку, но быть готовой к возвращению настоящей матери, которая предъявит на него свои права. Но София с печалью в голосе ответила, что Соледад и есть его настоящая мать. Ведь не имеет значения, кто выносил ребенка, важно, кто его вырастил и воспитал.

— Хавьер даже похож на тебя, Соледад, — вымолвила она, садясь рядом с ней на кровать и позволяя обнять себя за плечи.

— Я не знаю, сеньорита София, ведь он такой красивый мальчик, — проговорила она, скрывая гордость, зная, что в этой комнате нет места для ее чувств.

— А как все произошло? — с любопытством спросила София. — Как могло случиться, что никто ничего не заметил?

— Сеньор Пако пришел к нам в дом и сказал, что мы самая подходящая пара, для того чтобы воспитать малыша. Наши семьи всегда были очень близки. Я же нянчила вас, вы помните?

София кивнула. Она подумала о Доминик и Антони, разработавших план отправить Сантьягито в Аргентину. Она не ощутила к ним неприязни. Они сделали все, чтобы у ребенка появился хороший дом, и были любящие родители. Она потеряла родной дом, а ее сын его обрел. София с горечью улыбнулась.

— Что он рассказал тебе?

— Он сказал, что вы однажды вернетесь, но сейчас не можете присматривать за сыном. Я не задавала вопросов. Сеньорита София, я не имею права вмешиваться. Я поверила его словам и сделала все, чтобы воспитать мальчика в лучших традициях.

Соледад остановилась, ее голос задрожал.

— Я знаю. Я не виню тебя. Мне просто надо знать, как все произошло, — успокоила ее София. Соледад глубоко вздохнула и продолжила.

— Мы выдумали историю о племяннице Антонио, которая умерла, оставив на наше попечение своего малыша. Никто не ставил под сомнение эту историю. Такое случается сплошь и рядом. Все были рады за нас, так как мы много лет хотели ребенка. Бог явил нам свою милость.

Она замолчала, по ее щеке скатилась крупная слеза.

— Спустя неделю сеньор Пако приехал в дом среди ночи. Маленький Хавьер был завернут в муслиновую пеленку. Он был таким красивым, как младенец Иисус, с большими карими глазами, как у вас, и мягкой оливковой кожей. Я полюбила его с первого взгляда и благодарила Господа за такой щедрый дар. Это было настоящее чудо. Чудо.

— Мой отец был единственным человеком, кроме тебя и Антонио, который знал об этом?

— Да.

— А как он отнесся ко всему этому? Ему было тяжело?

— Я не знаю, сеньорита София, но он был очень добр к Хавьеру. Ребенок бегал за ним по пятам. У них были очень хорошие отношения. Хавьер всегда был гаучо. Он был счастлив с нами, а не с вашей семьей. Мальчик чувствовал себя неуютно в больших домах. Он вырос, и между ним и господами возникла естественная дистанция. Но, как я и сказала, Хавьер всегда был любимцем сеньора Пако.

— А каким он был маленьким? — осмелилась задать вопрос София, хотя знала, что ей будет больно услышать рассказ о пропущенных ею годах.

— О, он был очень хитрым. От вас он унаследовал вспыльчивость, а от сеньора Сантьяго талант. Он всегда был лучшим во всем. Лучшим наездником и самым прилежным учеником.

— Я никогда не была прилежной ученицей, — возразила София. — В школе мне было слишком скучно.

— Но он ведь индивидуальность, сеньорита София, — напомнила ей Соледад.

— Я знаю, я это поняла. Мне казалось, что у него будет апломб и уверенность в себе, как у всех Соланас, но он показал мне свой уникальный характер. Я убедилась, что передо мной взрослый человек, чужой мне, и при этом я носила его под сердцем девять месяцев. Это так странно... А затем я оставила его, — сказала она упавшим голосом. — По крайней мере, меня больше не будут терзать мысли, где он, с кем он, каким он вырос. Я счастлива, что отец все устроил именно так. Соледад, ты была ему настоящей матерью, — закончила она и заплакала на груди своей верной служанки.

Она рыдала по тому, что потеряла и что обрела, и не знала, что из этого вызывало у нее больше грусти.

В ту ночь она почти не спала. Ее мучили разные видения. Ей представлялось, как она занимается любовью с Санти, как она потом всматривается в его лицо, а оно превращается в лицо Хавьера. Она очнулась в ужасе от увиденного, включила свет и попыталась прийти в себя. Ей было так одиноко, хотелось поделиться с Санти новостью о Хавьере, но она знала, что это принесет больше вреда, чем пользы. София не понимала, почему Доминик не поделилась с ней своим секретом. Она начала размышлять о том, как сложилась бы ее жизнь, если бы этот разговор состоялся. София вспомнила тот день, когда она позвонила домой Доминик, и там ей сообщили, что хозяева уехали и неизвестно, где их можно найти.

Позже София боялась открыться, так как Доминик и Антони напомнили бы ей о том, что предупреждали ее о последствиях такого неразумного шага. Она их не послушалась. Если бы она поговорила с ними, то они сказали бы, где находится ее сын. Она бы могла вернуться в Аргентину. Она могла бы даже рассчитывать на будущее с Санти. София знала теперь только одно: ее отец действовал из лучших побуждений, так как любил ее. Она была ему за это очень благодарна. Он дал ее сыну хороший дом и любящую семью. Наверное, он надеялся, что она приедет к ним, но теперь было слишком поздно. Слишком поздно начинать что-либо заново.