Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– Что вам угодно?

Жора вздрогнул и размашисто перекрестил стремительного работника сферы общепита, скомандовав ему:

– Сгинь! Но тут же щелкнул пальцами, задерживая официанта, и, обводя стол глазами, добавил: – Водочки еще и сочку грейпфрутового принеси, пожалуйста.

Сережа, кивнув, испарился в полумраке заведения так же молниеносно, как и нарисовался. Мне даже показалось, что это не сигаретный дым за ним вьется, а густая элитная сера из преисподней.

– Ладно, все это тонкости. Нам сейчас совершенно не принципиально в них разбираться. Нам нужно концепцию построить. У нее еще скелета нет, а вы уже спорите, куда этому динозавру половые органы приставить…

Я встал. У меня заканчивались сигареты. Обычно я бросал празднично. То есть последней выкуренной пачкой, как правило, становился какой-нибудь необычный сорт сигарет, что-нибудь новое или хорошо забытое старое. Дорогое и красивое.

Я подошел к бару и долго разглядывал презентацию табачных компаний, пока не остановился на светло-бежевой высокой пачке. С красиво срезанными ребрами – прямо как у настоящего гробика. Хмыкнув, я приобрел эту символичность у бармена, который, не переставая нервно разговаривать по мобильнику, услужливо улыбаясь одними губами, пошелестел пачкой за барной стойкой, и отдал мне ее распакованной. Я взглянул на зал. С моей позиции он просматривался идеально, клубы дыма над столиками и красноватая подсветка создавали фееричное впечатление, будто находишься в таверне, освещенной камином-жаровней.

Вечером здесь играла живая музыка, и сейчас, по чьему-то заказу, музыканты задушевно выводили «Владимирский централ», что, в общем-то, не было типичным репертуаром для данного заведения. Но эта икона шансона идеально вписалась в пьяное настроение среднестатистического средневекового программиста.

Пока я, выковыривая сигарету, обследовал пальцами свой последний гробик (пардон, предпоследний – последний будет непременно из дорогого лакированного дерева, и сделают его только лет через семьдесят), меня заинтересовало небольшое происшествие.

Все столики были заняты, а пара пустых – зарезервирована, и ввалившаяся в кабачок троица девиц запнулась на администраторе. Как оказалось, столик ими был предварительно заказан, но пока две из них выясняли это, третья подошла к стойке. В легком шоке я раскуривал сигарету со стороны фильтра, не замечая этого, и откровенно пялился на девушку…

Глава третья, в которой герой дважды успевает покраснеть

Твои волосы, руки и плечи – твои преступленья,

Потому что нельзя быть на свете красивой такой.

М. В. Андреев

Ее глаза были большими и красивыми. Я бы даже сказал, огромными и прекрасными. Нежное голубое сияние мягко окутывало верх ее лица, подсинивая поразительно чистые, словно юная снежинка, белки глаз, и трепетало сквозь приопущенные ресницы феноменальной длины, делая их еще более пушистыми.

Мне вообще глаза кажутся в человеке самой главной чертой, а в ее случае и вздернутый носик, и изящная волна верхней губки, словно специальные указатели, тихо шептали на всех языках мира: «Смотри мне в глаза…». Даже тонкие брови почтительно огибали этот волшебный свет настолько высоко, насколько это было возможно сделать, не принеся ущерба красоте этого необыкновенного лица.

Она немного отошла от стойки, и стало видно ее гибкий профиль. Мой взгляд скользнул вслед ниспадающим пшеничным волосам, густым и ровным. И, подобно лыжнику на трамплине, следуя безупречной геометрии тела, отскочил от упругого зада, даже не добравшись до нижнего края короткой, но аппетитно пышной фиолетовой юбки, которая соблазнительно подрагивала елочкой из трех ярусов, обрывающихся задолго до колен – девушка словно пританцовывала в такт музыке. Музыке моего сердца. Мне просто хотелось так думать, ибо нимфа, душевно выплясывающая под «Владимирский централ», автоматически теряла основной пакет акций в моих глазах. Хоть мне и нравились некоторые песни Михаила Круга.

Я судорожно глотнул ядовитый дым и снова взглянул на нее – уделив на этот раз внимание не очень большой, но, скорее всего, безупречной груди, обтянутой белым топом, и обнаженному участку загорелого живота, который являл взору пирсинг желтого металла, уютно спрятавшийся в глубоком пупке.

Стройные ноги были обуты в короткие сапожки белой кожи на стальной шпильке, и, глядя на ее икры, я готов был расплакаться в умилении. Пытаясь накрутить на палец сантиметровую прядь волос у правого виска, я наливался оптимизмом, думая о том, как не повезло Александру Сергеевичу, нашему, Пушкину, с поиском «хоть пары стройных ног», и как повезло мне – ибо я лицезрею (или ногозрею?) их эталон. Легкую кожаную курточку под цвет сапожек девушка держала, набросив на руку.

Вообще-то, уж не знаю, в силу каких именно особенностей собственной психики, но – я не влюбляюсь с первого взгляда. Скрупулезный анализ всех моих влюбленностей позволил мне выявить формулу собственных привязанностей.

Сначала я вообще не замечаю свою будущую любовь. Но, поскольку, девушки и женщины, в которых я влюбляюсь, все же неординарны и красивы, и привлекают других мужчин – причем в количествах, за которые Минздрав непременно бы отругал, и даже отшлепал, а не просто предупредил – я непременно вовлекаюсь в обсуждение их достоинств. Только, в отличие от своих друзей или знакомых, уже наглотавшихся розовой влюбленной облачности, я выступаю в роли трезвого обвинителя.

И без устали, аргументировано и убежденно ставлю акценты исключительно над недостатками. Я искренне негодую и плююсь, кручу пальцем у виска и хохочу над вкусом несчастных влюбленных, бесспорно полагая, что сам никогда бы не попал под чары этой красотки, потому что – а), затем, б), и еще у нее в), и, что уж совсем в ворота не лезет – г).

После этого, проснувшись каким-нибудь, до неприличия добрым и солнечным утром, я обнаруживаю себя, по самое не хочу влюбленным в предмет недавней беспощадной критики. И это самое недавнее «не хочу» вероломно меняет знак на противоположный. Причем положение моих дел оказывается гораздо более запущенным, чем у утешаемых мною накануне сотоварищей. В общем, влюбляюсь своеобразно. Медленно, но верно. Всерьез, так сказать, и надолго.

Все эти мысли вихрем пронеслись в моей голове, и из этого вороха нарядной лирики и психологии, блеснув холодной и безапелляционной обыденностью, отделилось простое стеклянное зерно уверенности, что в отношении сей прекрасной особы чувство любви я не испытаю – увы и ах, ибо нарушен привычный ход вещей. Вместо того, чтобы сейчас раскритиковать ее, а потом влюбиться, я стоял и искренне любовался этим совершенным телом, абсолютно не замечая никаких недостатков. Ну, и не стоило забывать о том, что я никогда не был влюблен одновременно в двух дам, а на сегодняшний день сердце мое безраздельно занимала Ирина.

Девушка улыбнулась мне, и сделала какой-то непонятный жест, однозначно имея в виду мою сигарету. Я опустил глаза и понял, что до середины докурил фильтр. Боже, какой конфуз! Стою расфуфыренным самцом, а веду себя, как лох. Я покраснел, затушил сигарету, и быстренько ретировался к своему столику, чертыхаясь про себя и дурацкую невнимательность. Люди, поверьте, не стоит начинать курить! И уж, тем более, не стоит начинать курить с фильтра!

Беседа за столом, видимо, несколько обострилась:

– Речь идет о банальной ответственности за свою собственную жизнь! – вещал Жора менторским тоном.

– «Об анальной ответственности» – это сильно сказано, – как бы что-то новое поняв в существующем мире, Михаил закивал головой, дожевывая хрустящий огурчик-корнишон.

Тут, наконец, до пьяной кампании дошла саморожденная шутка юмора, и мы долго ничего не могли сказать, давясь от смеха и вытирая слезы. Истерика длилась минуты три, и за это время у нас появились соседи – как раз те самые девушки. Кавалеры галантно прекратили ржать, и принялись пить дальше.

4
{"b":"220442","o":1}