Нетерпение мое доходило до предела – пока братья-алкоголики в обмен на долгожданные пузырьки старательно, монетку к монетке, выкладывали на потертый прилавок свою наличность, я отчетливо осознал, что, будь я участником суда присяжных по делу об импульсивном убийстве на почве общей раздражительности в похожей обстановке, голосовал бы за «оправдать».

Все же, видимо, в силу врожденного мазохизма, или просто для оправдания своего нарождающегося высокомерно-снисходительного взгляда на гаишника, который стоял в какой-нибудь полусотне метров от моей неправильно припаркованной машины, и не заметил такого вопиющего нарушения ПДД, я решил убить двух зайцев.

Раз уж оказался в аптеке, нужно было еще и презервативов купить. Ну, в конце концов, не всю же жизнь покупать их в продовольственном магазине рядом с домом. Некстати вовремя вспомнилась еще и недавняя просьба Гаврилыча, соседа сверху, который хотел поэкспериментировать с виагрой, но стеснялся купить сам. Я вызвался приобрести для несчастного мужика необходимый препарат, благо, сам никогда подобной конфузливости не испытывал.

А Гаврилыч являлся во всех отношениях полезным человеком. Он был великолепным мастером – на все руки. Порой мне казалось, что их у него не две, а несколько больше. Он мог разрешить любую неприятную ситуацию – от сантехнических и электрических проблем до обычной психологической помощи методом изречения какого-нибудь, опробованного на собственной пятидесятилетней шкуре, философского замечания или афоризма, типа «Жизнь – как зебра: белая полоса, черная полоса, белая, черная… А потом задница».

Одна беда – его огромное сердце с переменным успехом конкурировало в размерах с печенью, которой приходилось перерабатывать по несколько благодарностей в день от спасенных Гаврилычем сограждан. И это, конечно же, не преминуло отразится на его половой сфере.

Девушка-аптекарь была другая. Но, как и у той, строгой, не ведущейся на продажу без рецепта, лицо ее было уставшее от однотипных завсегдатаев. Или наркоманы брали какие-нибудь двусмысленные лекарства, или алкоголики штурмовали прилавок с поражающим энтузиазмом и неутолимой жаждой боярышника. Нормальные люди за какой-нибудь зеленкой или клизмой, видимо, сюда заходили редко.

Поэтому она несколько оживилась, и обозначила роскошной белозубой улыбкой свою симпатию мне, прилично одетому и вкусно пахнущему качественным парфюмом посетителю. «Жертва Лакалюта», – с восхищением подумал я, загипнотизированный белоснежным блеском ровных зубов.

И тоже приветливо улыбнулся, наблюдая зарождение нервного тика в районе собственного левого глаза, готовясь после получения товара и отдачи денег за оный, взять в направлении личного автомобиля разгон до 100 километров в час за какие-нибудь полторы секунды. Фраза, конкретизирующая мой визит, и купюра в размере 1000 рублей были заготовлены заранее, поэтому в аптекарское окошечко они готовы были проникнуть одновременно.

– Здравствуйте, одна виагра и десять упаковок презервативов, – выпалил я. Возможно, нервный блеск моих глаз несколько озадачил повеселевшую было работницу змеи и рюмки, но она тут же справилась с собой, и с удовольствием начала применять наконец-то пригодившиеся знания семинаров по работе с покупателями и общие сведения об ассортименте фармацевтической продукции.

– У нас есть упаковки по одной, две, четыре, восемь и двенадцать таблеток, – у нее был мелодичный и сексуальный голос работницы от телефонных услуг, но я не был настроен на наслаждение волшебными нотами в то время, когда автомобиль и кошелек находятся в столь близкой и явной опасности. Прикрыв глаза, и стараясь дышать ровно и спокойно, я отчеканил:

– Одна… таблетка… виагры… и десяток… упаковок… по три… презерватива, – в конце фразы улыбка сама легла на лицо, и очень хорошо. Иначе девушка могла бы испугаться. А так она не испугалась, а всего лишь немного растерялась:

– Вы знаете, у одной таблетки виагры не настолько пролонгированное действие… Девушка пыталась, как можно тактичнее, усомниться в мужской силе собеседника. И, заодно, в фармацевтической – виагры.

– Я, в процессе акта, остальные надувать буду, – начал было ерничать я, но тут же сжалился над девушкой.

– Первое не для меня, – я дышал, уже даже немного помогая себе руками, делая возвратные движения после каждого слова. Но паузы между словами уже не делал – некогда было. Оставалось секунды четыре до того момента, как нечеловеческая паника заставит меня завизжать и, вырывая и разбрасывая собственные волосы, броситься прочь.

Девушка улыбнулась, и разрубила следующим, вполне уместным вопросом меня на две аккуратные половинки, одна из которых готова была ответить, а вторая – рвануть на улицу:

– У нас есть ребристые, со вкусом, цветные…

Я обеими ладонями толкнул в аптекаршу воздух, останавливая ее речь, и сделал руками косой крест, как бы отменяя все, сказанное мной раньше. Выложил перед девушкой рецепт, и обреченно вздохнул:

– Спирта два флакона.

Глаза девушки, скользнув по мне, как по предателю, тут же приобрели предыдущее стеклянное выражение, с которым она обслуживала ценителей боярышника и гурманов от российской колесной промышленности…

К трем часам дня организм совершенно вымотался. Присутствовало ощущение, что я проработал на разгрузке железнодорожных вагонов пятнадцать часов кряду, и проявил при этом чудеса трудолюбия и усердия.

Выехав с офисной стоянки, я, несмотря на усталость, двинул в сторону ближайшего крупного торгового центра. Мне необходимо было сделать кое-какие покупки к приезду Иры, и я часа два потратил на шатания по магазину, забив тележку доверху всякой всячиной. Полный список этой всячины был написан Ирой, и я держал его перед глазами, словно карту, время от времени наезжая тележкой на других покупателей, тихонько бурча переделанную древнюю песенку Газманова: «Я сегодня не такой, как вчера, а вчера я был вообще никакой…».

Постоянно мучила жажда – видимо, обезвоживание организма приняло грандиозные размеры. Через полтора часа после приезда в магазин одна из двухлитровых бутылок минеральной воды в тележке была уже пуста. А сухость во рту и общее желание пить так и не проходили. С момента пробуждения я выпил не менее четырех литров жидкости, и для меня это было не нормально.

В торговом центре я обнаружил аптеку, где купил виагру для Гаврилыча и презервативы в личное пользование, доделав незавершенное днем.

Знал бы, что случится по дороге домой, заночевал бы прямо здесь, хотя бы и в тележке…

В паре километров от дома, когда я стоял на светофоре, собираясь повернуть налево, случилась авария. Черный Чероки с пафосным номером 666, стоявший далеко впереди меня, вдруг поехал назад.

Не знаю, что творилось в голове водителя, но он прилично ударил передок моей машины. Особенно досталось капоту и правому крылу. Я готов был заплакать. Энергии для разруливания каких-то проблем не было. Не было даже уверенности, что у меня хватит сил принять душ по возвращении домой – настолько я устал и хотел спать. За окном так успокаивающе моросил дождик, а тут эта неприятность…

Мужчина лет сорока, нагловатый и резкий в движениях, полный, ниже среднего роста, спрыгнул из кабины джипа, не воспользовавшись подножкой слишком высокой для него машины. И сразу принялся материться. Его бесцветные, близкопосаженные глазки постоянно бегали, и оттого злость его казалась показной. Белки глаз были в красных прожилках. Он старался не смотреть на собеседника, говоря всегда чуть в сторону, цепляя меня своими поросячьими глазками лишь на короткие мгновения, когда переваливал щетинистую физиономию слева направо и обратно.

Стоять рядом с ним было неприятно, даже не вслушиваясь в ту мерзость, которую он лил нескончаемым потоком на невиноватого, в общем-то, меня. Мысленно я даже изобрел термин для этого безобразия – «Словонность».