А в Европе такой судьбы для себя не желают. Экспортные потери США составили 20 млн долларов только оттого, что Франция отказывается покупать и возделывать генетически измененный маис. Австрия и Люксембург запретили производство генных мутантов. Греческие крестьяне под черными знаменами ворвались на поля в Беотии, в Центральной Греции, и уничтожили экспериментальные плантации с помидорами. 1300 английских школ исключили из своих меню пищу, содержащую трансгенные растения, а Франция очень неохотно и медленно дает одобрение на продажу новых продуктов с чужими генами. В ближайшее время Европейский союз должен принять способ ясной маркировки всех продуктов — есть ли в нем генетически измененные ингредиенты, и если есть, — до какой степени они изменены.
Итак, внутренний рынок Европейского союза по-прежнему остается бастионом, недоступным для биотехнических компаний. В ЕС разрешены только три вида генетически измененных растений, а если точнее — три сорта кукурузы. В США же таких продуктов насчитываются десятки, а скоро будет их сотни.
Чего же именно опасается дальновидная Европа? Можно ли с уверенностью утверждать, что чудо-растения биологически опасны? Например, кто гарантирует то, что пища с генетически измененными составляющими не приведет к появлению новых видов аллергий у людей? Такие продукты вполне могут нарушить баланс микроорганизмов в нашем кишечнике. Или, если разобраться, зачем нужен рапс с повышенным содержанием жирных ненасыщенных кислот? Ведь можно просто добавить в пищу хорошего растительного масла. Кстати, в масло из генетически модифицированного рапса следует добавлять витамин Е в качестве антиокислителя, иначе полезные жирные кислоты распадутся на потенциально канцерогенные радикалы. К чему такие сложности — вот в чем вопрос.
Или возьмем, например, историю с картофелем и антигеном гепатита. Ученым удалось вживить ген, препятствующий возникновению гепатита, в картофель. Мыши, сидевшие на диете из картофеля-мутанта, оказались иммунные к этой болезни. Но это мыши. А кто из людей станет есть сырой картофель? Между тем, варка разрушает антиген, и картофель никого не лечит. Так нужно ли было тратить время и деньги на возню с генами?
Компании, производящие генетически измененные продукты, отметают подобные сомнения как паникерскую чепуху, обычный страх перед прогрессом. Понятно, они тратили деньги не ради чьего-то здоровья, а ради расширения продаж и прогрессивного увеличения прибыли. Генетическое вмешательство, говорят они, всего лишь ускоряет процесс “селекции”, с которым люди знакомы давным-давно. Люди всегда вмешивались в природу, говорят сторонники такого прогресса, только теперь мы можем делать это более качественно и быстро, выбирать необходимые характеристики и сразу “прикладывать” к нужному объекту, а не идти старым путем проб и ошибок. Об этой подмене понятий уже сказано: селекционеры никогда не скрещивали свинью с картошкой. Они свинью картошкой кормили.
Если вы заливаете поля гербицидами и погибает все живое вокруг, кроме вашего урожая, вам это приносит выгоду, безусловно, а природе вредит. Считается, что ГМ-культуры наносят меньше вреда окружающей среде, потому что можно обойтись без такого варварства. И, разумеется, нет технических проблем, препятствующих тому, чтобы засадить все поля сельскохозяйственными культурами, устойчивыми к болезням, вредителям, гербицидам и пестицидам. Но если ген устойчивости к гербицидам есть в каждой клетке растения, высаженного на миллионах гектаров, рано или поздно при перекрестном опылении он перейдет к диким родственникам этих растений. Закрепившись в будущих поколениях, ген устойчивости к гербицидам даст суперсорняк, который никакой химией не убить.
Генетическое загрязнение планеты намного страшнее химического или радиоактивного. Мы помещаем живые организмы без всякой эволюционной истории в среду, которая не знает, как к ним приспособиться. Вот в чем принципиальная разница между селекционной работой и генетическими экспериментами — время! Манипуляции с генами не оставляют времени на проверку, повредит это новшество окружающей среде, или нет. Если вдруг окажется, что повредит, обратный путь будет найти намного труднее, если вообще такой путь возможен.
Уже сегодня тысячи ферм в Европе, США и развивающихся странах переходят на “старый” способ производства продовольствия. Это возврат к традиционной гармонии сельского труда, отказ от насилия над природой. На органичных фермах коровы пасутся на зеленых лугах, их не приковывают к кормушке и не пичкают белками, а земля родит без всякой “химии” и генной инженерии. В настоящее время в Европе производят органичных продуктов на 25 млрд долларов.
Г армоничная, естественная пища становится все более популярной. И продают ее не только в магазинах для богатых эксцентриков. Естественные продукты — от клубники и говядины до вина и шоколада — в Европе встретишь везде: в супермаркетах, в компаниях, развозящих продукты по домам, и едва ли не в каждой маленькой лавочке на углу. Органичная еда обходится потребителю дороже, но люди готовы платить за то, чтобы овощи и фрукты, которые попадут на их стол, не поливали ядами и не удобряли “химией”, а животные, чье мясо они едят, паслись на лугах, а не провели бы всю жизнь в состоянии стресса под крышей, по колени в навозе жуя корм, сделанный из падших коров.
Природные продукты чище и полезнее, но они еще и вкуснее, а их производство наносит минимальный вред окружающей среде.
Органичное хозяйство окупается не скоро; прибыль такая ферма начинает приносить лет через десять. Но по эффективности “чистое” сельское хозяйство не уступает “индустриальному” с его химией и генной инженерией, а в будущем, возможно, даже сможет превзойти его. На органичной ферме вместо химических удобрений и пестицидов человеку служит сама природа: птицы и полезные насекомые (например, божьи коровки) пожирают вредителей, а почва удобряется запашными культурами, которые идут и на фураж. Уже сегодня урожаи органичных полей, садов и огородов ничуть не меньше, чем там, где используют все достижения современной химии.
Рост урожаев в последние полвека, по меньшей мере, наполовину обеспечили не химикаты, а селекция и использование прогрессивного управления и контроля. Например, на основе фотоснимков полей, сделанных со спутника, можно точнее оценить состояние почв и рассчитать, какие культуры будут лучше расти на этих почвах. Вот это и есть “новая зеленая революция”, а не биотехнологии без границ!
Нам говорят, что спасение от голода лежит во внедрении биотехнологии в странах третьего мира. Но вот мнение организации Christian Aid, оказывающей гуманитарную поддержку развивающимся государствам. В отчете под названием “Продажа самоубийства: сельское хозяйство, ложные обещания и генетические изменения в развивающемся мире” сказано, что применение высоких технологий делает более уязвимыми малые фермерские хозяйства, из которых, собственно, и состоит основная масса производителей сельскохозяйственной продукции в отсталых странах. Индийские фермеры, покупающие дорогостоящие гибридные семена хлопчатника, залезают в такие долги, что уже сотни из них, разорившись, покончили жизнь самоубийством.
Одно из самых опасных свойств модифицированных семян — это их “конечная технология”. Ученые добились того, что растения, идущие на продажу, стали бесплодными, не способными производить семена. Это означает, что фермеры не могут собрать семена на следующий год, и должны покупать их снова. А ведь в настоящее время 80 % урожаев в развивающихся странах получают из выращенных фермерами семян. Понятно, что основная цель “конечной технологии” — в повышении доходов компаний, производящих семена.
Этот отчет основан на исследованиях, проведенных в Индии, Эфиопии и Бразилии. В нем указано несколько причин, по которым генетически измененные растения считаются опасными:
— они представляют угрозу для выживания миллионов мелких фермеров;
— они сосредоточат контроль над мировыми пищевыми ресурсами в руках небольшой группы людей.