— Инспектора, которому поручено расследование, зовут Леклер, — сказал Хоффман.

— Да, я его знаю. Но, к сожалению, он вот-вот выйдет на пенсию. И выглядит все так, будто это дело завело его в тупик. — Жену поколебался пару мгновений и спросил: — Могу я задать вам вопрос, доктор Хоффман: вы уверены, что все ему сказали? С вашей стороны было бы правильнее быть с ним максимально откровенным.

— Разумеется, я ему все рассказал. С чего бы мне что-то утаивать? — Хоффману было наплевать на тон, каким он это произнес.

— Мне нет дела до того, что думает инспектор Клузо[22] — вмешался Квери. — Меня интересует, каким образом сумасшедшему удалось миновать систему охраны в доме Алекса? И если он прошел мимо нее один раз, сможет ли он это повторить? Далее: если он сумел забраться в его дом, пройдет ли он сюда, в наш офис? Насколько я понимаю, мы именно за это тебе платим, Морис? За безопасность.

Бледные щеки Жену вспыхнули.

— Это здание прекрасно защищено, не хуже любого другого в Женеве. Что до дома доктора Хоффмана, в полиции говорят, что преступник знал коды ворот, главной двери и, возможно, самой системы охраны. Ни одна система безопасности в мире от такого не защитит.

— Я сегодня вечером поменяю все коды, — сказал Хоффман. — И в будущем буду принимать решение, кому их называть.

— Уверяю вас, доктор Хоффман, в нашей компании комбинации были известны только двум людям — мне и одному из моих техников. С нашей стороны никакой утечки быть не могло.

— Это вы так говорите. Но он мог получить коды где-нибудь в другом месте.

— Хорошо, давайте на время оставим коды, — снова вмешался Квери. — Главное сейчас, пока не будет пойман злодей, я хочу, чтобы Алексу обеспечили надежную защиту. Что для этого потребуется?

— Разумеется, постоянный охранник в доме, один из моих людей уже находится там. По крайней мере, еще два человека, которые будут дежурить ночью, — один патрулировать территорию вокруг дома, другой находиться внутри, около входной двери. На время передвижения доктора Хоффмана по городу я хочу предложить водителя, прошедшего контртеррористическую подготовку, и одного офицера безопасности.

— Они будут вооружены?

— Вам решать.

— Что скажете, профессор?

Час назад Хоффман категорически отказался бы от этих предложений, объявив их абсурдными. Но призрак в трамвае подорвал его решимость. Короткие вспышки паники, точно лесной пожар, то и дело возникали в его сознании.

— Я хочу, чтобы за Габриэль тоже приглядывали. Мы считаем, что маньяк охотился за мной; а если его интересовала она?

Жену делал записи в своем личном органайзере.

— Да, мы можем это сделать.

— Пока его не арестуют, договорились? Затем мы сможем вернуться к обычной жизни.

— А как насчет вас, мистер Квери? — спросил Жену. — Следует ли нам позаботиться и о вашей безопасности?

Хьюго рассмеялся:

— Единственное, что может стать причиной моей бессонницы, — это судебный иск по поводу отцовства.

— Ладно, — сказал Квери, когда Жену ушел, — давай поговорим о презентации, если ты, конечно, в состоянии в ней участвовать.

— Я в состоянии.

— Хорошо, и поблагодарим за это Господа. Девять инвесторов — все наши клиенты, как мы и договаривались. Четыре учреждения, три с ультрасолидным собственным капиталом, два семейных дела и куропатка на персиковом дереве.

— Куропатка?

— Ладно, не куропатка. Согласен, никаких куропаток. — Квери находился в отличном настроении. На две трети он был игроком, но на одну — продавцом, и прошло довольно много времени с тех пор, как эта часть его сущности имела возможность расправить крылья. — Основные правила таковы. Первое: они подписывают документ о неразглашении всего, что узнают о нашем компьютерном обеспечении. Второе: каждый из них может привести одного, предварительно выбранного профессионального советника. Они прибудут через полтора часа. Предлагаю тебе принять душ и побриться перед их появлением: нам нужно, чтобы ты выглядел блестящим эксцентриком, а не полным безумцем. Ты уж не обижайся на мои слова. Сообщишь им наши принципы, мы покажем компьютеры и все, что с ними связано. Я буду болтать и шутить, а потом мы пригласим их на ленч в «Бо Риваж».

— Сколько мы рассчитываем получить?

— Я хотел бы миллиард, но соглашусь на семьсот пятьдесят миллионов.

— А комиссия? Что мы решили? Оставим два двадцать?

— Твое мнение?

— Я не знаю. Это твоя область.

— Если мы назовем цифру выше, чем принятая, то будем выглядеть жадными, ниже — лишимся их уважения. Учитывая наши успехи в данной области, это рынок, но я все равно склоняюсь к двум двадцати. — Квери отодвинул стул и положил на стол ноги одним легким уверенным движением. — Сегодня для нас очень важный день, Алекс. Мы целый год готовились к тому, чтобы им это показать. И они с нетерпением ждут нашей презентации.

Два процента годовых с миллиарда долларов равнялись двадцати миллионам, и это всего лишь за то, что он пришел сегодня утром на работу. Поощрительная премия в двадцать процентов с вложения в миллиард долларов, если эти двадцать процентов вернутся — скромные деньги по меркам Хоффмана, — еще сорок миллионов в год. Иными словами, ежегодный доход в шестьдесят миллионов долларов за работу, которая займет половину утра, и еще два часа мучительной болтовни в дорогом ресторане. Даже Хоффман был готов за это пострадать.

— А кто именно к нам приедет? — спросил он.

— Ну ты же знаешь, обычные подозреваемые. — Квери в течение десяти минут рассказывал о гостях. — Но тебе нет нужды беспокоиться. Я возьму их на себя. Ты только расскажи им про свои драгоценные алгоритмы. А теперь иди, отдохни немного.

Кабинет Александра ничем не отличался от кабинета Квери, если не считать отсутствия чертежей яхты и любых других украшений за исключением трех фотографий в рамках. На одной из них Габриэль, снятая на пляже Памплон в Сен-Тропе, смеялась, глядя в камеру; солнце освещало ее лицо со следами засохшей соли на щеках после долгого заплыва в море. Хоффман никогда не видел человека, столь же полного жизни, и всякий раз, когда на нее смотрел, у него поднималось настроение.

На другой сам Александр, в 2001 году, в жесткой желтой шляпе стоял на глубине 175 метров под землей, в туннеле, в котором будет находиться Большой адронный коллайдер. Третья изображала Квери в смокинге — он получал в Лондоне премию, как лучший менеджер года Алгоритмического хеджевого фонда от министра правительства лейбористов. Как и следовало ожидать, Александр отказался присутствовать на церемонии. Хьюго поддержал его решение, что позволило повысить таинственность компании.

Хоффман закрыл дверь и обошел прозрачные стены своего кабинета, опуская жалюзи. Потом повесил на крючок плащ, вытащил из кармана диск с результатами сканирования своего мозга и постучал по нему костяшками пальцев, раздумывая, что делать дальше. На его письменном столе ничего не лежало и не стояло, за исключением шести экранов информационной системы Блумберга, клавиатуры, мыши и телефона. Он сел в ортопедическое вращающееся кресло с подголовником и пневматическим механизмом наклона, которое стоило две тысячи долларов. Затем открыл нижний ящик и засунул диск подальше, чтобы больше его не видеть. Захлопнув ящик, включил компьютер. В Токио Никкэй 225[23] опустился к закрытию торгов на 3,3 процента. Корпорация «Мицубиси» потеряла 5,4 процента, «Джепэн петролеум эксплорейшн компани» — 4 процента и «Никон» — 3,5 процента. Фондовый индекс «Шанхай композит» упал на 4,1 процента — минимум за последние восемь месяцев.