— Я привел тебя познакомиться со своей матерью, Шайен. Ко мне никто еще не был так близок.

— Тогда какого черта ты устраиваешь проблему?

Внезапно я больше не могу сдерживаться. Неважно, как сильно я этого хочу. Неваж-но, насколько я ненавижу эти слова, чувства или делиться ими вслух.

— Устраиваю проблему? Я провел ночь в гребаной тюрьме, Шай. Моя мама попросила меня о татуировке, но я повел себя как настоящий придурок, потому что с нами и так проис-ходит полно дерьма, чтобы еще и с этим разбираться, и я уехал. А потом…

Все мое тело напрягается, когда я вспоминаю лес. Разбитый телефон. Слезы. Когда я вообще в последний раз плакал?

И осознание того, что я хочу ее. Мне действительно важна эта девушка, а потом…

— Да. Прости, что не смог ответить на звонок. Я сидел в камере.

И эта девушка, которая значит для меня гораздо больше, чем я предполагал, была с мамой, когда я не мог быть.

Я гляжу в ее темные глаза, которые погрустнели из-за моего откровения о тюрьме. Ее пухлые губы, которые я могу видеть только из-за света на крыльце позади нас. Ее кожа цве-та карамели и воспоминание о том, какая она на ощупь под моими ладонями. Под моим те-лом.

И то, что я решил до тех дурацких красно-синих огней в зеркале заднего вида.

Что она нужна мне.

Глядя на нее, я понимаю, что в этом кроется что-то большее. Черт, как я мог влюбить-ся в нее? В кого-либо?

— Я не могу. У меня… Мне надо идти.

Все то время, что я ухожу от нее, у меня в голове кричит на меня голос. Иду по сухой траве и открываю входную дверь.

В моем доме, должно быть, не меньше семидесяти пяти человек, что невероятно мно-го, учитывая, насколько он мал. Я едва могу пробраться сквозь толпу. Музыка бьет по ушам. Люди хватают меня и пытаются заговорить, когда я протискиваюсь к коридору.

Не знаю, почему, но я вспоминаю ночь на вечеринке с Шай. Когда я обнаружил ее ссорящейся со своим бывшим, как она испугалась и спряталась за сараем.

Ее паника. Громкая музыка. Люди.

— Блин.

Я разворачиваюсь, надеясь, что она не последовала за мной внутрь. Я знаю, что она злится, и хотя мое сердце колотится в груди, и теперь я понимаю, что кроме нее мне никто не нужен, я надеюсь, что она развернулась.

Да, она часто ходит на вечеринки, но всегда паникует, когда эмоционально взволно-вана, а я в достаточной мере вел себя как кретин, чтобы взволновать ее эмоционально.

Я вижу, как она спотыкается, когда пытается пройти сквозь толпу. Ладони прижаты к ушам, глаза расширены.

Меня захлестывает адреналин, подливая масла в огонь, когда я отпихиваю людей с дороги, чтобы добраться до нее. Ее маленькое тело зажато между людьми. Ничто не имеет значения, кроме нее.

— Убирайтесь с дороги! — говорю я, отпихивая людей. Возможно, меня никто не слышит, но так я чувствую, что что-то предпринимаю.

Я подбегаю к ней и обхватываю руками. Должно быть, она пугается и бьет меня, но я, наверно, этого заслуживаю. Мне просто нужно держать ее и все исправить.

— Все хорошо, малышка. Прости. Прости, — говорю я ей на ухо. Ее руки обнимают меня, и я ей позволяю. Шай зарывается лицом у меня на груди, и я веду ее сквозь толпу. В моей комнате пусто, как я и предполагал. Единственное правило вечеринки. Никому не разрешается заходить в мою комнату.

Я прислоняюсь к двери, возясь с замком и в то же время обнимая ее.

— Прости. С тобой все хорошо, детка, — все, что я могу снова и снова повторять. Ниче-го. Слова ни черта не значат, потому что, очевидно, я плохо с ней обращаюсь.

Сквозь стены по-прежнему долбит музыка. По всему дому раздаются крики и смех неудачников. Как бы мне хотелось заткнуть их всех ради нее. Отвести, куда бы она ни захо-тела, чтобы вернуть ее.

— Я положу тебя, ладно? Давай ляжем.

Я знаю, что она не любит, когда с ней нянчатся и видят в таком состоянии. А я не люблю, когда она становится такой, но… Я практически ощущаю себя кем-то особенным, когда помогаю ей с этим справиться.

Одной рукой я придерживаю ее за спину. Я опускаю ее на кровать, снимаю с нее обувь, скидываю свою и сворачиваюсь рядом с ней. Не знаю, правильно ли это, но я натяги-ваю на головы одеяло. Пытаясь создать нам свой собственный мирок, где я не злюсь из-за глупых вещей, ей не из-за чего паниковать, а наши мамы в порядке.

Она начинает шевелиться, и меня вдруг охватывает паника, что она хочет отстранить-ся от меня, но она переворачивается и обхватывает меня руками. Я притягиваю ее ближе. Желая, чтобы она могла забраться внутрь меня или наоборот. Все, что угодно, чтобы сохра-нить ее в безопасности и быть так близко, как только возможно.

— Я здесь. Я с тобой. Просто дыши.

Я чувствую и слышу, как она делает глубокие вдохи. Ее тело больше не дрожит так сильно, но я крепче сжимаю ее, чтобы она знала, что я рядом и не отпущу ее.

— Ненавижу, — наконец, произносит она, ее голос настолько тихий, что я едва ее слышу. — Ненавижу быть слабой.

— Ты не слабая. Ты чертовски сильная, Шайен. — И не только по этому. А потому что она такая и есть. — Ты справляешься со всякой фигней лучше меня.

— У меня панические атаки. — От этих слов она еще сильнее дрожит.

Я знаю, что ей нужно пройти через это, а нам нужно поговорить, но прямо сейчас я лишь хочу, чтобы ей стало лучше. Я хочу ослабить напряжение в ее теле и заставить все это исчезнуть.

— Ш-ш-ш. Не сейчас. Поговорим об этом позже.

— Я устала… так устала. Прошлой ночью я не спала.

Меня разрывает вина. Она беспокоилась обо мне? Господи, я чувствую себя еще большим придурком. Слишком гордым, чтобы самому позвонить.

— Поспи. Я с тобой.

— Прости, — шепчет она.

— Не извиняйся. Ты не виновата. Ш-ш-ш. Поговорим позже.

Я целую ее в макушку и провожу ладонью вверх и вниз по спине.

— Я люблю тебя, — срывается с ее сонных губ. Слова сказаны так тихо, так невнятно, что я не уверен, что расслышал их правильно.

И все же слова проходят через меня. Не заставляют убежать. Даже не пугают меня. Не знаю, что, черт возьми, я такого сделал, чтобы заслужить их, а даже если и так, то не соби-раюсь избегать их.

— Я тоже. — Не знаю, слышит ли она меня, потому что не отвечает. Хотя я достаточно эгоистичен, чтобы их произносить. Что само по себе безумие. Я влюбился в эту девчонку, а она — в меня.

Каким-то образом одеяло и кровать срабатывают. Мы в своем собственном мире. Му-зыка или кто-то снаружи комнаты не имеют значения. Только мы.

Пока она спит, я обнимаю ее. Не знаю, как мы вообще дошли до такого, но почему-то эта игра становится реальнее всего остального.

И я хочу этого.

Чертовски хочу.

По моей коже блуждают губы. Темно — я думаю. Я знаю, что надо мной одеяло. Ря-дом со мной твердое тело и этот уникальный запах Кольта.

Кольт.

Ко мне возвращается вечер. Наша ссора, моя паническая атака. Он заботится обо мне. Снова.

Мои мышцы напрягаются. Я отчасти злюсь на него за то, как он себя повел, а отчасти — на себя за то, что нуждаюсь в нем. Я не должна нуждаться в нем или ком-либо еще… хотя, наверно, хорошо на кого-то полагаться? Не знаю, особенно из-за того, что мне не известны его чувства.

У меня в голове мелькают маленькие вспышки. Я ему говорила, что люблю его? Ду-маю, да. Или, может, я произнесла эти слова только у себя в голове. Мой пульс начинает сходить с ума.

— Моя Маленькая Танцовщица… — шепчет мне на ухо Кольт. Я улыбаюсь этому про-звищу. Его руки проскальзывают под мою футболку, и он водит большими пальцами вверх и вниз по моему животу.

Несмотря на улыбку, я не отвечаю, надеясь, что он подумает, будто я еще сплю. Мо-жет, я и не говорила их. Нам нужно поговорить. Я знаю, но у меня в голове столько всего происходит — в наших жизнях, что я даже не знаю, с чего начать. Все, что я знаю, — у меня есть к нему вопросы, но я не уверена, что сама готова отвечать.

— Обычно парни такое говорят, когда их девушки притворяются спящими, потому что не настроены на секс? Обещаю, ты получишь удовольствие.