— Агапия, а вы, как я посмотрю, лекарем стали? — довольно грубо ответила Лина. — Или может быть, вы знаете, как лечить посттравматический синдром?

— Нет, — испуганно прошептала она.

— Тогда не лезьте не в своё дело!

— Прошу меня простить, госпожа, — низко поклонилась женщина и скрылась за дверью, а Лина глубоко вздохнула и закрыла лицо руками, пытаясь успокоиться.

Да, это был он… Она очень хорошо помнила. Так же как после клинической смерти, пережитой ещё в другой жизни, которая вспоминалась как дурной сон, испытывала подобное. Неконтролируемые выплески ярости, страх, преследовавший всюду и везде, и неспособность держать оружие в руке. Пока это только начало, и не так явно для окружающих, но с каждым днём будет становиться только хуже. Он будет расти как снежный ком.

— Тирей, никто не должен узнать, что я не могу сражаться. Я справлюсь с этой проблемой… не сразу, но справлюсь, и мне очень хотелось бы остаться в живых к этому времени.

— Лина, вы можете быть уверены что ни от меня, ни от Агапии об этом никто не узнает, — уверенно сказал Тирей. — Но информация просочится в любом случае, во дворце очень много глаз и ушей.

— Спасибо, — кивнула Лина и поспешила покинуть лавку оружейника. Солнце уже клонилось к горизонту, и нужно было поторопиться вернуться засветло. В груди уже просыпалась тревога и предательский липкий комок страха.

Она быстро запрыгнула на свою Снежинку и направилась в сторону Акрополя.

Максимилиан бесцельно ходил по дворцу, злясь на себя, что разрешил Лине одной отправится к оружейнику. И дело было даже не в её болезненном состоянии, Лина была сильной женщиной и могла справиться с этим. Нет, дело было в неуверенности в её глазах, неуверенности и страхе. Она хорошо скрывала его, а возможно даже сама до конца не осознавала этого, но он ещё никогда не видел её в таком состоянии. Хотя нет… видел. Не совсем так, но очень похоже. После сражения под Митавой, когда они вернулись в Афины, сразу после захода солнца она кидалась на каждую тень и видела несуществующих врагов.

Максимилиан посмотрел в окно. Дневной зной уже отступал, воздух стал свежей и чище, а красивый закат озарял своим светом прекрасный город. Его город.

Почему, почему судьба Алкмены умереть? Она же ещё так молода, прекрасна… Её жизнь только началась. Любящий муж, дети… и всё вдруг закончилось. Как жестоки игры богов, и как страшно их наказание за неповиновение.

Сердце больно сжалось в груди, а ком в горле мешал дышать. Его Алкмена, любимая младшая сестра, которая всю жизнь была опорой… Как жить без неё?

Максимилиан смотрел, как красное солнце садилось за горизонт, и вспомнил о жене. Она так и не вернулась, и быстро вышел из комнаты, решив дождаться её на площади. Да, ему стоило больших трудов бороться с желанием всё время держать Лину подле себя. После того что произошло… после того, как он видел мир без неё, помнил свою жизнь без любви. А потом она едва не умерла, прикрывая его своим телом… И сейчас Максимилиан хотел чтобы жена была всегда рядом, видеть и быть уверенным, что с ней всё в порядке. Но это, разумеется, было невозможным. Он царь, а Лина не та женщина, которая согласится жить под надзором.

Максимилиан вышел на дворцовую площадь, и буквально сразу же в арке показалась Лина, а он не смог сдержать улыбку. Его жена была прекрасна, и она, пожалуй, была права, когда говорила что лошадь с белой шерстью подходит ей. Лина быстро приблизилась к нему, спрыгнула со Снежинки и тут же бросилась к мужу, крепко обняв, и зарывшись своими нежными пальчиками в его волосы.

— Что случилось? — спросил Максимилиан, чувствуя её дрожь.

— Можно я сегодня буду спать с тобой? — пошутила она, и Максимилиан широко улыбнулся, вспоминая, как больше трёх лет назад, после сражения под Митавой, она произнесла те же самые слова.

— Конечно малыш.

— И забери, пожалуйста, мои кинжалы, — кивнула Лина на одного из солдат за своей спиной. Максимилиан удивлённо поднял брови, но спрашивать ничего не стал и просто выполнил просьбу жены.

— Хорошие ножи, — сказал он, смотря на оружие, сделанное рукой Тирея.

— Да, наверно… — как-то странно потянула она. — Максимилиан, у тебя есть ещё дела сегодня?

— Да, я хотел встретиться с советником по торговле.

— Можно я с тобой пойду? — тихо спросила она и быстро добавила, — я буду тихо сидеть и не помешаю.

— Я могу отменить её, — тут же сказал Максимилиан, глядя в перепуганные глаза жены, и она посмотрела на него с такой надеждой, что сердце защемило.

— Не надо… наверно… я подожду тебя в спальне.

— Пошли, с советником я могу и завтра встретиться. Ты желаешь лечь спать?

— Да, но сперва я хочу заняться со своим мужем любовью. Это возможно? — тихо прошептала она ему на ухо, обжигая своим дыханием, и у Максимилиана в глазах потемнело от желания. Ничего не говоря, он схватил её за руку и уже буквально через мгновение они были в спальне.

Максимилиан лежал на спине и наслаждался ласками жены. Солнце село уже давно и была глубокая ночь, но вопреки своим словам, Лина не спешила засыпать. Она нежно перебирала пальцами короткие чёрные волоски на груди мужа и тёрлась щекой о плечо, на котором лежала и тихо, едва касаясь губами, целовала его. А порой испуганно вжималась в него, но успокаивалась, едва слышала его голос.

Она боялась, очень, очень боялась, но чего, полководцу было не понятно.

— Что такое, милая? — тихо спросил он. — Ты не хочешь спать?

— Почему так тихо? — испуганно прошептала она в ответ.

— Ночь, вот и тихо… Тебе страшно?

— Я… я боюсь закрывать глаза. Мне кажется, что я возвращаюсь туда. В том лагере тоже было тихо.

— Хочешь, я позову музыканта? — улыбнулся Максимилиан, стараясь развеселить жену, но она не развеселилась, а вместо этого поднялась на кровати и очень внимательно посмотрела на мужа.

— Хочу. Талию, она хорошо играет на арфе, — сказала Лина и посмотрела на полководца глазами голодного щенка.

Конечно то, что она сама просила позвать наложницу мужа к ним в спальню, было странным, но спать в полной тишине было невыносимо страшно.

— Арфа? Милая, ты же ненавидишь арфу. Хорошо, сейчас я её позову, — добавил Максимилиан, видя, что Лина абсолютно серьёзна.

Он быстро сходил, отдал соответствующее распоряжение и вернулся в кровать к жене, которая тут же вцепилась в него мёртвой хваткой.

— Максим, а ты помнишь, как мы занимались любовью вместе с наложницами, когда мне было нельзя?

— Конечно, — усмехнулся он в ответ, не понимая, почему Лина вдруг вспомнила о тех днях.

— А ты думал о том, чтобы… ещё раз…

— Думал, — ответил Максимилиан, — но я не хочу. А почему ты спрашиваешь? Тебе уже не достаточно меня?

— Конечно же нет! — тут же возмутилась она. — Просто я подумала, что ты же привык к разнообразию, и возможно я тебе уже надоела, ведь опыта у меня не так много…

— О боги, Лина, как это тебе в голову пришло? — закричал он, но замолчал, так как дверь в спальню открылась и на пороге появилась наложница, а вслед за ней двое служащих дворца с огромной арфой.

— Господин, — низко поклонилась она и тихо ойкнула, заметив в кровати Максимилиана Лину.

— Привет, — улыбнулась она смущённой девушке. — Талия, поиграй нам, пожалуйста. И если получится, не очень громко.

— Конечно, — низко поклонилась она, села за инструмент и через мгновение по комнате разлилась тихая мелодичная музыка.

Мягкий, чарующий звук арфы накатывал волнами, и через мгновение уже отступал, становясь больше похожим на нежное дуновение ветерка.

Лина не любила этот инструмент, так как он ассоциировался у неё с Мильто, которую она очень хорошо помнила лежащую перед Максимилианом в прозрачных одеждах. Под аккомпанемент арфы она рассказывала занятные истории об Олимпии. Но это было давно, и сейчас, когда эта предательница была мертва, а Лина стала женой греческого царя, этот прекрасный инструмент перестал волновать её, как раньше.