На торжественной церемонии открытия Музея изящных искусств Голенищев не присутствовал. Расставшись со своей коллекцией, он вскоре наконец женился — на француженке Цецилии Маттен и подолгу жил у нее на родине. «Поселяюсь совсем в милой Ницце среди моих книг и занятий и буду лишь летом наезжать в Петербург, — писал Владимир Семенович профессору И. В. Цветаеву 3 июля 1910 года. — Не могу больше переносить здешней (то есть петербургской. — В. Б.) зимней духоты и мрака: как побывал на южном солнышке, так и манит меня снова туда!»
Коллекция Голенищева стала украшением Музея изящных искусств. «Езжу регулярно в Москву, русский Египет, — писал 1 декабря 1912 года Владимиру Семеновичу профессор Б. А. Тураев. — Да, я теперь вижу, какое Вы сделали огромное культурное дело! Вам пришлось пережить тяжелый удар, расставшись с частью своей души, но да будет Вам утешением то, что Вы имеете возможность видеть при жизни, какие необычайные плоды принесла Ваша деятельность. Ни одна из громких египетских коллекций в мире не вызывает такого, не скажу интереса, а исступленного энтузиазма, как Ваша. Посетители в музей валят тысячами; путеводители раскупаются нарасхват… Ваше имя у всех на устах: египетский зал музея называют храмом, в который надо входить с трепетом».
В 1915 году, уже после начала Первой мировой войны, Голенищев вновь уехал в Ниццу, попросив в Эрмитаже отпуск. Добрался до Франции с большими трудностями и получил разрешение у директора Эрмитажа не возвращаться в Петроград «до более благоприятного времени» — окончания войны. Но раньше, чем кончилась война, в России произошла революция.
Почему Голенищев не рискнул хотя бы раз приехать после этого на родину, как случилось, что ему прекратили выплачивать ежегодную ренту, — ответов на эти важные вопросы я так и не нашел. Ясно только, что после революции Владимир Семенович остался без средств к существованию. Он начал искать работу преподавателя в одном из университетов Европы или США, а еще лучше в Египте. «Я не сомневаюсь, что в конце концов то место, о котором Вы бы мечтали, найдется для Вас именно в Каире», — писал Голенищеву 7 июня 1918 года известный американский ученый Дж. Х. Брестед, среди других друзей Владимира Семеновича хлопотавший о его устройстве на работу.
Хлопоты эти, как уже известно читателю, действительно дали результат. В 20-е годы Голенищев обычно «зимовал» в Египте с октября по апрель, затем, выйдя в отставку, стал приезжать из Ниццы на более короткий срок. Несмотря на почтенный возраст — в 1926 году Владимиру Семеновичу исполнилось 70 лет — он развил в Каире бурную деятельность. В университете он основал кафедру египтологии. Одновременно Голенищев занимал должность профессора и во Французском институте восточной археологии, расположенном в Каире. И, наконец, участвовал в составлении каталога древних папирусов Египетского музея. У Голенищева учились многие из египтян, кто впоследствии составил цвет национальной египтологической науки.
Владимир Семенович вообще был человеком чрезвычайно деятельным. «Мы впервые встретились в Петербурге в 1915 году, в Эрмитаже, — вспоминал много лет спустя другой видный русский египтолог профессор В. М. Викентьев. — Он подошел к нам быстрым шагом из глубины далекой галереи. Первое впечатление от него как человека, полного мощи, усилилось, когда мы разговорились. Его вдохновенная манера говорить заставила нас забыть, что ему шестьдесят. Таким могучим он остался и до конца своих дней». Замечу, что сам Владимир Михайлович тоже много лет прожил в Египте и, как Голенищев, преподавал в Каирском университете — вплоть до своей смерти в 1960 году. Нынешние египтологи старшего поколения были его учениками.
В январе, во время зимних каникул в университете, супруги Голенищевы обычно ездили в Луксор. В далеком прошлом славные Фивы, этот город почти ежегодно радовал археологов удивительными находками. С ними с интересом знакомился Владимир Семенович. С собой он повсюду возил огромный сундук. Там, разложенные по кожаным портфелям, хранились рукописи ученого, а также карточки, на которые он заносил примеры из текстов, предназначавшихся для его капитальной работы по синтаксису древнеегипетского языка. Увы, работа эта так и осталась незаконченной.
«В то время когда французские археологи моего поколения начинали свою деятельность в Каире стипендиатами Французского института восточной археологии, — вспоминал Гарно, — авторитет Голенищева был неоспорим. На чем он был основан? Прежде всего, на личных качествах этого большого и обаятельного человека, исключительно одаренного и духовно, и физически, — кабинетного ученого и педагога, исследователя и спортсмена, ум и культура которого могли сравниться только с благородством его натуры». По словам Гарно, Голенищев был не только одним из самых сильных, но и одним из наиболее индивидуальных умов своего времени. Он неизменно предостерегал молодых ученых от готовых идей и предвзятых теорий и никогда не задевал тех, кто придерживался отличных от него взглядов.
Кстати сказать, именно Гарно завещал Голенищев свой личный архив. После смерти Владимира Семеновича он был перевезен из Ниццы в Париж и составил основу научного института, названного Центром Владимира Голенищева.
Потомки не забыли великого русского ученого. В 2006 году, когда отмечалось 150-летие со дня рождения В. С. Голенищева, в саду Египетского музея в Каире по инициативе Российской академии наук был установлен его бюст — рядом с бюстами 22 других великих египтологов всех времен и народов.
Глава 15
Шпага Кутузова
В конце 1990 года я решил вновь пролистать книгу Петра Перминова о Египте под названием «Улыбка Сфинкса». Прочитал я ее сразу же, как только эта книга вышла из печати в 1985 году. Но тогда я только собирался ехать в Каир, а теперь за плечами — пятилетний опыт жизни и работы в Египте, так что наверняка какие-то страницы этой книги представятся мне по-новому.
Так оно и получилось. Но вот что больше всего заинтересовало меня — так это упоминание об Олеге Волкове, «последнем из могикан». И даже не просто упоминание, а ссылка на его книгу «Русские путешественники в Египте», изданную в Каире на французском языке в 1972 году.
Вот бы посмотреть эту книгу! И, ухватившись за новую нить, я опять еду в национальную библиотеку «Дар аль-кутуб». Там выясняется, что Волков опубликовал не одну книгу, а целых четыре. В 1967 году — путеводитель «По долине Нила», в 1970 году — об истории изучения рукописей в Египте, а в 1971 году — книгу, посвященную тысячелетию египетской столицы. Причем все они выпущены на французском языке одним и тем же издательством — Французского института восточной археологии в Каире, профессором которого был в свое время Голенищев.
Нахожу в справочнике номер телефона института, договариваюсь о встрече и в назначенный день и час еду в старый каирский район Мунира. Меня принимает научный руководитель института, доктор Кристиан Декобер, симпатичный француз в очках лет сорока на вид.
— Олег Волков? — переспрашивает он. — Ну конечно, знаю! Не раз встречался с ним в Каире в конце 70-х годов. Он много сотрудничал с нашим институтом. Кстати, месье Волков не был по профессии историком, этой наукой он увлекся уже в весьма почтенном возрасте. А так преподавал французский язык в немецком колледже в Гелиополисе. Не правда ли, несколько странное сочетание? — улыбается Декобер. — Русский преподаватель французского языка в немецком колледже! Так вот, — продолжает француз, — месье Волков полностью переключился на историю и археологию после того, как оставил работу в колледже и вышел на пенсию. Задания института выполнял по контракту. Мне кажется, что по крайней мере частично это увлечение объяснялось тем, что он нуждался в деньгах.
— По-видимому, месье Волков был холостяком? — спрашиваю я, вспомнив, как распродавалась его библиотека.
