Ассирийское войско сопровождали специальные писцы, которые вели запись добычи и пленных. Составлялись карты завоеванных областей[183]. В путеводителях, дошедших среди надписей этого времени, указано расстояние между отдельными населенными пунктами в часах и днях пути. Тиглатпаласар III сообщает:

Аккадское bêru — это семь-восемь километров, следовательно, 60 беру соответствуют приблизительно 450 километрам. Много ли это? Пожалуй, да, особенно если передвигаться по пересеченной, а тем более горной местности. Встает также вопрос, откуда взялись точные цифры о протяженности похода? Подсчет велся непосредственно во время похода или уже были известны расстояния между населенными пунктами урартов? Если брать во внимание второй вариант, то надо полагать наличие у Тиглатпаласара разведданных, собранных от купцов, беженцев, путешественников и т.д. Возможно, они и легли в основу карты местности.

Армию сопровождали специальные технические подразделения, имевшие как колесницы, так и специальные повозки для транспортировки всего необходимого — запасного оружия, провизии, палаток и прочего скарба, а также специальных осадных устройств и башен-таранов. Едущие в обозе ремесленники чинили и даже производили в походных условиях оружие.

Люди в походе обеспечивались зерном и маслом, лошади — соломой и сеном. Пропитание для войск распределялось в виде дневных рационов. Прокорм живой силы являлся чрезвычайно серьезной задачей, особенно для армии, насчитывавшей около 120 тысяч человек. Подсчитано, что если брать за минимум продовольственного обеспечения 1 литр зерна на человека в день, то объем каждодневно потребляемого такой армией зерна (без учета фуража для кавалерии и транспортных животных) составит не менее 120 кубометров[185]. Транспортировка только недельного запаса продовольствия и фуража осуществлялась обозом, состоявшим как минимум из нескольких тысяч транспортных единиц. Однако зачастую оперативность требовала пожертвовать полнотой обоза... Поэтому провинции, через которые пролегал маршрут войска, обязывались предоставлять ему продовольствие. За родными рубежами ситуация менялась, и часто военнослужащим разрешалось пополнять рацион за счет местного населения. После удачной битвы каждому воину раздавалась часть военной добычи.

Переселения покоренного населения практиковались ассирийскими владыками еще в XIII веке до н. э. Однако именно Тиглатпаласар III вошел в историю как организатор грандиозных депортаций народов — люди переселялись десятками тысяч и даже более[186]. Делалось это планомерно, причем решались в комплексе несколько задач.

Во-первых, таким образом наказывались восставшие общины и селения. Во-вторых, депортированные народы и племена отрывались от привычной среды и окружения, от своих богов, оказывались в чуждом окружении. Так ослаблялась их воля к сопротивлению. Чересполосное размещение чуждых друг другу этносов снижало возможность восстаний на окраинах. Это до поры до времени способствовало снижению мобилизационных требований к собственно ассирийцам. В-третьих, депортанты пополняли армейские ряды и разнообразные рабочие бригады на «стройках века» той эпохи. В-четвертых, в новой среде инородцы могли скорее ассимилироваться в более-менее однородную массу ассирийских подданных. Благодаря им увеличивалось население городов и прочих селений, в том числе в стратегически важных областях империи. Депортанты никаким образом не ощущали себя изгоями, хотя бы потому, что подавляющая часть населения империи как раз и состояла из переселенцев. Надо заметить, ассирийцы не были охвачены идеей фикс о своей исключительности (в отличие, например, от сынов Израилевых). Они не страдали шовинизмом и адекватно, с деловым подходом, относились ко всем народам и включали лучших их представителей в свою элиту. Державные власти вполне приветствовали межэтнические браки. Это, пожалуй, еще одна черта, сближающая Ассирию с рядом других великих империй, взять хотя бы современные США — «плавильный котел» народов.

Итак, от политики опустошения завоеванных областей и истребления их жителей Тиглатпаласар III перешел к политике переселений, основанной на сохранении и ротации покоренного населения, на которое возлагалось бремя повинностей, поборов и «налог кровью». Убыль собственно ассирийских земледельцев была приостановлена, воцарилось спокойствие во внутренних землях, и уменьшились угрозы на периферии. Можно было спокойно расширять империю.

Депортации, как и все прочее, проводились организованно. Переселенцы брали с собой свое имущество. Составлялись перечни депортантов, где указывались их имена и состав семей, перечислялись участки будущего расселения, размеры отводимых участков, а также должность того, кому предстояло владеть этими людьми или эксплуатировать их (как правило, это были крупные сановники, иногда — городские общины или храмы)[187].

По некоторым подсчетам, общее число депортированных в новоассирийскую эпоху оценивается в 1,5—4,5 миллиона человек[188].

Покоренное население разделялось на три части. Попавшие в первую служили ассирийскому царю в рядах постоянного войска кицир шаррути. Включенные во вторую вливались в ряды крестьян и впредь несли общие для всех ассирийских земледельцев повинности, в том числе и военные. Оставшихся обращали в рабов и продавали. Если в среднеассирийский период стоимость раба была эквивалентна цене шести гектаров земли, то в новоассирийский, с его непрекращавшимися военными кампаниями, она снизилась. Раба теперь можно было купить за одну мину серебра (рабыню — за 30 сиклей) — это было эквивалентно около пяти гектарам[189]. Бывало, что цена вообще падала и составляла 17 сиклей — при покупке рабов «оптом».

Документы свидетельствуют, что рабы-земледельцы новоассирийского периода были близки к крепостным или колонам. Они жили в одних и тех же селениях со свободными крестьянами и несли с ними одни и те же повинности (воинскую, строительную и т.д.)[190].

Залог успеха на внешних фронтах — внутренняя стабильность, порядок и благополучие. А для этого требовалась соответствующая инфраструктура обыденной жизни. Ассирийская империя оставила археологические следы такой инфраструктуры: это руины ее величественных столиц и следы многочисленных селений, остатки грандиозных ирригационных систем, следы «царской» дороги[191].

Хотя население империи, кроме собственно ассирийцев, состояло и из различных народов, все же подданные ее, особенно граждане (mar'ē māt Aššūr — сыны Ассирии), проживавшие на определенном месте в течение нескольких поколений, позиционировали себя как ассирийцев, жителей Ассирии — страны с определенной территорией и границами, которые нужно было защищать[192]. По крайней мере, слова «граница» и «территория» задействованы в новоассирийских источниках более трехсот раз; понятия «пересечение», «нарушение» границы фигурируют пятнадцать раз[193]. Помимо общей территории проживания, обывателей Новоассирийской империи объединяли два официальных языка (ассирийский и арамейский), этническая и религиозная терпимость.