Наконец они сели в лодку и та отчалила от берега. Она покачивалась на волнах, словно бескрылая птица. Грохот прибоя рассекал влажный воздух, будто удары меча.

Путешественники поднялись на борт корабля, тот снялся с якоря и отплыл, а провожающие все не уходили. Камал и Киран увидели, что Тара плачет.

Заметив их взгляды, она вытерла глаза концом сари и отрывисто произнесла:

— Люди запутываются в зависти, в честолюбивых надеждах, сходят с ума от предрассудков, теряют голову от мелочной злобы, а ведь на самом деле нет ничего важнее любви. Почему же мы так часто ею пренебрегаем!

Мужчины подавленно молчали. Тара горько усмехнулась. Неужели только и остается, что принимать счастье в награду за страдания, а потом жить в тревоге, боясь его потерять!

Молодая женщина поняла, что была слепа. Жизнь ненадежна и жестока, светлый, безоблачный мир существует лишь в ее воображении.

Киран знал, о чем думает Тара. О том, что он не сумел защитить свою сестру, о том, что променял любовь Амриты на безопасную, обеспеченную, спокойную, хотя и безрадостную жизнь.

Киран узнал мужа Тары. Именно этот мужчина держал на руках ребенка Амриты. Вероятно, их связывали всего лишь дружеские отношения. Мысленно он вновь и вновь повторял слова Тары: «Вы увидели то, что хотели увидеть». Он понял, что очень хочет встретиться с Амритой. Прошло больше шести лет, но желание повидаться с ней, запрятанное в глубину души, притупленное временем, чередой жизненных событий и забот, продолжало жить. Увидеть Амриту, познакомиться со своей дочерью. И быть может, вновь испытать чарующие мгновения любви.

Узкая, извилистая тропинка поднималась все выше и выше, лес становился все темнее и гуще. Трещали миллионы кузнечиков, стаи золотисто-зеленых попугаев испуганно перепархивали с одного дерева на другое; по огромным лианам, преследуя путников, с громкими криками прыгали обезьяны. По-настоящему страшно становилось, когда вдруг издалека доносилось громоподобное рычание тигра. Животные волновались, отказывались слушаться, а люди испуганно возводили глаза к небесам.

Иногда посторонние звуки отдалялись и замирали; слышались только прерывистое, тяжелое дыхание носильщиков, шорох от мягкой поступи человеческих ног и стук лошадиных копыт.

Поднявшись наверх, путники видели перед собой поросшие могучим лесом пропасти и вереницу рыжих гор. Простиравшиеся у их подножия джунгли занимали необозримое пространство, похожее на огромное изумрудное море. По ночам, когда светила луна и дул сильный ветер, «море» волновалось, дрожало, шумело и переливалось фантастическим светом.

Амрите казалось, что она впервые по-настоящему увидела гордую, величавую природу своей страны. Мириады причудливых творений мелькали, копошились, суетились под ногами и над головой. Временами природа казалась истерзанной, суровой, в других же местах все было свежо и зелено, благоухало и цвело, как в сказке.

Порой путники ехали верхом, иногда шли пешком, продираясь сквозь плотные тропические заросли. На стоянках разжигали костер и варили дал[25], который заедали чапати. Пили прохладную ключевую воду, бьющую из-под камней тонкой струйкой и убегающую вдаль весело журчащим ручейком.

Проезжали крохотные бедные деревеньки, затерянные в безбрежном пространстве джунглей, прохладные, окутанные полумраком ущелья, по дну которых текли речки с низкими каменными порогами, переходили через широкие бамбуковые мосты-настилы.

Амрите было неприятно оттого, что ее похитителя приставили присматривать за ней. Девар тоже испытывал неловкость. Хотя настоящим похитителем был не он, а принц Арджун, сколько бы Девар ни оправдывался перед собой, его не покидало чувство вины.

Амрита не смотрела на него и не разговаривала с ним. Молодая женщина не пыталась бежать, ибо прекрасно понимала, что в одиночку ей не выбраться из джунглей. Принц ехал впереди, почти сразу за проводниками; он ни разу не попытался подойти к Амрите и заговорить с ней. Очевидно, решил подождать, пока трофей не будет доставлен во дворец, надлежащим образом наряжен и украшен. Сын раджи Майсура продолжал относиться к украденной им женщине как к вещи. Он решил воспользоваться ею, когда придет время, а потому предоставил заботы о ней своим слугам.

Амрите дали мужскую одежду, вроде той, какую носили воины Хайдара Али. Сначала ей было стыдно ходить в шароварах и рубашке, но вскоре молодая женщина перестала обращать на это внимание. Так было удобнее и проще, ибо сари без конца цеплялось за траву и ветки, а тонкая, как паутинка, ткань не могла служить защитой от насекомых.

Чем дальше они удалялись от Бишнупура, тем сильнее ныло сердце Амриты. Она не могла поверить в то, что разлучена с дочерью надолго, может быть, навсегда.

Однажды, когда перед Амритой неожиданно появился Девар и разрубил саблей лиану, которая загораживала ей путь, женщина посмотрела ему в глаза и резко произнесла:

— Отойдите от меня. Я ненавижу вас!

Лицо Девара исказилось, как будто его внезапно ударили. Увидев суженные от злости, холодные глаза Амриты, он невольно подумал о том, как преобразился бы ее облик, если бы они расширились и стали нежными. Однако он знал, что этого никогда не произойдет. Во всяком случае, в его присутствии.

Он решил, что надо как-то оправдаться.

— Я выполнял приказ. Если бы не я, это сделал бы кто-то другой.

Ответ прозвучал сурово и сухо.

— Но это были вы! — не меняя тона, заметила Амрита и добавила: — Знайте, что вы сделали несчастной не только меня, но и мою маленькую дочь, которая осталась в храме.

Девар вздрогнул. Он не подозревал, что у танцовщицы есть ребенок. Ведь у девадаси не может быть мужа! Вероятно, она родила от кого-то из паломников или жрецов.

Амрита шагнула вперед. Молодая женщина опустила голову, стараясь сдержать слезы. Едва ли не впервые она чувствовала граничащее с безысходностью отчаяние. Кем ее хотят сделать? Наложницей, придворной танцовщицей, рабыней? Как бы то ни было, стоит ей очутиться во владениях принца, дверца золотой клетки захлопнется и прежней жизни придет конец.

На привале Девар вновь подошел к Амрите, сел неподалеку и сказал:

— Возможно, все не так плохо, как тебе кажется. Женщины повелителя живут в роскоши. Думаю, если ты будешь послушна и станешь радовать принца своим искусством, он позволит тебе привезти дочь во дворец. Я не знаю, как тебе жилось в храме, но жизни во дворце раджи завидуют многие. Ты просто не представляешь, что это такое.

— В храме мне говорили о том, — помолчав, ответила Амрита, — что невежественные люди часто принимают временные радости жизни — богатство, роскошь, еду, питье — за нечто, способное подарить вечную радость и счастье.

Девар вспомнил, как в его родной деревне голодные люди, случалось, были готовы отдать жизнь за горсть муки, в которой кишели черви.

— Я их понимаю, — вздохнув, сказал он.

— Из какой вы касты?

Девару почудилось, что в вопросе прозвучало презрение.

— Кшатриев. Но меня воспитали шудры.

— Я тоже шудра, — спокойно промолвила Амрита и добавила: — Знаете, один мудрец сказал: «Жемчужина находится в раковине, раковина находится в море. Ныряльщик достает ее оттуда. Никто другой не способен сделать это». Если не судьба, то отношение к жизни и людям — в ваших руках.

Девар понял, что она видит его насквозь и не собирается щадить.

— Вот как? — произнес он с оттенком иронии. — Шудра? Мне казалось, что ты ни больше ни меньше, как брахманка!

Девар лгал. На самом деле она представлялась ему созданием, существующим вне сословных различий. Разве красота может подразделяться на касты? Разве она продается? Разве всякая птица способна жить и петь в клетке?

Он видел ее тело в танце, но понятия не имел, что представляет собой сокровищница ее души.

— Я знаю, ты спрашивала у принца о том, откуда он узнал твое имя. Его назвала одна из твоих подруг. Она выступала перед сыном раджи в Калькутте вместе с танцовщиком-мужчиной. Очень красивая пара. Женщина сказала господину: «Поезжайте в Бишнупур, там, в храме Шивы, есть девадаси по имени Амрита».